Пушкинское время

А. С. ПУШКИН И А. Н. ВЕРСТОВСКИЙ

Алексей Николаевич Верстовский ­(1799–1862) – известный русский композитор и театральный деятель, руководивший московскими театрами с 1825 по 1859 год, родился в Козловском уезде Тамбовской губернии, в имении Селивёрстово при селе Мезинец. А. Н. Верстовский написал несколько водевилей и опер, в числе которых популярная опера «Аскольдова могила», романсов, песен, кантат на стихи А. С. Пушкина, А. С. Грибоедова, В. А. Жуковского и других поэтов XIX века. Похоронен композитор на Ваганьковском кладбище в Москве. Имя Верстовского носят улицы в Староюрьеве и Тамбове.

Жизни и деятельности известного композитора посвящены экспозиции в Староюрьевском историко-музыкальном музее имени А. Н. Верстовского, в Тамбовском областном краеведческом музее, есть о нём материалы в ряде музеев Москвы и Мичуринска.

Знакомство и творческое содружество Александра Сергеевича Пушкина и Алексея Николаевича Верстовского связано с 20-ми и началом 30-х годов XIX века. Они встречались в домах общих друзей и знакомых – П. В. Нащокина, П. А. Вяземского, М. П. Погодина, А. С. Грибоедова, С. Т. Аксакова и других. Встречи друзей обычно посвящались поэзии и музыке. Поэта и композитора сближало отношение к творчеству, к высокому искусству, к театру.
В 1823 году появилась баллада Верстовского «Чёрная шаль» на стихотворение Пушкина, написанное в 1820 году. Баллада получила распространение и часто исполнялась в домашних концертах. В своих воспоминаниях Е. Соковкина, племянница С. Н. Бегичева – друга Верстовского, – писала: «Часто оживлял общество весельчак А. Н. Верстовский, который тогда написал знаменитый романс «Чёрная шаль» и певал его с особенным выражением своим небольшим баритоном, аккомпанируемый Грибоедовым».

Имена великого поэта и известного композитора часто звучали вместе. С. Т. Аксаков вспоминал: «Слушали мы, и с наслаждением, и музыку, и пение Верстовского. Его… «Приди, о путник молодой» из «Руслана и Людмилы», «Чёрная шаль» Пушкина и многие другие пьесы – чрезвычайно нравились всем, а меня приводили в восхищение. Музыка и пение Верстовского казались мне необыкновенно драматичными. Говорили, что у Верстовского нет полного голоса; но выражение, огонь, чувство заставляли меня и других не замечать этого недостатка». Советский музыковед Б. В. Асафьев в статье «Композитор из плеяды славяно-российских бардов: Алексей Николаевич Верстовский» писал: «Верстовский чутко отзывался на лирику современных ему русских поэтов, и современники любили его музыку, соотносящуюся с тогдашней поэзией Пушкина, Жуковского, Батюшкова, Дмитриева, Языкова…»

Беспокойная жизнь Пушкина вынуждала друзей на частые и длительные разлуки. Но и на расстоянии они не забывали друг друга, поддерживая связь письмами. В июне 1823 года поэт был отправлен на службу в Одессу и, переписываясь с поэтом П. А. Вяземским, просил его передать Верстовскому «усердный поклон», сообщить, что скоро и ему ответит. Спустя год Пушкина ссылают в село Михайловское. И снова в письме к Вяземскому Пушкин просит передать ноты Верстовскому, если не будут они гравированы. Вероятно, речь шла о балладе «Чёрная шаль».

Дошедшие до нас материалы говорят о встречах и сотрудничестве Верстовского и Пушкина в последующие годы. Известно, что в 1828 году композитор написал на стихи Пушкина «Гишпанскую песню» («Ночной зефир»), а в разное время 20-х годов XIX века – песни «Певец», «Муза» и на отрывки из поэмы «Руслан и Людмила» – «Ложится в поле мрак ночной» и «У Лукоморья».

Творческое сотрудничество композитора и поэта продолжалось. 29 мая 1829 года Верстовский писал Шевырёву: «…Пушкин ко мне пристал, чтобы я написал музыку Казака из «Полтавы» – посылаю его к Вам, – мысль пришла недурная выразить галопом всю музыку».
Знаменательное событие для поэта и композитора произошло 23 декабря 1829 года – они были избраны в члены Общества любителей российской словесности при Московском университете.

Осень 1830 года застала Пушкина в Болдино. Это была знаменитая болдинская осень, когда Пушкин переживал необычайный творческий подъём. Он дорабатывал тогда роман «Евгений Онегин», написал маленькие трагедии «Скупой рыцарь», «Каменный гость», повесть в стихах «Домик в Коломне», «Повести покойного Ивана Петровича Белкина» и другие.
Несмотря на такую одержимость творчеством, Пушкин помнит о Верстовском и пишет ему письмо из Болдино, обращаясь на «ты» – свидетельство близких, доверительных отношений поэта к композитору.

