В ПОГОНЕ ЗА МАХНО
Владимир ПЕРЕХОДЧЕНКО
Кандидат исторических наук, один из авторов популярных историко-публицистических выставок: «Последние годы Дома Романовых», «Последний император России», «Российская эмиграция: истоки» и других, – организованных под эгидой Правительства РФ, Московской городской думы, Российского дворянского собрания совместно с Государственным архивом РФ, музеями Москвы, Ярославля, Костромы и посвящённых государственным деятелям, памятным датам и событиям в истории России.
Размышляя над похождениями своего деда, попавшего в жернова Гражданской войны 1918–21 годов, я пришёл к мысли, что притуплённое чувство сопричастности к давным-давно свершившимся фактам затруднит неискушённому читателю осмысление событий, происходящих сегодня в том же самом этническом и геополитическом пространстве.
В этой связи следует обратить внимание на то, что такое яркое социально-политическое явление Гражданской войны, как махновщина, имеет не только глубокие, но и давние исторические корни. Она впитала вольнолюбивые, в том числе и анархистские, традиции запорожского казачества, и в первую очередь неприятие многих атрибутов государственной власти.
Традиции запорожско-махновской вольницы переняли и современные борцы за независимость Украины. Являясь самым большим по территории после России государством Европы, современная Украина представляет собой огромное гуляй-поле с унаследованной махновской идеологией.
В настоящем повествовании я расскажу об одной из страниц жизни Алексея Григорьевича Карпова – своего деда, казака, который оказал существенное влияние на мою будущую жизнь. И хотя ему в ту пору было всего 22 года, он в этом рассказе будет именоваться «дедом». В данной истории наш герой будет не единственным персонажем, ибо его судьба и поступки определялись и другими личностями, вовлечёнными в эпохальное действие под названием «Гражданская война».
Шёл 1921 год. Судьба долго миловала Алексея, но когда-то это везение, по «полосатому» закону жизни, должно было закончиться. Над некогда мирной Марфинкой, расположенной в семидесяти километрах севернее Таганрога, проносились вселенские страсти. Шла Гражданская война. Простые люди, не оболваненные красной или белой пропагандой, не осознавали происходящего, боясь быть вовлечёнными в эту только Богу понятную кутерьму. Помните исповедь крестьянина в фильме «Чапаев»: «Белые пришли – грабють, красные пришли – тоже грабють. Куда бедному крестьянину податься? …Выпить хочется, а денег нет…»? Вот и вся крестьянская идеология.
Дед, когда менялись власть и флаги на крыше экспроприированного помещичьего особняка, обычно сидел дома. Будучи бесхребетным подкаблучником, он строго исполнял наставление жены, каждое утро дувшей ему в тугое ухо: не высовываться. Но не всё зависело от исполнения этой установки, а многое – от Всевышнего, а может, ещё больше – от деревенских стукачей. Когда село захватила повстанческая армия Нестора Махно, на деда донесли самому Батьке, которому требовалось пополнение поредевших рядов его анархистской армии.
Ранним утром, когда дед ещё досматривал последний сон, во дворе послышался скулёж собаки, видимо, получившей увесистый пинок чьего-то сапога. Очнувшись, дед понял, что за ним пришли. В натопленную хату вместе с клубом пара ворвались два дюжих казака. Один из них сдёрнул с деда одеяло и, едва не оторвав ухо, быстро поставил его, как матрёшку, в вертикальное положение.
– Карпов? Алексей? – грозно спросил другой верзила, глаза которого смотрели в разные стороны.
– Да, – осипшим голосом ответил дед «косому» и тут же захотел в сортир, нестерпимо испытывая оба желания. – Мне бы выйти по нужде, – промямлил он.
– Обойдёшься, ещё успеешь обосраться, когда окажешься перед Батькой, – ответил первый казак, которого мой дед окрестил про себя «дубовой орясиной» за его силищу.
