Воспитание классикой
Татьяна Гушель
Родилась в г. Белгороде. Окончила факультет архитектуры и дизайна в БГТУ им. В. Г. Шухова. С детства увлекалась поэзией и прозой. Публиковалась в русско-сербской газете «Диалог». Летом 2024 года стала победителем фестиваля молодёжного творчества «Берег» в номинации «Проза». В декабре 2024 года издала первую книгу «Кофейные хроники» – сборник художественных рассказов. Занимается в литературной студии «Младость».
– На берегу пустынных волн… на берегу пустынных волн… – тоскливо затянула десятилетняя Маша, водя глазами по потолку.
– Угу, – кивнул Григорий Петрович, сидя в кресле с газетой в руках.
Он только делал вид, что читает, а сам внимательно слушал внучку.
– На берегу пустынных волн стоял он, дум великих полн, и вдаль глядел… – Душа девочки сопротивлялась «Медному всаднику», так неожиданно возникшему в её жизни.
Маша перекатывалась с носков на пятки, с пяток на носки, а щёки краснели спелым помидором, вроде того, что она ещё утром тайком сорвала в теплице.
– А дальше? – после затянувшейся паузы он отложил газету и взглянул на Машу поверх очков.
– …Пред ним широко река неслася; бедный чёлн по ней стремился одиноко…
– Продолжай.
– …По мшистым, толстым берегам…
– Топким.
– …По мшистым, топким берегам чернели избы тут… – Маша наклонила голову влево, – …и там, – а потом вправо, – приют убогого чухонца; и лес, неведомый лучам в тумане спрятанного солнца, кругом шумел. И думал он… – Решив, что этого на сегодня достаточно, девочка тихонечко взвыла: – Деда, это ужас какой-то! Может, придумаешь что-то полегче? Не понимаю я твоего Пушкина!
– Машенька, Пушкин – это классика. А классика – наше всё. Её нужно знать. Пусть сразу ты всё не поймёшь, но потом, через много-много лет, придёшь ко мне и скажешь спасибо, потому что в ней будут ответы на многие вопросы жизни.
– Я уже всё знаю! Ты нам это много раз читал. Зачем ещё учить?
– Затем, дорогая, что это твоё наказание. Причём, заметь, не самое суровое. Это раз. Затем, что я обещал твоей маме сделать из тебя образованного человека. Это два.
– Не знаю, как вступление к поэме «Медный всадник» сделает из меня образованного человека, – вздохнула девочка, а потом, набравшись смелости, спросила: – Может, всё-таки, ну там, недельку без сладкого?
– Мария! – строго сказал дедушка.
– Ладно-ладно. – Она направилась к выходу из гостиной, но задержалась в дверях, обернулась и, понимая, что дедушкино терпение может вовсе закончиться, осторожно спросила: – А можно мне погулять, когда выучу половину?
Григорий Петрович улыбнулся:
– Ну и упрямица же ты! Мы о чём с тобой договорились?
– Пока не выучу всё вступление…
– Ну и какие вопросы?
– Никаких…
Григорий Петрович снова взял в руки газету и перелистнул страницу.
За несколько дней до…
Григорий Петрович совсем недавно вышел на пенсию, а в начале года потерял супругу. Оказавшись на даче в полном одиночестве, попросил детей привезти внуков на лето. Дети промешкались немного, как, мол, он один да с тремя? Раньше ими всегда занималась бабушка. Ловко готовила завтрак на пятерых, слушала их рассказы о школе и садике, давала задания по огороду, организовывала походы на речку, включала мультики и читала перед сном. Она умела создать отдельный мир не только для внуков, но и для любимого мужа. Настоящую маленькую жизнь. Григорий Петрович обычно много работал, не имея в запасе свободного времени, отдавал себя делу, веря, что «для своих» время ещё будет. Теперь оно у него было. Только её не стало. И дом опустел, и тишина повисла, и сам он, кажется, оборвался. Вместо летнего лагеря внуков всё же привезли к дедушке.