Приближалась важная перемена в личной жизни Пушкина. Ещё в апреле 1830 года родители Натальи Гончаровой дали согласие на брак своей дочери с ним. Через год должна была состояться свадьба. Она была назначена на 18 февраля 1831 года. Накануне свадьбы Пушкин устроил встречу друзей и приятелей, на которую собрались И. В. Киреевский, Е. А.  Боратынский, Д. В. Давыдов, П. В. Нащокин, Н. М. Языков, П. А. Вяземский с сыном Павлом, брат Л. С. Пушкин и А. Н. Верстовский. Это было в доме на Арбате, где теперь находится мемориальный музей поэта.

В 1832 году Верстовский создал одно из своих наиболее популярных произведений – «Песню Земфиры» на слова цыганской песни, которую Пушкин в переводе на русский язык использовал в поэме «Цыганы». Композитор написал песню для Надежды Васильевны Репиной – будущей жены. На этот текст писали музыку и другие известные русские композиторы, например А. А. Алябьев, А. Г. Рубинштейн, П. И. Чайковский, но наибольшая популярность выпала на долю песни Верстовского. Надежда Васильевна была её замечательной исполнительницей.

В своём творчестве Верстовский обращался не только к стихам Пушкина. Г. В. Кугушев сделал инсценировку романа «Евгений Онегин», и Верстовский написал к ней музыку. Премьера драматического представления с музыкой Верстовского состоялась в 1846 году в Москве на сцене Малого театра.

Последним сочинением Верстовского на стихи Пушкина стала кантата «Пир Петра Первого», написанная в 1859 году.
Пока ещё не все сохранившиеся материалы, рассказывающие о дружбе и совместном творчестве А. Н. Верстовского и А. С. Пушкина, собраны и изучены, но с некоторыми из них можно ознакомиться в Московском мемориальном музее Пушкина. Здесь хранится портрет Дж. Фильда, одного из учителей Верстовского. Посетители могут прочитать статью В. Ф. Одоевского «Несколько слов о кантатах Верстовского», напечатанную в первом номере «Вестника Европы» за 1824 год. В музее есть портреты Алексея Николаевича Верстовского и его жены Надежды Васильевны Репиной – примадонны московских театров. В музее хранится материал о постановке «Чёрной шали», именно об этом сочинении писал Николай Алексеевич Полевой в статье «Обозрение русской литературы в 1824 году» в «Московском телеграфе»: «Песни Пушкина сделались народными: в деревнях поют его Чёрную шаль. А. Н. Верстовский с большим искусством сделал на сию песню музыку, и доныне жители Москвы не наслушаются очаровательных звуков, вполне выражающих силу стихов Пушкина».

Сведения о Верстовском и его творческом содружестве с Пушкиным находятся в Тамбовском областном краеведческом музее и в Историко-музыкальном музее имени А. Н. Верстовского села Староюрьево. А афиши и концертные программы нашего времени говорят о том, что произведения Верстовского на стихи Пушкина входили и входят в репертуар выдающихся певцов современности, среди которых прежде всего хочется назвать Елену Васильевну Образцову, исполнявшую на одном из концертов в областном центре «Песню Земфиры» и балладу «Чёрная шаль».

Н. Ф. ПАВЛОВ И А. Н. ВЕРСТОВСКИЙ

Не говори ни да, ни нет,
Будь равнодушней, как бывало,
И на решительный ответ
Накинь густое покрывало.

Как знать, чтоб да и нет равно
Для сердца гибелью не стали?
От радости ль сгорит оно
Иль разорвётся от печали?..

Так начинается стихотворение «Романс» Николая Павлова, написанное в 1829 году и напечатанное впервые в альманахе «Радуга». К этому времени Павлов известен в основном как переводчик: в Москве идёт драма «Мария Стюарт» в его переводе. Пишет и стихи, и комедии-водевили. Успех сопутствует водевилю «Дипломат», который Николай Павлов создал вместе с С. П. Шевырёвым. В том же году молодого автора избирают действительным членом Общества любителей российской словесности при Московском университете. Николая Павлова принимают в это общество вместе с Пушкиным, Боратынским, Верстовским. Вскоре Алексей Николаевич Верстовский напишет музыку к стихотворению «Романс», и получится очаровательное произведение «Не говори ни да, ни нет…» На стихи Павлова писали музыку, в основном романсы, М. И. Глинка, А. С. Даргомыжский, В. Н. Всеволжский и другие известные композиторы, сочинения которых любимы и исполняемы и сегодня.