«Сопротивление бесполезно», – прикинул Алексей и стал покорно, но медленно натягивать портки. В голове сверлило: «Где же Нинка?» Так звали новую, вторую жену деда. Может, она защитила бы его? Но, пошевелив мозгами, отбросил эту слабенькую надежду и стал так же медленно надевать рубаху.
Через полчаса, прошагав под конвоем через всё село, ловя сочувствующие и недоумённые взгляды сельчан, дед оказался в просторном тёплом доме, из которого махновцы выселили хозяев, предоставив его как штаб-квартиру для самого Нестора Иваныча. Зайдя, дед огляделся. В доме просторно, ничего лишнего: печка, два стула и несоразмерно большой стол, за которым сидел какой-то щуплый человек, похожий на попа. «Неужели это и есть тот самый Батька, который, по слухам, нещадно бил красных, пока не покраснеют, и белых, пока не побелеют?» – с опаской подумал он.
Дальше события развивались стремительно. Щёлкнув пальцами и подняв глаза, Нестор как бы отдал какой-то приказ. Понимая невербальные команды своего повелителя, конвоиры деда заняли позиции слева и справа от него, сделав ещё полшага назад.
Наконец у Батьки прорезался голос:
– Ну так что, любезный, присягнёшь мне? – елейно спросил он.
Не зная, как безопаснее для себя отказать атаману, дед стал лепетать:
– Да я… да мне… по хозяйству… она не справится… а как же скотина… и ваще… не знаю…
Не закончив свой путаный монолог, дед неожиданно получил увесистый удар кулаком в правое ухо и, пролетев по воздуху несколько метров, оказался в левом углу горницы, около печки, которая и остановила этот полёт.
– Вставай, любезный, – услышал он в полумраке голос Махно, – и ответь мне на тот же вопрос: будешь служить у меня?
Превозмогая боль, дед неторопливо поднялся. В глазах искрило, двоилось, троилось, множилось, тараканы в голове побежали в разные стороны. Но, взяв себя в руки и всё же не желая давать прямой ответ, он выдавил из себя:
– Надо подумать. – И тут же пожалел об этом, отлетев от удара «орясины» ближе к столу, под которым торчали ноги Батьки в начищенных до блеска сапогах. «Не буду вставать, будь что будет», – решил Алексей.
Как будто прочитав его мысли, Батька изрёк:
– Поднимите его и дайте воды!
Уже через какие-то секунды он сидел на табурете перед ненавистным атаманом и тупо смотрел на него.
– Ну как? – спросил тот.
Инстинкт самосохранения сработал быстро, и дед дал единственно правильный для себя ответ:
– Буду.
Искусство убеждать у махновцев было поставлено на высокий уровень.
Анархист Махно в годы Гражданской войны лавировал между различными политическими силами, желая извлечь из этого максимальную выгоду. Был в союзе с красными, воевал вместе с ними против Деникина и Врангеля, гетмана Скоропадского и Петлюры, пытался заручиться поддержкой донского казачества. Но в то же время махновцы объединялись иногда со злейшими врагами, например петлюровцами, против казаков и Деникина. Но всегда они были ненадёжными союзниками, чем восстановили против себя всю разномастную оппозицию.
Положение повстанческой армии усугубилось тем, что на последнем этапе Гражданской войны анархистское войско уже не пополнялось за счёт крестьян-добровольцев.
Нутром уловил эти настроения и мой дед, подневольная служба которого у махновцев шла ни шатко ни валко. Будучи человеком замкнутым по своей природе, он своим молчанием вызывал подозрение у разудалых махновцев: «Поди, догадайся, что у него на уме».
Вторым «недостатком» деда было то, что он был непьющим. Для бесшабашных махновцев, в минуты их «досуга» предававшихся загульным вакханалиям, непьющий мужик казался чужим: «не пьёт с нами, значит не уважает».