Программа летнего чтения на даче выглядела примерно так: после обеда Григорий Петрович собирал детей в гостиной, садился в любимое кресло и начинал читать им вслух. Красиво так, с оборотами, интонацией, меняющимся голосом и жестами. Начал с поэзии. И конечно же, с Пушкина, стихами которого и сам частенько зачитывался перед сном. Думал: «Вот это им точно понравится», водя указательным пальцем по любимым строкам. Внуки слушали минут двадцать, а потом начинали вздыхать, переглядываться, следить за стрелкой часов. Солнце, лето и… стихи. Уж лучше бы лагерь…
Когда урок заканчивался и Григорий Петрович закрывал книгу, дети шумно разбегались в разные стороны, оставляя дедушку вместо себя осознавать всю красоту и глубину прочитанного. Он тяжело вздыхал и надеялся, что они поймут. Со временем.
Так прошло почти две недели.
Июньское солнце разогрело речную воду, а закладка в томике Пушкина приближалась к концу книги. На пожелтевшей странице появился «Медный всадник». Григорий Петрович питал к нему особые чувства. Он очень напоминал ему о собственном Питере – о службе на морском флоте, дружбе, зародившейся там на всю жизнь, о невероятной мощи человека, заложившего здесь первый камень, и, конечно, о ней, которую банально встретил на Невском проспекте у разводного моста. Он отложил книгу и начал рассказывать детям о Финском заливе, о том, как строился Петербург, об архитектуре, о белых ночах. А ещё – как моряком бегал по мостовой, давал клятвы, писал стихи и переписывал этого самого «Всадника» для «вашей бабушки»… Дети слушали, затаив дыхание. Они никогда прежде не видели дедушку таким.
– А о чём этот «Медный всадник»? – полюбопытствовала Маша.
– Сейчас я вам прочту!
Григорий Петрович надел очки и начал читать:
На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел…
…И перед младшею столицей
Померкла старая Москва,
Как перед новою царицей
Порфироносная вдова…
Он закрыл книгу и тихо сказал:
– На сегодня, пожалуй, достаточно. Прочитаете дальше сами, если хотите. А я вам пока дам задание.
– Какое? – с интересом спросили дети.
– Каждый выберет себе кусочек из этого вступления и выучит наизусть. Десять-пятнадцать строк. Это несложно. Расскажите мне, и после пойдём купаться на речку. Как вам такое предложение?
– Да-а-а!!!
– Ага, договорились, значит. Только учим дома. Никуда не разбегаемся. Вместе выучите, расскажете, и пойдём купаться. Погода сегодня отличная. Думаю, все условия для учёбы подходящие. Да и произведение вам, похоже, понравилось.
Григорий Петрович хлопнул ладонью по ручке бархатного кресла, в котором сидел, и расплылся в довольной улыбке.
Дети побежали наверх.
– Маша, ты бери первые десять строчек, а я возьму вторые. Надо по старшинству, – сказала Катя, взяв на себя распределение ролей в их маленькой театральной труппе.
– Нет, я возьму последнюю часть. Хочу закончить красиво. А ты начинай, – заключила Маша.
– Ну вот, мне опять самое скучное достанется, – надул губы Петенька.
– Ты посередине двух дам будешь! – захихикали девочки.
Картина на даче Григория Петровича вырисовывалась великолепная.
Теплый ветер развевал белые простыни на верёвках, красные помидоры поспевали на солнце, настенные часы отсчитывали секунды, муха перелетала из угла в угол, бабушкин гобелен, висящий в коридоре, словно придерживал указательный палец у рта для каждого, кто решится нарушить эту сладостную тишину.
В первой комнате шестилетний Петенька, оседлав деревянного коня-качалку, повторял раз за разом: «…Отсель грозить мы будем шведу, здесь будет город заложён на зло надменному соседу…» Он уверенно поднимал правую руку вперёд, а маленький курносый нос вверх, представляя себя уже не Петенькой, но Петром, прорубающим окно в Европу.
В соседней комнате Катя, с длинными косичками, готовилась к театральному дебюту. Вместо стихов она старательно репетировала выход к зрителям после ошеломительного триумфа и обращение к поклонникам: «Благодарю», – прижимая руки к груди. «Что вы, не стоит!» – обмахиваясь платком. На кровати два платья, в сердце лёгкость, ну а книга на краю письменного стола стеснительно «смотрит» в центр.
В комнате Маши тишина. Лёжа на кровати, девочка закинула ноги вверх и тихо нашёптывала стихи, то сбиваясь, то начиная сначала. Резкий стук в окно заставил её отвлечься. Маша прижала книгу к груди и затаила дыхание. Стук повторился. Ею овладело любопытство. Она тихонько встала и на цыпочках подошла к окну.