Кто же такой Павлов? Литературоведы сходятся во мнении, что Николай был незаконнорождённым сыном помещика В. М. Грушецкого и привезённой из персидского похода графом В. А. Зубовым грузинки. После появления на свет мальчика передают в семью крестьянина Филиппа Павлова, от которого будущий мастер русского слова получает и фамилию, и отчество. Ему даётся прекрасное образование: Павлов окончил театральное училище и словесное отделение Московского университета. Он владел в совершенстве немецким, французским, латинским языками. Ещё мальчиком Николай Павлов был отпущен помещиком на волю.

Это был очень интересный человек. О нём сохранились отзывы В. Ф. Одоевского, Н. А. Полевого, А. И. Кошелева, П. А. Вяземского и многих других известных людей Российской империи. Литературный энциклопедический словарь (общая редакция В. М. Кожевникова, П. А. Николаева) называет Николая Филипповича Павлова критиком, журналистом, редактором-издателем газеты «Наше время» и основателем и редактором газеты «Русские ведомости». Писал Павлов и прозу. Так, до сегодняшнего дня известна его повесть «Именины», посвящённая Н. В. Чичерину. В посвящении Павлов пишет:

Тебе понятна лжи печать;
Тебе понятна правды краска;
Я не умел ни разу отгадать,
Что в жизни быль,
что в жизни сказка.

Эта повесть рассказывает о судьбе крепостного музыканта, наделённого Богом талантом, но именно его проигрывает барин. Музыкант пытается убежать, но его арестовывают и отдают в солдаты. И тут герою удаётся отличиться и получить офицерский чин. Пройдёт время, и бывший крепостной станет барином, который быстро усвоит привычки, свойственные хозяевам-крепостникам. Финал повести трагичен: герой завершает земной путь на дуэли.

Повесть Н. Ф. Павлова была напечатана в 1835 году, как и его же произведения «Ятаган», «Аукцион», в том же году пришли к читателям и популярные до сих пор книги: «Стихотворения» А. В. Кольцова, «Арабески» Н. В. Гоголя, «Маскарад» М. Ю. Лермонтова, «Ледяной дом» И. И. Лажечникова. Поэт Фёдор Иванович Тютчев так отозвался о повести «Ятаган»: «Свободная мысль сразилась с роковыми общественными вопросами и, однако, не утратила художественного беспристрастия».

Композитор Алексей Верстовский и поэт Николай Павлов, по всей вероятности, встретились или в театральном училище, или в доме директора данного учебного заведения Ф. Ф. Кокошкина. Вот что отмечает исследователь творчества Павлова литературовед Л. М. Крупчатов: «Именно в доме Кокошкина, куда хозяин часто приглашал остроумного, талантливого и энергичного юношу, Павлов впервые познакомился со многими литераторами, художниками, композиторами, здесь получил представление о жизни светского общества, с его внешним блеском, внутренней пустотой, социальными и нравственными контрастами – всё это позднее нашло отражение в его творчестве».

Будущему писателю приходилось иногда прислуживать гостям за столом. Надо полагать, что Павлов от этого не был в восторге.
Верстовскому он был интересен и как актёр.

Позже, когда они являлись соавторами, Верстовского сближало с Павловым и то обстоятельство, что писатель был дружен, находился в приятельских отношениях со многими известными земляками композитора. Так, Б. Н. Чичерин оказался его университетским товарищем, добрые отношения сложились у Николая Филипповича с братьями Боратынскими. Он даже гостил в имениях и Боратынских, и Чичерина на Тамбовщине, где, кстати, были написаны повести «Именины» и «Аукцион». Именно эти сочинения да повесть «Ятаган» получили высокую оценку Гоголя: «Н. Павлов, писатель, который первыми тремя повестями своими получил с первого раза право на почётное место между нашими прозаическими писателями».

В 1832 году Павлов пишет стихотворение «Ф. Д. Хвощинскому» (это дядя жены Н. В. Чичерина), оно начиналось следующими строками:

Там, где толпилися татары,
Где веки замели их след,
Где буйный вихорь из побед
Едва нам слышен в звуках Мары…

Публикуется это стихотворение в популярном журнале «Телескоп» с примечаниями, одно из них относится к слову «Мара»: «На границе Саратовской и Тамбовской губерний урочище, где находится село, принадлежащее Б.» (речь, конечно же, идёт о братьях Боратынских).

Откроем книгу П. А. Стеллиферовского «Евгений Абрамович Боратынский» (М., 1988) и прочитаем следующее: «В Москве Боратынский познакомился и с К. К. Яниш, молодой и талантливой поэтессой, вышедшей позднее за его доброго знакомого, даровитого литератора Н. Ф. Павлова…» Каролина Яниш-Павлова стала страстной почитательницей поэзии Боратынского, перевела многие его стихотворения на немецкий язык. Ей он написал несколько милых и остроумных стихотворений и ободрил в поэтических начинаниях. К. К. Павлова в 1842 году создала послание «Е. А. Боратынскому», ставшее данью благодарности за полученный сборник «Сумерки», сочувственно упомянула об умершем поэте в стихотворении «Зовёт нас жизнь: идём, мужаясь, все мы…» (1846) и посвятила ему поэму «Кадриль»…

Ну а романс «Не говори ни да, ни нет…» Николая Павлова и Алексея Верстовского звучал в салонах Москвы, Петербурга и радовал слушателей. Вполне вероятно, что это не единственное совместное сочинение двух талантливых людей.