И последнее несовпадение с махновским укладом – его отношение к участившимся грабежам. Нет, он не был святошей, когда экспроприировали у мироедов. Но когда махновцы стали грабить простых крестьян, совесть деда восстала. Открытых протестов его натура не допускала, но в душе поселились разлад и сумятица.
Надвигающаяся весна разбудила крестьянскую сущность нашего героя. Нестерпимо захотелось вернуться к своей бабе, к земле, небольшому, но до боли родному хозяйству.
Всё это вместе взятое породило мысль о побеге. И хотя дед знал, что дезертирство у махновцев каралось смертной казнью, всё же тоска по родному дому пересилила страх, и он принял решение при первой же возможности бежать.
И вскоре такая возможность представилась. После очередного удачного рейда отряд махновцев, в котором служил невольник-дед, расквартировавшись в одном из хуторов, по обыкновению, праздновал свою победу. По приказу командира Алексей и ещё несколько трезвенников готовили нехитрую закуску из заимствованных у кулаков припасов.
Поднося закусон к лужайке, где нетерпеливые махновцы вовсю праздновали свою вымышленную победу, дед услышал от одного из взводных командиров:
– Лёха, неужели ты и сейчас за Батьку не выпьешь?
«Надо выпить», – решил расчётливый дед и, взяв протянутую ему кружку, махом осушил её. Громогласное «ура!» довольных махновцев сопроводило проникающий во все поры трезвенника мерзопакостный сивушный напиток. Деда перекособочило, но, проглотив солёный помидор, он всё же сделал слабую попытку улыбнуться.
– Вот теперь ты наш, – сказал командир с созвучной протекающему процессу фамилией Наливайко и одобрительно похлопал деда по плечу.
Вопреки своей сущности, но по задуманному сценарию деду пришлось до ночи участвовать в этой противной ему попойке. Он попытался даже тост произнести «за нашего удалого, героического и справедливого атамана», чем завоевал ещё большее одобрение пьяных махновцев.
Когда уставшие и подвыпившие вояки расходились на ночлег, дед сознательно вытошнил содержимое желудка, вызвав сочувствие собутыльников.
– Ничего, спать будешь крепче, а утром мы тебе здоровье поправим, – сказал один из них.
Но спать он не стал. Пролежав полчаса с открытыми глазами, потихоньку поднялся и под хоровой храп лежащих на полу сослуживцев вышел из избы. Увидев часового, он попытался показушно вызвать приступ тошноты, но, к удивлению, всё получилось довольно естественно и отвратительно. Часовой даже брезгливо выдавил из себя:
– Отошёл бы подальше, весь двор загадишь.
– Пойду коня искупаю в речке и сам окунусь, иначе помру, – охрипшим голосом прогнусавил дед.
– Давай, только быстро. Ты же знаешь, нельзя отлучаться, – проявив сочувствие, разрешил часовой.
– Через полчаса вернусь, – соврал Алексей.
Однако через полчаса он уже во весь опор мчался на северо-восток к родному дому, к своей ненаглядной, милой сердцу Марфинке.
Забрезжил рассвет. Ещё не взошедшее солнце озарило верхушки стоявших поодаль на пригорке деревьев, каким-то образом выросших в голой, выжженной солнцем степи.
Прикинув, что он ускакал довольно далеко от махновского становища, дед решил отдохнуть и заодно выпасти своего коня, который, похоже, выбился из сил. Стреножив лошадь, он прилёг в тени и тут же, вопреки здравому смыслу, безмятежно заснул.
Его беспробудный сон неожиданно закончился от резкой боли в правом боку. Открыв глаза, он увидел спешившихся красноармейцев в суконных шлемах с большими красными звёздами. «Буденновцы, – смекнул Алексей. – Но зачем же бить так больно по почкам?..»
Как будто угадав его мысли, взявший на себя ответственность за болезненный пинок детина произнёс:
– Извини, не рассчитал. Кто такой? Откуда, куда, зачем?
Смышлёный дед понял, что правду сказать выгоднее, во всём признался, и это произвело нужное впечатление на будённовцев.
