Анатолий ГАГАРИН
Родился на Чукотке, в г. Анадыре Магаданской области. Живёт в Екатеринбурге.
Член Союза писателей России с 2012 года. Автор шести поэтических сборников.
Кинопродюсер, кинокритик. Директор творческого объединения «Кинофабрика».
Доктор философских наук. Профессор Уральского федерального университета, руководитель Экспертно-аналитического центра УрФУ. Генеральный директор Института системных политических исследований и гуманитарных проектов.
Звон и трепет травы, прорастающей в снег,
В мозг зимы, в её плоть, обращённую в лёд.
Заполошный озноб принимаю за бег.
Крошки льда в полынье застывают, как мёд.
Кто их здесь набросал, приманив, как на хлеб,
Птиц ночных, ледяных, порождённых зимой?
Вот зрачок полыньи побелел и ослеп,
Мир язык отморозил и стонет, немой.
Лёд седыми иголками шьётся легко,
Стоит птицам махнуть оловянным крылом.
Ошарашится божьим, простым пустяком
Вся округа, где завтра махнут помелом,
И откроется линза в сиреневом льду,
Чтобы пялилась сверху кривая луна,
А из глыбкости сквозь серебрянку-слюду
Глянет рыба с крылами, почти не видна.
Утром хруст рассыпается снежным хлыстом,
Гулом кровьим, похмельным откликнется лес.
И вороны, исполнены вечным постом,
Перекличку затеют до самых небес.
Оцепенелым цеппелином
В морозном воздухе плыву,
Тулуп мой пахнет нафталином,
Я буйну потерял главу
В том вечно длящемся вчера,
Где поджидает детвора,
И просветлённая пора
Сулит открытия с утра.
И очарован я кулисой,
Что снежно падает с небес,
Меня укрыв ворсистым плисом.
И я, законченный бельмес,
Плыву, навеки очарован,
Шмелями снега зацелован,
Морозом весь перетолкован,
К былому прикомандирован.
Кроит отвесом Мастер кладку
Хоромам зимним в серебре.
Не разгадать его загадку,
Сколько ни ройся в словаре.
С утра с дружком, как два титана,
Мастырим лаз внутри кургана,
И роем мы согласно плану
Ту крепость, что давно желанна.
В неё забившись, ждём атаки…
Но нет врагов, и мы в подлодке,
Плывём теперь вдвоём к Итаке.
Сюжет игры пречудно соткан,
И мы, уже два капитана,
Два Одиссея, неустанно
Плывём к брегам обетованным,
Два Немо, принцы безымянны.
Сквозь толщу снега-океана
Нам слышен неумолчный гул,
Там пляшут тени непрестанно,
Видать, Платон не обманул.
От них сбежали в мир фантазий,
Где вымысел разнообразней,
«Авось» сильней любых оказий,
И нам хватает ипостасей.
Снег засыпает всё в округе,
И в детство не отыщешь вход.
Спасибо памяти-поруке,
Она желанней всех свобод.
Сквозит черёмуховый смех
Над робкою мечтой о лете.
И мнится, это – грех нас всех,
Мы всё равно за всё в ответе.
Всё это флагелланта блажь,
Отринем самобичеванье.
Аккорд небесный и пассаж
Нам свыше дан во испытанье
Любви к неперемене мест
И уз тугих – Земли и Духа.
Их потяни – и благовест
Прольётся тихо снежным пухом.
Зачем салютами хлопочет небо?
Чтоб пылью звёздной наглотаться в дым?
«Где ты летишь, моя звезда Плацебо?» –
Шепчу я в полдень небесам пустым…
И тополя топорщат пальцы Вия,
Всё силятся поймать за хвост звезду.
Никто в абсурде этом не повинен,
Нельзя на пустоту надеть узду.
Но верится, что мысль рождает веру.
Хотя, пожалуй, всё наоборот…
А ночь салютами взрывает меру,
Звездой-пустышкой веселя народ.
Мои стопы истёрлись в костяные салазки,
Первый шаг обжигает, а другой – холодит.
И ступаю с утра я с тоскливой опаской,
Снега жду, по нему каждый лихо скользит.
Пацанам – баловство, старикам – избавленье.
Зацепился клюкой за большой грузовик.
И уехал туда, где спасает прощенье
И прощания нет, и так тянется миг…
Застыла в ожиданье ель,
Когда ей снежную постель
Зима вокруг неё расстелет.
И Врубель или Брейгель, может,
Напишет ель на снежном ложе.
А время дышит еле-еле…
А рядом золушка-сосна,
Не зная роздыха и сна,
Вдаль смотрит, словно с марса мачты,
Лесной матрос вечносмотрящий,
Упорно мысленно просящий
Художника: «Ну, замаячь ты!
Спеши, творец, в лесные дали,
Таких здесь волки не едали
(Мы на Урале так шуткуем) –
А посему иди, не бойся,
И волку я сказала: “Скройся!”
Ждём. Всей тайгою очаруем».
Рдеющая медь сосновых пяльцев
Вяжет зеленеющую шаль.
Укрывает от орла-скитальца,
Что нацелил клюв, неся печаль,
Тех, кто пробирается под сенью
Медных веток и хвои густой,
Тех, кто не накрыт орлиной тенью
И спешит устало на покой.
Хвойной шали, верил я, под силу
Всех сберечь, бредущих ввечеру.
И богов лесных помочь просил им…
Вот и сам я до утра замру.