Е. А. БОРАТЫНСКИЙ И А. Н. ВЕРСТОВСКИЙ

Имена композитора, крупнейшего театрального деятеля Алексея Николаевича Верстовского (1799–1862) и поэта пушкинской поры Евгения Абрамовича Боратынского (1800–1844) в первой половине XIX столетия в России пользовались у музыкально-театральной публики и читателей большой популярностью.
Это были люди, которые в культуре и литературе того времени сделали очень многое. Вспомним хотя бы, что период творчества композитора в России называли эпохой Верстовского. Драматург А. Н. Островский признавался: «Известно, каким безграничным уважением между артистами всех отраслей искусства пользуются совершенные мастера в том или другом искусстве и люди, обладающие очень тонким вкусом. Таким же знатоком был Верстовский в сценическом искусстве: все артисты жаждали его замечаний, боялись их и с доверием и благодарностью их выслушивали. Артисту и в голову не могло прийти обижаться на Верстовского за то, что он ему говорил ты, особенно, когда он его похвалит». П. В. Нащокин веско заметил: «У вас в театре ламповщик и лампы не зажжёт без дозволения Алексея Николаевича!» Режиссёр С. П. Соловьёв подчёркивал, что Верстовский «всегда сообщал артистам жизнь и одушевление».

И он же отмечал: «Театральный люд очень метко и характерно называл его, употребляя простонародное слово, – театральным воротилой, или многозначительным «сам»».
Не забудем и то, что Боратынского критики и любители литературы ставили на первое место после «солнца русской поэзии» ещё при жизни Пушкина. Высоко ценили талант Верстовского и Боратынского, кроме Пушкина, их великие современники: В. А. Жуковский, А. С. Грибоедов, П. А. Вяземский, А. А. Дельвиг, М. Н. Загоскин, А. А. Алябьев, С. Т. Аксаков, М. И. Глинка. Многие блистательные писатели, музыканты, актёры того времени тоже были в восторге от поэзии Боратынского и музыкальных творений Верстовского.

Судьба уготовила Верстовскому и Боратынскому появиться на свет на одной и той же земле – земле Тамбовской губернии.
Основоположник русского оперного искусства родился в имении Селивёрстово, что располагалось недалеко от села Мезинец Козловского уезда (ныне Староюрьевский район Тамбовской области), в дворянской семье. В нём текла не только русская, но и турецкая кровь, так как отец Алексея Николаевича был сыном генерала А. Селивёрстова и пленной турчанки. Однако в музыкальной литературе до сих пор встречается версия, что дед композитора был приписан к дворянскому сословию как выходец из «польского шляхетства».

Боратынский – уроженец усадьбы Мара Кирсановского уезда (ныне Умётский район Тамбовской области), он появился на свет тоже в дворянской семье. Предки поэта были выходцами из Польши. В любой биографической справке прочитаем, что в первой половине XVII века И. П. Боратынский покинул родину и перешёл на русскую службу.

В конце XVIII века за верность царю и новому отечеству Абраму и Богдану Боратынским, потомкам Ивана Петровича, подарены земли в Тамбовской губернии. Это было поместье Вяжля. Абрам Андреевич Боратынский вместе с молодой женой поселился в той части села, которая называлась Марой. Она и есть малая родина поэта.
Таковы факты биографии, известные всем, кто интересуется историческими корнями Верстовского и Боратынского – земляков и ровесников.

Земляков и ровесников, конечно же, всегда объединял великий Александр Серге­евич Пушкин. Без Пушкина невозможно представить жизнь и творчество как композитора, так и поэта. Невозможно поверить сегодня в то, что Верстовский и Боратынский не могли быть друзьями Пушкина, что они никогда не встретились бы, не общались. И это тоже факт истории, как и тот, что, несмотря на то, что Пушкин не бывал на Тамбовщине, тем не менее прочными нитями связан с родиной Верстовского и Боратынского. Здесь находились друзья и приятели Александра Сергеевича, его литературные спутники, в конечном счёте его дальние и близкие родственники или когда-то жили на тамбовской земле, или пребывали в то время, когда ярко вспыхнула звезда Пушкина на поэтическом небосклоне. Не забудем, что и жена Пушкина, Н. Н. Гончарова, появилась на свет именно на Тамбовщине – в имении дяди своей матери Н. А. Загряжского в селе Кариан Тамбовского уезда (ныне райцентр Знаменка Знаменского района Тамбовской области). Примерно в одно и то же время Пушкин встретился, познакомился и подружился и с Верстовским, и с Боратынским.

