Александр КЕРДАН. Стихотворения.

Екатеринбург

Город, расколотый напополам,
Словно само мирозданье.
Каменный Малышев смотрит на храм,
Будто бы в знак покаянья.

В бронзе Свердлов изогнулся дугой –
Тоже, видать, виноватый
В том, что отправил царя на убой
Вместе с семьёю когда-то.

Вечным пятном, что не смыть никогда –
Как ни старайся отмыться! –
К ратушной башне прибита звезда
Города-цареубийцы.

Званье, подобное имярек,
Как пресловутый Иуда…
Помниться будет такое вовек,
Да и… что Ельцин – отсюда.

* * *

Город. Платформа. Дорога –
Вся из ухабов и ям.
Некто прохожий, немного
В профиль похожий на Бога,
Крошит батон голубям.

Мир поглощён суетою
В пору, когда подают…
Птицы с ухваткой лихою
Крохи, что доброй рукою
Брошены, жадно клюют.

Ссорятся. Лезут из кожи –
Хочется больше урвать…
И сердобольный прохожий,
Как ни старайся, не может
Поровну каждому дать.

Хоть и равны перед Богом
Все, кто бескрыл и крылат,
Но не в земном, а в высоком!
…Всё остальное – дорога,
Где только крохи лежат.

 

ЦАРСКАЯ ФАМИЛИЯ
Будничная повесть

Василию Ивановичу
и Зинаиде Петровне посвящаю

1

В краю вечнозелёных помидоров,
Дитя казённых длинных коридоров,
Я вырастал из френча своего,
До времени не ведая, в кого.
Мой рост под микроскопом изучая,
Бог, головой обкуренной качая,
Меня хранил, пока я молод был,
И не пустил нечаянно в распыл.
Знать, для иного приберёг сюжета,
Благословив на крестный путь поэта.
Была ко лбу на долгие года
Пришпилена Антихриста звезда,
И всё ж в душе моей, как вера в чудо,
Жила надежда в то, что всходы будут…
Я, так случилось, медленно взрослел
И, постигая бытия законы,
В науках разных много преуспел,
Набором догм на целый век подкован.
Но бабушкин хранился образок
В моём кармане рядом с партбилетом.
И по ночам ко мне являлся Бог –
К нему я обращался за советом.
Когда вдруг сердцу становилось тесно
От всех моих сомнений и тревог,
В казарме сонной, там, где потолок,
Сиял лучами нимб его чудесный…
Не знаю, он помог иль не помог,
Но голоса не слышал я другого,
Влача вериги тяжкие дорог,
В конце которых всё равно Голгофа.
А где-то посредине – Божий храм,
Привал, где мне обещано спасенье…

Я этот день запомнил – воскресенье,
Когда я в тридцать шесть крестился там.
Вот тут и зарождается сюжет…
Со мной крестилась дядина супруга.
Меж нами – где-то двадцать с лишним лет,
Но очень уважали мы друг друга.
О родственнике – ниже, а пока
О тётушке…
Она – из молокан,
Из тех, кто со Всевышним напрямик
Общается, но на Христовый лик
Не крестится и не кладёт поклоны,
Уверенный, и, может быть, резонно,
Что вера – это вовсе не иконы…

А дядя мой – полковник-отставник.
Директор оборонного завода.
Безбожник, матерщинник, озорник,
Ну, в общем, квинтэссенция народа
Советского… И тётя потому
Не то чтобы перечила ему,
Но потихоньку к Богу приближалась,
К советскому испытывая жалость…
И вот, когда полвека за спиной,
От молоканства дабы отрешиться,
Она в воскресный день пошла со мной
В московский храм окраинный креститься.
Родню пора представить… Дядя мой –
Чапая тёзка и, как он, герой!
А тётю звал я просто «тётей Зиной».
И, коль мы вместе приняли крестины,
Считал своею крёстною сестрой.
Она в повествованье – персонаж,
Поскольку с ней вдвоём виток сюжета
Распутывать крещёному поэту,
Коим является слуга покорный ваш.

2

Покорный… Тут я, право, перегнул –
С покорностью всегда дружил не очень,
За что и схлопотать не преминул
От девушек десятка два пощёчин.
И от начальства – грамот, в полный рост…
И на погоны – много разных звёзд.
Вот только на последней оступился…
Служить бы рад, но тут земляк явился
И президентством всё перевернул,
И зашатался мой казённый стул…

Я дядиной стезёй шагал упрямо,
Хоть – озорник (куда мне до него!)…
Но слово «честь», оно почти как мама.
И офицер почти как сын его.
За то мы с дядей тосты поднимали,
Когда крестины наши обмывали.
Был дядя пьян, и я навеселе –
Подыгрывал ему на балалайке,
А тётя Зина, славная хозяйка,
Закуски обновляла на столе.