– Женя, – облегчённо выдохнула Маша. – Это ты!
– Пойдём гулять! – загорелый мальчишка щурился от солнца, глядя вверх.
– Не могу – стих учу.
– Зачем?
– Дедушка сказал, если выучим, вечером купаться пойдём.
– Разве для этого надо стих учить?
– Кому как.
– А что он делает?
– Спит вроде.
– Давай сами сходим, пока он спит.
– А стих?
– Я тебе помогу выучить!
Пробравшись неслышно мимо гостиной, где в кресле посапывал дедушка, счастливая Маша спустилась вниз по лестнице. Босоножки на ноги, купальник в шляпку, книгу под мышку – счастливая Маша думала, что вот оно, настоящее приключение, вот его вкус, то, ради чего стоит жить, а не все эти стихи, стихи, стихи…
Она выбежала на улицу и ткнула томиком Пушкина в Женин живот:
– На, учитель! Ты слово дал, что я всё выучу!
– Раз дал, значит, сдержу! Я же мужчина! – Женя гордо распрямил плечи и зашагал уверенно, пытаясь изо всех сил не смотреть в её сторону.
– Вот и проверим! – Машу развеселила его серьёзность.
– Договорились, – мальчик внимательно покрутил книгу со всех сторон и вслух прочёл в оглавлении: – «Евгений Онегин». Это о ком?
– Дедушка говорит, что о дураке.
– Пушкин, говорят, про любовь много писал.
– Значит, – рассуждала Маша, – это о дураке, который любит… или не любит?
– Ага, – вздохнул Женя. – Совсем как я…
– Ты что, тоже дурак?
– Мама говорит, что нет, но я ей не верю, – без улыбки на лице ответил он.
Маша рассмеялась так заразительно, что Женя тоже не удержался. Так и шли они по дороге, ведущей к реке, и хохотали. Маша над Жениной шуткой, а Женя – просто потому, что смеялась она. Ему от этого было хорошо.
Пляж представлял собой небольшой участок песка, окружённый плакучими ивами, тополями, дикими сливами и старыми дубами. Кто-то из местных жителей соорудил здесь небольшой деревянный мостик. Идеальное место для уединения и слияния с природой. Однако популярностью оно не пользовалось. Видимо, хранители этого уголка тщательно оберегали тайну его расположения, не желая впускать сюда всех желающих. Женя с Машей нашли это место случайно и, следуя негласному правилу, никому о нём не рассказывали. Просто приходили сюда купаться и дурачиться от души.
Бросив вещи на песок, они с разбега прыгнули в воду, наперебой крича: «Юху-у-у!» Делали «бомбочки», наперегонки доплывали до берега, брызгались друг на друга, сидели, кто дольше, на корточках под водой, ловили руками мелких рыбок и рисовали пальцами на песке смешные рожицы. Солнце растворяло капли на их плечах и подсвечивало широченные улыбки. Так выглядело счастье. Но, как ему и положено, длилось оно недолго.
Женя спохватился, глянув на свои часы:
– Мы уже час тут! Надо учить! – Опозориться он не мог.
– Точно! – засуетилась Маша возле своей одежды. – Доставай книжку, учитель.
Женя обтёр мокрые руки и голову футболкой. Открыл книгу и уселся на деревянный мостик в позе лотоса, ища нужную страницу.
– Что тебе надо учить?
– В самом конце «Медный всадник». Вступление. – Маша распустила волосы, чтобы высушить, и вместо гребня расчёсывала их пальцами.
– Всё вступление?! – уставился на неё Женя.
– Ты что! Оно же огромное! Мне отрывок нужно. Вот этот кусочек, – она подошла к нему и ткнула пальцем в нужные строчки.
– Понятно. Есть у меня одна техника, одноклассник научил. Он всегда перед уроком читает стих раз двадцать без остановки и первым идёт отвечать. Ни одной осечки!
– Точно?
– Попробуй!
Маша прочла отрывок один раз, потом второй, третий, четвёртый, пятый… Женя закинул руки за голову и лёг на мостик. Смотрел в облака и слушал её. Как только она заканчивала читать, тихо говорил: «Ещё раз». Она слушалась и продолжала.