В 1820 году Пушкиным была написана «Чёрная шаль», а через несколько лет Верстовский дал этому стихотворению музыкальные крылья. Романс пользовался потрясающим успехом. Современница вспоминала, как сам Верстовский пел в одном из салонов это произведение, а аккомпанировал ему Грибоедов. Вскоре романс «Чёрная шаль» стал исполняться по всей России. Другая современница (Е. С. Телепнёва) в дневнике 22 июня 1827 года записывает о сёстрах Ушаковых, которыми первый поэт России был покорён: «В их доме всё напоминает Пушкина: на столе найдёте его сочинения, между нотами – «Чёрную шаль» и «Цыганскую песню», на фортепианах – «Талисман» и «Копеечку», в альбоме несколько листочков картин, стихов и карикатур, а на языке беспрестанно вертится имя Пушкин».

Были у Верстовского и Пушкина и другие совместные сочинения, тоже нашедшие тропинки к сердцам любителей прекрасного. Несомненно, они были известны и Боратынскому.
Пушкин и Боратынский состояли в переписке. Переписывался Пушкин и с Верстовским. Правда, не все письма друзей сохранились. А вот о переписке Верстовского и Боратынского не упоминает ни один современник, никто из литературоведов тоже не пишет об этом.

Верстовский дебютировал в качестве композитора в 1819 году, когда сочинил музыку к водевилю «Бабушкины попугаи». «Русский художественный листок» спустя десятилетия точно заметит: «Юность Верстовского пронеслась в упоении успехов, посреди похвал и торжеств. В нём видели замечательный талант». В том же году в журнале «Благонамеренный» печатается несколько стихотворений молодого поэта Боратынского. На сочинения композитора и поэта стали обращать внимание слушатели и читатели.
У Верстовского и Боратынского появились поклонники и поклонницы.

В «Летописи жизни и творчества Е. А. Боратынского. 1800–1844» читаем следующее:
«1829 год. Декабрь, 23. Москва. На заседании Общества любителей российской словесности при Московском университете Боратынский заочно избран в члены общества (наряду с Пушкиным, Булгариным и Верстовским). Сообщение об избрании опубликовано в «Московских ведомостях»».
Общество любителей российской словесности при Московском университете, как информирует современного читателя одна из энциклопедий, создано в 1811 году. В разные годы председателями его были М. Н. Загоскин, А. С. Хомяков, М. П. Погодин, И. С. Аксаков, Ф. И. Буслаев и другие. Так Пушкин, Верстовский, Боратынский оказались в одном списке. На торжественном вечере в честь признания заслуг Пушкина и уроженцев Тамбовского края звучала и музыка Верстовского, в том числе Кантата на всерадостнейший мир России с Турцией на слова А. И. Писарева. Пройдут годы, и Верстовский экстерном сдаст экзамены за курс Московского университета (1833).

Верстовский и Боратынский были в приятельских отношениях с поэтом, прозаиком Николаем Филипповичем Павловым. Алексей Николаевич, как уже отмечалось, написал романс на стихи Павлова «Не говори ни да, ни нет». Во многих салонах Москвы и Петербурга звучало это сочинение. Надо вспомнить и ещё об одной ранней совместной работе Верстовского и Павлова – комедии-водевиле «Дипломат» (соавтором Н. Ф. Павлова выступил С. П. Шевырёв, вместе с которым он сделал перевод с французского языка пьесы Э. Скриба, К. Делавиня). Премьера состоялась 21 июня 1829 года. В 1835 году в «Московском наблюдателе» появились две критические статьи Павлова, где речь шла об опере Верстовского «Аскольдова могила» и о комедии Загоскина «Недовольные». Между прочим, В. Г. Белинский признал эти статьи «особенно примечательными».