У нас в России отыскать бы повод,
А дальше – лишь в стаканы наливай…
За Родину! За Рождество Христово!
За армию!.. А ну-ка, запевай!

 

ДЯДИНА ПЕСНЯ

Слыла непобедимой,
Считалась легендарной
По молодости лет и в зрелые года…
Мой дом – не хата с краю –
Курсантская казарма.
Хэбэ – моя одежда.
Щи с кашею – еда.
Суворовская школа –
По жизни – альма-матер.
Отцовские советы – наряды старшины.
Мужская грубоватость
С изрядной долей мата,
С которым, между прочим,
наряды не страшны.
Ах, как судьбой гордился!
Ведь было чем гордиться…
Погоны и петлицы,
На брюках – алый кант…
Служил, как нас учили,
Не знал, что так случится:
И на родной землице
Ты словно оккупант…
Цивильные наряды предпочитаешь форме.
Слова своей присяги не смеешь повторить…
Бесправьем и хулою Отечество нас кормит,
Чтоб армию чужую когда-нибудь кормить.
Что ж, жизнь необратима…
Пусть даже небездарна.
Нам не бежать из Крыма, ведь он –
уже не наш…
Слыла непобедимой,
Считалась легендарной.
Та, что теперь, похоже,
Не перейдёт Сиваш…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Допелся дядя – вырос в аналитика!
Бай-бай пора, коль в песне всё – политика!
Я лично в эти игры не игрок,
Хоть партбилет на площади не сжёг,
И в том, чем жил при нём, ничуть не каюсь.
Но и в карман, туда, где образок,
Вернуть его навеки зарекаюсь.
Тут, дядя, призывай не призывай,
Я водку стал предпочитать кагору…
Чтоб не глотать напитки без разбору,
Мне красного, прошу, не наливай!

3

Когда крестины наши мы обмыли,
Закончив миром праздничный обед,
И дядю до дивана проводили,
Где он уснул спокойно, как дитя,
То о событьях всех прошедших лет,
Полковника на сон перекрестя,
До полуночи с тётей говорили.

О маме самый главный разговор.
Ей с детства предначертаны страданья,
Поскольку имя выпало Христа…
И до сих пор – истории укор –
Отечеству не будет оправданья
За ссыльные сибирские места,
Что проредили мамину родню.
За церкви, обезглавленные лихо.
За то, что все – от мала до велика –
Мы медленно идём ко дну, ко дну.

Досталась маме горькая судьбина…
Одно спасибо, что не умерла…
А то – меня бы не было в помине.
Но мама, как положено Христине,
По-христиански не приемлет зла.
Его не помнит… Но беседы с нею
В моей душе пустили корешки.
История рождает эпопеи,
А состраданье, может быть, стихи.
Так боль, переплавляясь, станет светом,
А мальчик-безотцовщина – поэтом…
Но речь ведём сейчас не обо мне,
А о моей бесчисленной родне.

И то сказать, по свету нас немало…
Одно зерно в Америку упало,
И там, в троюродных, есть даже негр…
Сестрица с Украины учудила,
Взяла и мексиканца полюбила –
Теперь у них – известный инженер.
Ещё одна – так та за итальянцем…
Короче, все мы в чём-то иностранцы,
В родной стране с фамилией на «ан»…
И не понять, кто: немцы иль евреи,
Хохлы иль белорусы?.. А точнее,
И ту, и эту кровь в себе лелея,
Несём по жизни званье россиян!
И где бы ни мотало нас по свету,
По предков наших памятному следу,
Мы шар земной по кругу обойдём,
К родне московской в гости попадём.

 

ИСПОВЕДЬ О ЛЮБВИ

Как Пётр отрёкся трижды от Христа,
Я от любви спешил отречься всуе…
Жизнь начиная с чистого листа,
Предательство скрывая в поцелуе.

Умеют лгать и страстные уста.
Иудин поцелуй – один из ста!

Куда как чаще предаёт нас слово:
Одно из двух, оно, увы, Петрово.
Пока ещё не прохрипел петух,
Неискренне оно – одно из двух!
Но до зари нам не дано иного…

Из двух одно – идёт от сердца слово.
И откровеньем этим дорожа,
К любви стремится каждый миг душа
На грани притяжения земного.

Прощая нам, обид не вороша,
Любовь опять нам сердце открывает
И душу добрым светом омывает,
Которым и спасается душа.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.