Вскоре дед оказался на постое будённовского корпуса. Не обласканный, но накормленный, напоенный, экипированный и наученный батькой Махно не говорить «нет», он дал согласие на службу в Первой конной. Так махновец Карпов стал красноармейцем.
Переходя к следующей странице из богатой биографии деда, простившегося с мечтой о мирной и счастливой жизни, следует обстоятельно рассказать, в какую передрягу он попал.
Как известно, в борьбе с белогвардейцами советское командование считало Махно ненадёжным союзником. И поэтому естественным было желание разоружить и расформировать отряды повстанческой армии.
Самым простым способом покончить с анархистским повстанческим движением, по мнению большевиков, была ликвидация его лидера. Поэтому на поимке Махно было сосредоточено особое внимание. С этой целью был сформирован специальный отряд, в который включили чекистов, надёжных красноармейцев и людей, знающих слабые места и повадки махновцев. Командиром отряда был назначен комэск с хмурой фамилией Туча. Оказался в этой команде и мой дед.
Трудная задача устранения лидера анархистов усугублялась тем, что на последнем этапе Гражданской войны Махно разработал новую военную тактику. Следуя ей, махновская конная армия разбивалась на отдельные мобильные отряды, которые, внезапно заходя в тыл красноармейским подразделениям, громили и сокрушали их. В каком из этих отрядов мог оказаться батька Махно, узнать было довольно сложно. Но всё же информация об этом поступала как от «наших махновцев», так и от обиженных анархистами крестьян.
В один прекрасный день, точнее вечер, всё сложилось так, как хотелось. По поступившей информации, повстанцы во главе с самим Батькой вошли в одно из ближайших сёл и расположились на ночлег. Следуя приказу, будённовский отряд под покровом ночи занял позиции вокруг этого села. Расставив бойцов по номерам, командир удовлетворённо прошептал:
– Муха не пролетит. Если всё сложится, как надо, запахнет орденом. – Блаженная улыбка долго не сходила с его лица.
На одной из позиций оказался и мой дед, который уже больше месяца носился по степям в погоне за неуловимым атаманом. Бесшумно окопавшись, дед нарвал полыни и замаскировался. Осталось набраться терпения и дождаться рассвета.
Прошёл час-другой, нестерпимо захотелось спать. Чтобы прогнать сон, дед достал припасённый кусочек хлеба с салом и приказал себе медленно жевать. Не получилось. Всё было проглочено в один момент. Сон снова стал накрывать его, напряжённые веки медленно опустились, и дед провалился в тёмную бездну.
Сколько проспал, не помнит. Увидев во сне гневное лицо командира, вскочил как ошпаренный, наступив на какой-то сучок. В абсолютной тишине раздался треск, рядом с шумом взлетела испуганная птица. «Всё, влетит по полной», – вытирая испарину со лба, подумал дед. Послышалось движение на соседней позиции. «Ещё этого не хватало. Заложит Васька, как обычно. Скотина!.. Только бы хорошо всё закончилось».
С этой мыслью дед перевернулся на спину и, чтобы снова не уснуть, стал считать звёзды. Церковно-приходского образования явно не хватало, но, к счастью, звёзды постепенно растворились. Светало. Стараясь перекричать друг друга, заголосили деревенские петухи. Взошедшее солнце убрало утренний озноб, приободрило. Дед стал вслушиваться в звуки просыпающейся деревни, стараясь выделить нужное.
Тщательно организованная засада работала чётко. Жителей, пытавшихся выйти из села, разворачивали обратно, попутно узнавая о численности отряда махновцев. Атаман в папахе, по описаниям крестьян, был очень похож на Махно. Очевидно, и махновцы, получив информацию от вернувшихся недовольных сельчан, поняли, что находятся в окружении. «Надо ждать прорыва, пять пулемётов достаточно, чтобы положить всех, – лихорадочно думал Степан Туча, – но Батьку желательно взять живым». Такова была установка.