Боратынский был знаком и с будущей женой Павлова – К. К. Яниш, талантливой поэтессой и очаровательной собеседницей. Каролина Карловна Яниш была в восторге от поэзии Боратынского. Немало сделала она для пропаганды в Европе творчества Евгения Абрамовича, выступая в качестве переводчика его стихотворений.
Боратынский женился на Анастасии Львовне Энгельгардт летом 1826 года. Верстовский присматривался в это время к молодой актрисе Надежде Репиной, которую московская публика сразу полюбила, как только та оказалась на подмостках после окончания театрального училища. Пришла вскоре и любовь, однако, по свидетельству А. Д. Эшлиман (урождённой Верстовской), отец композитора выбора сына не одобрил, потребовал разорвать с актрисой все отношения. Верстовский отца не послушался, ушёл из семьи и поселился с Репиной без брака. Он обвенчался с Надеждой Васильевной лишь 21 апреля 1841 года. Пушкин же никак не мог определиться с выбором спутницы жизни. Вскоре обе столицы стали говорить о предстоящей женитьбе Александра Сергеевича на Н. Н. Гончаровой. На сей раз это оказалось правдой. Пушкин перед свадьбой устроил «мальчишник», на который особыми записками пригласил самых близких ему людей. Он направил такие приглашения и Верстовскому, и Боратынскому.
Давайте не забудем, что Боратынский родился в семье, где по-настоящему, как и доме Верстовских, преклонялись перед музыкой. Владимир Павлович Пешков, автор нескольких знаковых исследований, краевед, в книге «Звезда разрозненной плеяды…» (Тамбов, 1999) пишет, как Боратынские-старшие прививали детям любовь к хорошей русской и зарубежной музыке. «С большим удовольствием занимаются дети музыкой. У всех – неплохие голоса, отличный слух. Впоследствии в доме Баратынских силами семейства ставили музыкальные спектакли и даже оперы».

Да, музыка объединяла Боратынского и Верстовского. В то время потрясающим успехом у слушателей пользовался романс М. И. Глинки «Не искушай меня без нужды», созданный на стихи Боратынского (1825). Это произведение имеет и другое название – «Разуверение». На стихи Боратынского писали романсы, песни композиторы А. Т. Александров, А. Т. Гречанинов, Ц. А. Кюи, А. С. Даргомыжский и другие.

Верстовского никогда не включали в подобный список, потому что Алексей Николаевич прежде всего сочинял музыку на тексты В. А. Жуковского, А. С. Пушкина, М. Н. Загоскина, А. А. Писарева и некоторых других своих «старых» друзей. Тем не менее в «Летописи жизни и творчества Е. А. Боратынского» (Москва, 1998) сообщается: «28 января 1828 года в Москве на обеде, устроенном в честь живописца К. П. Брюллова в Московском художественном классе, исполнялись куплеты «Там, где парил орел двуглавый…», написанные Верстовским, вероятно, на стихи Боратынского». Профессор Антонина Александровна Соболева в биобиблиографическом указателе «Алексей Николаевич Верстовский» (Тамбов, 1999) утверждает, что действительно музыка куплетов написана Верстовским на стихи Боратынского. Учёный Тамбовского государственного университета имени Г. Р. Державина ссылается и на одну из публикаций в «Московских ведомостях» того времени.

Возможно, были ещё какие-то совместные сочинения Верстовского и Боратынского, и это предположение основывается прежде всего на том, что до сегодняшнего дня не всё богатое наследие композитора найдено и изучено. Однако таких творений не могло быть, на мой взгляд, много. Сошлюсь на авторитетное мнение исследователя жизни и творческого пути А. Н. Верстовского Владимира Алексеевича Корнеева, написавшего и издавшего о Верстовском немало статей, которые затем вошли в его интереснейшую книгу «Тайна старинного парка» (Тамбов, 1994). Корнеев размышлял так: «Конечно, можно говорить о различных особенностях личного характера каждого, даже и о противоположных темпераментах, и в силу этого о несходстве мироощущения – хоть оба они и романтики! – но всё это до конца так и не вносит ясности. Правда, Боратынский со своей элегической мечтательностью, безусловно, является антиподом Верстовского с его неукротимой турецкой кровью…» С Владимиром Алексеевичем Корнеевым нельзя не согласиться. Но будем ждать сообщений архивистов, которые помогут краеведам, литературоведам глубже проникнуть в данную тему.

Романс «Разуверение» композитора М. И. Глинки на стихи Е. А. Боратынского, о котором уже шла речь в этом материале, прекрасно исполняла народная артистка Советского Союза Н. В. Обухова – внучатая племянница Боратынского. В репертуаре Надежды Васильевны была и «Цыганская песня» Верстовского. Это говорит о том, что и в другое время, и в другой стране, которая называлась Советским Союзом, Боратынский и Верстовский словно встретились снова.

И дядя Обуховой, Сергей Трофимович Обухов, занимал в Москве должность управляющего театрами. Как тут снова не вспомнить Верстовского!
Желательно не оставить без внимания и вот эти факты. 15 июня 1986 года «Тамбовская правда» информировала читателей о прошедшем на днях на родине Боратынского очередном празднике поэзии. Газета пишет: «На умётской земле звучали не только стихи, но и торопилась музыка в души многочисленных зрителей. В том числе исполнялось одно из сочинений Верстовского – увертюра к водевилю «Обман за обманом». Заслуженный работник культуры РФ Ю. Попов подготовил это произведение с камерным оркестром музыкальной школы № 1 города Тамбова. Во втором отделении вечера, посвящённого 200-летию со дня рождения Верстовского, что проводился 4 марта 1999 года в Концертном зале Тамбовской государственной филармонии, заслуженная артистка России Зоя Загумённова читала стихотворения Пушкина и Боратынского».