Казалось, счёт дошёл уже до сотни, когда уставший язык девочки еле выговорил:
– Всё…
– Запомнила? – Женя приподнялся.
– М-м-м…
– Давай мне книжку и рассказывай.
К своему удивлению, Маша рассказала отрывок как по писаному и без запинки. Закончив, она радостно воскликнула:
– Я выучила! Я выучила! Спасибо, Женечка! – Маша обняла его и чмокнула в щёку.
Женя был счастлив. Окончательно и бесповоротно.
– Ой! – испуганно спохватилась Маша. – Надо бежать. Дедушка проснётся, караул будет. Ты же знаешь, у нас порядок как на флоте, а я не отпрашивалась…
– Пойдём.
Они собрали вещи и направились домой. Маша всю дорогу взахлёб повторяла выученный стих. Женя рассеянно слушал и всё думал о щеке, так предательски раскрасневшейся от поцелуя.
Проводив Машу, он отдал ей вещи и, быстро развернувшись, пожелал через плечо: «Удачи!» Она с секунду удивлённо смотрела ему в спину, потом очнулась и побежала домой. «Странный», – промелькнуло в голове на второй ступеньке крыльца. «Ну и ладно», – пронеслось на восьмой. Осторожно приоткрыв дверь, Маша вошла в дом.
Операция «войти в одну реку дважды» шла успешно. Маша незаметно вернулась в комнату и переоделась. Дедушка что-то готовил на кухне. Её купальник был ещё влажным, и она вынесла его досыхать на балкон. Со спокойной душой она ещё раз повторила стих перед зеркалом и с важным видом зашла за Катей и Петей:
– Выучили? Пойдёмте!
Они гуськом спустились вниз, точно театральная труппа.
– Мы готовы! – провозгласил Петенька.
Григорий Петрович отключил суп на плите, вытер руки вафельным полотенцем и присел на стул.
– Деда, может, в зале? – спросила Катя, переживающая за свой реквизит.
– Конечно-конечно, – охотно согласился Григорий Петрович, сознавая значимость момента для внуков.
Выступление состоялось. Катя начала красиво и манерно, Петенька продолжил с пылким воодушевлением, Машенька спокойно и твёрдо закончила.
Довольный Григорий Петрович всё же сделал детям пару замечаний для виду. Он понимал, как важно задать высокую планку, к которой его юные птенчики будут тянуться, как к солнцу, распрямляя крылья. Он и сам тянулся. За ней. За своей дорогой супругой, незримо ведущей его за собой. Он и сейчас продолжал тянуться. И был от этого счастлив.
– Ну что, собираемся на речку?
– Да-а-а!!! – хором закричали дети.
– Одевайтесь! Я развешу бельё, и пойдём. – Григорий Петрович поднялся и направился в ванную.
В душе Маши всё резко расширилось, потом сжалось, рухнуло, притихло на секунду и закричало с ужасом; по спине пробежали мурашки.
– Дедушка, давай я развешу!
– Я сам, милая, я сам, – опередил её Григорий Петрович с тазиком постиранного белья.
Маша остолбенела. Жизнь пробежала перед глазами, и на щеках вспыхнул яркий румянец.
– Что с тобой? – дёрнула её за руку Катя, обеспокоенная видом сестры.
Маша покачала головой, не в силах ответить. Во рту пересохло.
То трясясь, то замирая, она ждала, что сейчас прозвучит суровое: «Мария!» Минуты, за которые Григорий Петрович развесил бельё, показались ей вечностью. Тишина сворачивала Машу пополам.
Григорий Петрович вернулся:
– Маша, ты чего не собираешься?
Девочка стояла потупив глаза.
– Маша…
– Да…
– Там твой купальник на вешалке…
– Да…
– А почему он мокрый?
Маша застыла. Всё кончилось. Мир кончился. Дедушкина любовь кончилась. Она сама кончилась.
– Я… я…
– Что?
Девочка зажмурилась и быстро ответила:
– Я ходила с Женей на речку, пока ты спал.
– Так. – Григорий Петрович поднялся с кресла и подошёл к окну. Постоял немного в задумчивости, потом повернулся и сказал:
– Мы с Катей и Петей пойдём купаться, я им обещал. Тебе тоже обещал, но ты решила по-другому. Так?
– Так.
– Ну так вот, мы пойдём купаться, а ты принеси мне, пожалуйста, «Медного всадника»…