Томительно тянулось время. Прошло ещё два часа в тревожной тишине. И вдруг за околицей, как привидение, появилось какое-то двуногое существо в истрёпанном балахоне. Приблизившись, «двуногое» преобразилось в древнюю сгорбленную старуху с клюкой, с горбатым носом и лохматыми бровями. «Нет, до таких лет не доживают», – подумал дед и перекрестился.
Неожиданно откуда-то появившийся командир строго сказал:
– Бабуля, скачи обратно домой. Из села никого не выпустим.
– Сыночек, мне травки целебной надо собрать в овраге, иначе помру. Не бери грех на душу, – запричитала та скрипучим голосом Бабы-яги.
– Василий, проследи за ней. Не спускай глаз. Через полчаса чтоб были здесь.
Козырнув, Василий поплёлся за старухой.
Вслед за этим над позициями красноармейцев засвистели пули. И хотя бойцы предвидели боевые действия, как всегда, это получилось неожиданно. Выручили пулемётчики, открывшие ответный огонь.
Бросившаяся в прорыв конница махновцев, попав под перекрёстный огонь, была почти полностью уничтожена. И только после третьей попытки некоторым из них удалось вырваться из окружения.
Тщательная подготовка к бою и более выгодные позиции будённовцев предопределили исход сражения.
Основательно прочесав всё село, каждую хату, каждый сарай, красноармейцы так и не обнаружили самого Махно. Догадка, осенившая Степана, подсказала ему, что Батька виртуозно одурачил всех, переодевшись в клятую старушенцию. Найденный в овраге окровавленный труп будённовца Василия подтвердил это крайне нежелательное умозаключение. А как хотелось наказать обрыдлого атамана! Но прежде чем наказать, его ещё нужно было поймать.
По итогам этой операции от разгневанного Семёна Михайловича, который готовил грудь для новой награды, досталось всем: командиру отряда, рядовым бойцам, а также нашему деду, не сумевшему в старухе распознать изощрённого атамана.
У Семена Будённого были особые отношения с Нестором Махно. На полях сражений они встречались неоднократно, и счёт их поединков был далеко не в пользу командарма Первой конной. И всё же окончательную победу в Гражданской войне одержали Советское государство и непобедимая Красная армия.
Для любознательного читателя откроем главный секрет этой победы. Исход Гражданской войны в России во многом зависел от симпатий или антипатий крестьянства, которое составляло три четверти населения страны. Придя к власти в 1917 году с привлекательным для крестьян лозунгом «Земля – крестьянам!», большевики привлекли на свою сторону этот социальный слой, что обеспечило так называемое «триумфальное шествие советской власти» по всей стране. Однако уже в начале 1918 года они совершили фатальную ошибку, введя продовольственную развёрстку, согласно которой излишки сельскохозяйственной продукции экспроприировались в пользу государства. Продовольственные отряды термин «излишки» трактовали достаточно вольно, нещадно грабя крестьян. Недовольные крестьяне стали пополнять белое движение. Отсюда вывод: продовольственная диктатура стала одной из главных причин Гражданской войны, её масштабов и длительности.
Замена продразвёрстки продовольственным налогом принципиально изменила расстановку сил в ходе Гражданской войны. Расчётливый крестьянин-середняк повернулся лицом к Советам.
Крестьянская психология моего деда подсказывала ему, что и он сделал правильный выбор. Душевные муки потихоньку прошли, появились осознание сопричастности к службе в Красной армии и уверенность в её скорой победе. Однако извечное собственническое начало не давало Алексею покоя, его тянуло к земле. Он помнил, что у Батьки бойцы отпрашивались на посевную и уборку урожая. У Будённого такой номер не проходил. Дисциплина здесь была намного жёстче. Вспомнилось, как бойца, опоздавшего с похорон отца на двое суток, чуть было не расстреляли. После этого случая об увольнительных в отряде уже никто не помышлял.