Таких примеров, мне кажется, можно привести немало. Именно они красноречиво говорят о том, что земляки по-прежнему преклоняются перед талантом поэта и композитора, перед их бессмертными сочинениями, перед тем, что судьба уготовила уроженцам Тамбовского края быть друзьями А. С. Пушкина. А в таком случае, даже если бы Алексей Николаевич и Евгений Абрамович не создали бы того, что им удалось сделать для своей России, для своего народа, всё равно их имена были бы вписаны в летопись Отечества.
А ещё в Тамбове есть улицы Боратынского и Верстовского. На географической карте областного центра имена поэта и композитора снова по воле благодарных потомков оказались рядом. Это не только добрая примета, но, пожалуй, знаковое событие.

НОВИКОВСКОЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ ГНЕЗДО

Урождённая Алябьева

Начнём рассказ с бабушки писателя, публициста, общественного деятеля Александра Ивановича Новикова по материнской линии. Её звали Александрой Васильевной Киреевой (урождённая Алябьева) (1812–1892). Это была сказочно красивая женщина, внешностью и умом которой восхищались А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов. Некоторые современники невольно сравнивали её с Н. Н. Гончаровой, будущей женой первого поэта России, уроженкой тамбовской земли. Князь П. А. Вяземский назвал красоту Александры Алябьевой классической, а Натальи Гончаровой – романтической. Александр Сергеевич воспел московскую красавицу в стихотворении «К вельможе» (1830), а семнадцатилетний Михаил Лермонтов увековечил в пленительных строчках небольшого стихотворения «Алябьевой» (1831), которое, между прочим, в XXI веке включено в школьную программу по литературе.

Осенью 1844 года А. Алябьевой посвятил стихотворение часто посещавший её литературную гостиную поэт Н. М. Языков.
Да, в доме Александры Васильевны был великосветский салон. Она и все члены семьи – славянофилы – т.е. представители консервативного политического и идеалистического философского течения русской общественной мысли, стремящиеся обосновать необходимость особого (по сравнению с западноевропейским) пути развития России. А. В. Алябьева вышла замуж за гвардейского офицера А. Н. Киреева. Она сама занималась воспитанием сыновей Александра и Николая, дочери Ольги. Брак Александры Васильевны с красавцем Алексеем Киреевым оказался счастливым.

Вот как вспоминала об Александре Васильевне Киреевой А. Ф. Тютчева (старшая дочь русского поэта):
«У меня была с визитом г-жа Киреева, московская дама, очень известная несколько лет назад своей большой красотой… Она сохранила ещё остатки былой красоты и, несмотря на некоторую полноту, её черты не утратили ещё античную правильность. Но странно в этой даме то, что она нисколько не тщеславится этой красотой, которую поэты воспели в великолепных стихах. Её честолюбие в том, чтобы быть умной женщиной, учёной и прежде всего образцовой матерью. Она говорит только об учёных – своих близких друзьях и о всех достоинствах, умственных и нравственных, которые она развила в своих детях, которых я после двухчасового разговора с их мамашей знаю, как будто я сама произвела их на свет…»
Бабушка писателя была похоронена в фамильном склепе дворян Новиковых в селе Новая Александровка Тамбовской губернии (ныне село Новиково Староюрьевского района Тамбовской области).

Следует заметить, что и с отцовской стороны в роду Новиковых были поэты и прозаики – тонкие ценители изящного слова. Прежде всего необходимо назвать владельца Ново-Александровки Петра Александровича Новикова (1797–1876), выпускника Московского университета, ставшего в студенческие годы членом Общества любителей российской словесности, на протяжении всей жизни занимавшегося сочинительством: писал и публиковал и стихи, и прозу.

«35-й год моей жизни, или два дни вёдра на 363 ненастья»

Хорошо было известно любителям литературы поэтическое наследство Ивана Михайловича Долгорукова (1764–1823), князя, автора сборника стихотворений «Бытие сердца моего», которого, как отмечается в книге А. Н. Соколова «История русской литературы XIX века (первая половина)» (М., 1970, с. 32), «интересует не действительность, а собственное сердце, этот «глубокий лабиринт». Не богатство жизни, а «все оттенки чувств своих» поэт хотел бы сохранить в поэзии». Сын Ивана Михайловича, Дмитрий Иванович Долгоруков (1797–1867), был товарищем А. С. Пушкина по нелегальному обществу «Зелёная лампа». Другой сын князя, Павел Иванович Долгоруков (1787–1845), оказался сослуживцем Пушкина по Кишинёву, а дочь поэта, Варвара Ивановна, вышла замуж за Петра Александровича Новикова, и их сын, Иван Петрович Новиков (1824–1890), став взрослым, женился на О. А. Киреевой. Ольга Алексеевна была второй женой Новикова.