Будённовцы продолжали теснить остатки повстанческой армии, попутно преодолевая сопротивление контрреволюционного казачества, поддержкой которого хотели заручиться махновцы.
Поимка или ликвидация неуловимого анархиста оставалась для Семёна Будённого первостепенной задачей. Личные обиды на Батьку побуждали его сильнее, чем директивы из Кремля.
Получив новое задание, эскадрон, в котором служил Алексей, вошёл в тыл к махновским соединениям и ждал удобного случая. Кольцо вокруг повстанческого отряда, в котором, по данным разведки, пребывал сам атаман, неумолимо сжималось. Ну а сам Батька, обозлённый на будённовцев, стал проявлять по отношению к ним необыкновенную жестокость.
Преследуя целый день махновцев, к вечеру отряд по приказу командира разделился на две части. Бо́льшая, в которую волей случая попал боец Карпов, нашла укрытие в глубоком овраге, поросшем густым терновником. А вторая, меньшая, часть расселилась на хуторе, который находился недалеко, всего в полутора километрах.
И хотя весь вечер накрапывал занудный дождик, это не помешало уставшим бойцам быстро отойти ко сну. Оказался в объятьях Морфея и наш герой. И естественно, приснилось ему то, что царило у него в голове. Во сне к нему подошёл его любимый конь Буян и спросил: «Ну что, будем завтра пахать?» – «Будем», – улыбнувшись, сказал довольный дед. Ответное ржание Буяна перешло в неестественный для лошади хохот, и дед проснулся: «Какой, на хрен, пахать, живым бы остаться…»
Поднятая в хуторе беспорядочная стрельба разбудила спящих красноармейцев. Но вскоре так же неожиданно прекратилась. Что там случилось, можно было только догадываться. Посланные на хутор разведчики вскоре принесли жуткую весть: тихо сняв дозор и перерезав спящих красноармейцев, махновцы, как призраки, растворились в темноте. По показаниям допрошенных крестьян, был среди них и сам Батька.
Взбешённый командир принял решение немедленно преследовать бандитов. Вернувшееся аналитическое мышление подсказало Степану, что если Махно не знает о существовании их отряда, то он, потеряв бдительность, остановится на отдых в одном из ближайших сёл.
Взяв в союзники интуицию и действуя наудачу, командир приказал обложить село, находящееся примерно в пятнадцати километрах от места злодейской расправы.
Когда оцепление села было завершено, Степан Туча распорядился:
– Карпов, в разведку! На свидание с крёстным тебя сам Всевышний посылает. Прикрывать тебя будет Иван Кравченко. Глубоко не заходить. Попадётесь в лапы махновцам – провалите всю операцию. Алексей, возьми мой именной бинокль, думаю, пригодится. Береги его, как жену от соседа. Полчаса на сборы – и вперёд! Ясно?
– Так точно! – откозыряли красноармейцы.
Приближающийся рассвет стимулировал лучше, чем приказ командира. Через пятнадцать минут короткими перебежками, а то и ползком они стали пробираться к двум стоящим на окраине села мазанкам.
Высокая нескошенная трава была их союзником. Перемахнув через плетень, разведчики крадучись приблизились к освещённому лучиной окну. При тусклом свете можно было разглядеть, что на полатях и вповалку на половиках спали дети. Бородатый мужик в длинной рубахе что-то толок в ступе. «В избе тесно, значит, на постое никого нет», – подумал дед и тихо постучал.
Бородач, вздрогнув от неожиданности, уронил пест на босую ногу и, застонав, сдавленно промычал:
– Кого ещё лихоманка принесла? – И прихрамывая пошёл открывать дверь.
Войдя в сени, дед дал понять, что разговор будет коротким.
– Фамилия, имя?
– Однозуб Витаха.
– Сколько душегубов в прибывшем отряде?
– А я почём знаю. Темно было, – уклончиво ответил Витаха.
– Сколько примерно? В окно же смотрел, скотина. Мимо проехать могли только по твоему огороду. Или луна глаза застила? – грозно пробасил Кравченко.
– Ну где-то больше сотни, – мучительно, но уже более определённо промямлил хозяин.
– Уже лучше… А был ли среди них шибздик в белой папахе? – тихо спросил Иван и, чуть не уткнувшись в разлохмаченную бороду, прошипел: – Отвечай, коли жить хочешь!
Став более сговорчивым после недвусмысленного намёка, лохматый дал всю необходимую информацию. По его описанию, среди казаков, остановившихся у его жилища, был очень похожий на Батьку человек, раздававший налево и направо команды.
Информации было достаточно. «И на хрена нам бинокль?» – подумал дед.
– А чё там за веселье на другом конце слободы? – спросил он.
– А-а-а-а, так то Глашка, стерва, замуж выходит. Всех мужиков в селе перебрала и, подлюка, всё же нашла дурака. Думаете, остановится?
Перевести разговор на другую тему не удалось. Напоследок вместо «спасибо» от Ваньки он услышал:
– Проболтаешься – свинец горячий пить будешь!
На том и простились.
Возвратившись, они получили приказ занять позиции на главном тракте в низине, у мостика через ручей. Там заросли ракиты обеспечивали надёжную маскировку.
В селе всё стихло. Устала веселившая всю ночь гармонь, внезапно споткнувшись на мажоре. Не спавшие почти всю ночь бойцы стоически боролись со сном. Такой муки дед давно не испытывал. Чтобы не сомкнулись веки, он стал по-звериному открывать и закрывать рот. Помогало, но только в процессе. Останавливался – снова накрывало. Конвульсивно повернувшись на неожиданный храп напарника, со всей силой сомкнул челюсти и насквозь прокусил язык. Многоэтажное спонтанное выражение чувств ко всем родственникам потревожило глубокий сон Ивана:
– Лёха, тебе чё, опять твоя кобыла приснилась? Поспи немного, теперь твоя очередь…
– Не хочу, – сказал дед и смачно сплюнул густую кровь.
Настроение было паршивым: «Какой номер сегодня выкинет Батька? В кого нарядится? Кем прикинется?» – роилось в голове Алексея.
И не только у него, но и у других будённовских парней, искусавших ногти почти до основания. Ходили слухи, что сопредельный будённовский отряд повёлся на такую уловку Махно, когда в стадо коров на утреннем выгоне втиснулись бандиты и из ручных пулемётов перекосили добрую половину бойцов. А довершили исход сражения вырвавшиеся из станицы тачанки – самое грозное военное ноу-хау Нестора Махно. «Так кто у кого на крючке, ещё вопрос, – сверлило в голове у моего деда. – Быстрее бы всё закончилось, по Божьей воле», – вздохнул он.
Рассвело. Но над селом по-прежнему висела зловещая тишина. Нет, следуя незыблемым законам бытия, братья меньшие вовсю заявляли о себе: лаяли, блеяли, мычали, гоготали. Однако людского присутствия долго не обнаруживалось. Становилось очевидным, что жизнь на селе расписана и протекает по чьему-то сценарию.
Но вот наконец слух уловил звуки знакомо пиликающей гармошки. Её лады становились всё более ровными и созвучными. И сидевшие в засаде бойцы снова услышали мелодии из ночного репертуара. Веселье набирало обороты.
Свадебный кортеж вылетел из села с быстротой молнии. Его стремительное приближение остановили выстрелы стоящих у мостика красноармейцев. Напирая друг на друга, запряжённые в тройку лошади, разукрашенные разноцветными лентами, резко остановились. Следующие за ними подводы с разнаряженными парнями и девицами чуть не врезались друг в друга. Раздались крики, визги выпавших из подвод девах, ругань подвыпивших парубков. Однако повторные выстрелы быстро остудили пыл прибывших.