Но вернёмся к П. И. Долгорукову, приехавшему в Кишинёв на службу 1 августа 1821 года. А. С. Пушкин в это время находился на юге. Поэт в мае 1820 года прибыл к генералу И. И. Инзову в Екатеринослав, а с конца сентября того же года до начала июля 1823 года жил в Кишинёве. Находясь в Кишинёве, Пушкин, приступив к изучению молдавского языка, постигает историю этого края, осматривает возле Бендер следы лагеря Карла XII, тут же у опального поэта зарождается мысль о написании поэмы «Цыганы». Иван Петрович Долгоруков же начинает вести дневник. Ему он даёт необычное название: «35-й год моей жизни, или два дни вёдра на 363 ненастья».

Мстислав Александрович Цявловский, известный исследователь жизни и творчества Пушкина, предполагал, что Пушкин и Долгоруков познакомились в Петербурге, но дружбы между ними не возникло. Не сложилась она и на молдавской земле, ибо, по мнению Цявловского, «слишком разные они были люди». Павел Иванович встречался с Пушкиным в основном в доме генерала Инзова. На страницах дневника Долгорукова создаётся образ великого русского поэта, кстати, отнюдь не ангела. 23 записи о Пушкине сохранились в дневнике, о котором практически никто не знал. Дневник будет опубликован только в 1951 году в девятом сборнике «Звенья».

История находки дневника и его публикации до сих пор вызывает интерес исследователей разного уровня, краеведов. Сошлюсь на авторитетное мнение Ираклия Луарсабовича Андроникова, который в одной из работ рассуждает, как порой к нам неожиданно возвращаются весточки из прошлого: «А возле Мичуринска, во дворе техникума, двое учащихся нашли ещё более редкую вещь: дневник чиновника, служившего вместе с Пушкиным в Кишинёве. Автор этого дневника рассказывает, как сосланный Пушкин отзывался о политических порядках тогдашней России…
…Ученики передали находку преподавательнице русского языка. Та, в свою очередь, доставила её в Москву, в Литературный музей, и вручила пушкинисту М. А. Цявловскому. Дневник опубликовали».

Думаю, что не мог пройти мимо такого сенсационного события известный краевед тамбовской земли Иван Степанович Никулин. И действительно, в книге «Мичуринские были» (Воронеж, 1973, с. 74) Иван Степанович пишет: «Автор дневника признаёт, что Пушкин умён и остёр, но нравственность его, по мнению добропорядочного чиновника, на самом жалком положении – «нет ни к кому ни уважения, ни почтения. Всё основано у него на удальстве, насмешках и ругательствах». И. С. Никулин утверждает: учёный М. А. ­Цявловский установил автора дневника, им-то и был Павел Иванович Долгоруков, сослуживец Пушкина по Кишинёву. Дневник, считает Никулин, найден в родовом имении Новиковых. После революции в здании, построенном А. И. Новиковым на личные сбережения для учительской семинарии, размещался педагогический техникум, во дворе которого и обнаружен бесценный дневник пушкинской эпохи. Вероятно, в Ново-Александровку тот попал через сестру хозяина дневника В. И. Новикову (урождённую Долгорукову).

Необходимо было найти подтверждение причастности дневника Долгорукова к староюрьевской земле у новиковского краеведа Михаила Антоновича Жиляева (1925–1988). Не знаю, как уж так случилось, но после смерти Жиляева в Староюрьевском районном музее имени А. Н. Верстовского из всего собранного краеведом, патриотом своей малой родины оказалась лишь частица, как говорится, видимая часть айсберга. Мне показали обычную школьную тетрадь, где размашистым почерком Михаил Антонович написал на обложке: «Жиляев М. А. Новиковская тропинка к Пушкину. Из цикла «История одного поиска». По вопросу о создании музея в селе Новиково. Февраль 1985 года». Краевед писал, что ему удалось завязать переписку с Никулиным, он пригласил Ивана Степановича в Новиково, но тот, сославшись на нездоровье, не смог посетить село. Тогда в дорогу собрался сам Жиляев, было это в начале марта 1981 года. Краеведы встретились в Мичуринске, в доме Никулина на Набережной Дёмина. Жиляев скупо замечает: «Я сказал: «Иван Степанович, этот дневник-то найден в нашем селе Новиково». Никулин внимательно посмотрел на меня, взял брошюру в руки, задумался: «А знаете, Михаил Антонович, я изучал эту историю с дневником и даже писал об этой находке. Я уверен, что дневник найден в вашем селе Новиково…»»
Как бы хотелось верить, что так оно и было…
Впрочем, если это легенда, то и от легенды, связанной с именем Александра Серге­евича Пушкина, не станем отказываться.

Александр ЛЕЖНЁВ