Вышедший из-за спин красноармейцев осведомлённый командир спросил:
– На венчание в Ольховку едем? – И, не делая паузы, продолжил: – Все будут подвержены досмотру. Подчиняться неукоснительно, иначе плохо кончится! – Вынутый из кобуры пистолет стал самым сильным аргументом в его речи.
Жених хотел что-то возразить, но чопорная невеста, жеманно повернув голову, закрыла ему рот ладошкой. При наблюдении за невестой деду вдруг показалось, что та неожиданно подмигнула ему. Вся в свитках, с яркими алыми лентами и венком на голове, она сидела скромно, потупив глаза.
– Чё, и нашу невесту лапать будете? – басовито спросил восседавший на повозке огромный ряженый детина с румянами на щеках. – Может, ей ещё раздеться и показать все свои прелести? – добавил он.
– Заткнись! Я сказал, все…
Внезапно заигравшая гармонь не дала закончить диалог командиру. Свадебные подруги-красавицы пустились в пляс, увлекая за собой красноармейцев.
Неожиданно появилось угощение на подносах: самогон, пиво, квас, медовуха, сало, картофель, холодец, вареники, пироги… На самовольно вышедших из укрытия посмотреть на такое диво будённовцев посыпались орехи, конфеты, зерно, хмель. Попавшие в свадебную стихию красноармейцы не понимали, как вести себя в этой неразберихе. Руки некоторых неосознанно потянулись к угощениям. В руках отдельных бойцов появились лафитники с хмельным зельем. На гневные призывы командира Тучи и его отчаянную пальбу в воздух уже мало кто реагировал.
Всеобщим расслаблением красных бойцов и воспользовались ряженые махновцы. Их повозки дружно рванули с места, в одно мгновение превратившись в грозные тачанки. Стреляя и давя напропалую всех попавших под копыта и колёса, они стремглав унеслись прочь.
Тонкий психолог и кровавый бандит Нестор Махно очень точно всё рассчитал, при этом талантливо сыграв роль томной и застенчивой невесты. Невнимание будённовцев, отвлечённых свадьбой, оказало содействие заклятым врагам. Их прорыв из ловушки оказался лёгким и бескровным.
Это было полное и унизительное фиаско всего отряда специального назначения, его командира, а также нашего деда. После этого обидного и уничижительного случая спецотряд по приказу командарма был расформирован. Судьба его командира, к сожалению, нам неизвестна. А вот наш дед продолжил погоню за неуловимым Батькой, но уже на общих основаниях.
Несмотря на талант своего вожака как партизанского стратега и тактика, махновское движение во второй половине 1921 года резко пошло на убыль. Причины заката этого социально-политического явления мы уже объяснили выше. Они объективно привели к тому, что Нестор Махно в итоге потерпел поражение от Красной армии и был вынужден с небольшим отрядом сподвижников бежать в Румынию.
После серии забугорных приключений он оказался в Париже, где и умер в беспросветной нищете от туберкулёза в 1934 году. Так печально закончилась жизнь незаурядной личности – анархиста, бандита и романтика революции Нестора Ивановича Махно.
А наш дед, вернувшись с братоубийственной Гражданской войны, постепенно втянулся в мирную жизнь. Хотя ему ещё долго в кошмарных снах приходили жуткие видения той бойни, слышался звон клинков, ржание гнедых и стоны умирающих боевых товарищей. Часто во сне и наяву его не отпускал вынимающий душу, пронизывающий взгляд Батьки Махно.
Но постепенно время стёрло острые грани Гражданской войны. Богатая биография деда пополнилась новыми жизненными реалиями. На долю Алексея, как и всего его поколения, выпала коллективизация, голод 30-х годов, нелёгкая колхозная жизнь, участие в Великой Отечественной войне, сложное послевоенное время. При нём страной руководили одиннадцать правителей: от Николая Второго до Владимира Путина.
Менялись названия страны, формы правления и устройства государства, политические режимы, но не менялся наш дед. Он всегда был предан семье, Отечеству и своей Марфинке, в которой и почил в бозе в 2001 году, прожив 101 год.
