Людмила Гонтарева. Стихотворения
Людмила Гонтарева
Филолог по образованию. Член Союза писателей России, Союза писателей Луганской Народной Республики, Восточноукраинской писательской общественной организации имени В. И. Даля Союза писателей России, Межрегионального союза писателей.
Печаталась в альманахах ТО «СТАН» и «Свой вариант» (Луганск); журналах «Склянка Часу» (Канев), «Российский колокол» (Москва), «Родная Ладога» и «Невский альманах» (Санкт-Петербург); коллективных сборниках «Час мужества», «За други своя», «Строки мужества и боли», «Время Донбасса» и др.
Организатор I Всеукраинского поэтического фестиваля «Краснодонские горизонты – 2009».
Лауреат премии имени «Молодой гвардии» (2011 г.). Лауреат литературной премии имени Владимира Гринчукова (2015 г.).
* * *
Кто-то новые с радостью носит ботинки,
Кто-то упорно копит на пальто…
У Донбасса в сердце сегодня льдинки,
Наш Донбасс уютный уже не тот.
От ночного бденья устали веки.
Мы теряем в спорах своих друзей.
Если это истории новой вехи,
Значит, каждое утро – большой музей,
Где ещё находим по телефону
Самые близкие голоса,
Где молиться нужно родному дому,
Что от слёз вытирает тебе глаза…
Кто-то очень жестоко размазал кашу
По тарелке времени и в умах.
Наш донбасский уголь – это не сажа.
Здесь суров характер и велик размах!
Здесь степное поле и свободный ветер.
Здесь крепка и водка, и надежды нить…
Мы с тобой, товарищ, за беду в ответе,
И за счастье тоже по счетам платить…
Только будет утро, и наступит вечер.
Сосчитает небо всех своих бойцов.
Но уже не верим фразе «время лечит»,
Ведь над степью радуга ранена свинцом…
* * *
Это словно кино, как в больном сне,
Опоили дурманом нас по весне.
Ну а летом кровавые звёзды в ряд
В карауле над городом нашим стоят.
А в полях окопы – шрамом на лицо…
Не послать любимому письмецо.
Сколько километров путь из рая в ад?..
Во степи солдаты без имён лежат.
Танки в интернете, танки за окном.
Как конструктор «Лего», вдруг сложился дом.
По подвалу ходит старый мудрый кот:
В самом безопасном месте он живёт.
Город мой контужен, город мой устал…
Кто бы нам страницы эти пролистал…
Но писать надрывно мы обречены
Хронику ненужной, непростой войны.
МОЛИТВА
Услышь нас, Господи, мы – живы,
Пошли на землю свой конвой
Гуманитарный. Тянет жилы
Сирены вой и ветра вой…
Поверь нам, Господи, мы – люди.
В братоубийственной войне
За всех солдат молиться будем
На той и этой стороне.
Прости нас, Господи, мы серы
И сиры в глупости своей.
В родной земле греша без меры,
Мы просим процветанья ей…
Спаси нас, Господи, мы слабы:
От миномётного огня,
Стрельбы и ненасытных «Градов»
Мы сами не спасём себя…
* * *
Мне снился сон: зима, босые ноги,
Расхристанный ветрами Петербург;
Там вечный снег разлёгся на дороге…
Дом, лестница, перила, небо… Вдруг –
Я вниз смотрю. А там – дворы-колодцы;
И стук копыт, и Невский – за углом…
Который год – январь, и нету солнца.
И в битве столько наших полегло
За золото сентябрьского разлива,
За звонкую весеннюю капель…
Я календарь листаю торопливо:
Зима, зима, зима… забыт апрель –
Расстрелян был в Октябрьском переулке.
Я вниз смотрю. Я вижу сон: разбит
Весь механизм часов. И только гулкий
На колокольне звон… Спас – на крови…
Легчайшим пёрышком на землю – время…
Морозный воздух чист и невесом…
Слова молитвы снегопад прогрели –
Возможно, будет март… Мне снился сон.
* * *
Боже, раскрой над домом моим синий
зонт небосвода
И слёзы смахни с окон-глаз радуги полотенцем.
Тот материк, где я есмь, открыто
встречает восходы
И провожает беспечно составы со станции
детства.
А писем не стоит ждать: листовками листопада
Кружится моя печаль, чтобы заполнить сцену.
Есть вечера светлый час, когда ничего не надо.
Над миром царит покой – тих, одинок, бесценен…
До Вечности только миг. Качаются занавески.
Негромкий огонь свечи ещё вдыхает мой голос.
И беспокоит лишь взгляд мальчика
с древней фрески,
Что под прессом времён морщинами
раскололась.
* * *
Свой угол в коробке города.
Чёрный байховый чай. Кофе молотый,
Аромат которого щекочет тонко ноздри,
Как до восхода солнца, так и после.
Свой угол… Но и там порою паутина
Жеманно в складках прячется картины.
Настенные часы ведут борьбу с глаголом:
Иди, спеши, лети… И всё это на голом,
Столетий мхом не утеплённом месте.
Ещё понятия любви, заботы, чести…
Объятья пиджака со спинкой стула.
Пузатый самовар с пометкой «Тула».
Предметов незатейливых детали
По стенкам растеклись горячей сталью
В ленивом фокусе зрачка. Прикрылись вежды.
А за окном стремительно одежды
Сменил на наготу осенний сад!
Он удивлён, пристыжен и не рад
Как будто бы безумной перемене.
Но чрез какой-то миг ему на сцене
Царить и поражать убранством пёстрым,
Все чувства до краёв свои заполнив остро!
…Нам ближе неподвижные предметы:
Комод, сервант, диван и кресла – это
Несостоявшегося блага атрибуты,
Когда, накормленный, подстриженный, обутый,
Ты мечешься в углах своей квартиры,
Ты – пуля и мишень в пространстве тира,
Способная пронзить себя собою!
…Но как удачно ведь подобраны обои.
И мебель – в тон, и даже выключатель,
Листы бумаги с фирменной печатью.
И струн извечная тугая напряжённость.
И фикуса в окне вечнозелёность.
* * *
В двадцать ноль-ноль вымирает город,
Тишиной напрягая случайных прохожих.
А за стеной невидимый ворог
Разводит костры прямо у подножий
Гор и домов, окутанных в мрамор
Недолгих столетий и вечных мгновений.
Тонкие пальцы растений за рамой
Касаются стёкол мужей откровенней.
В двадцать пятнадцать усталая кожа
Примет черты целлюлитного воска.
Скрипка минорные крылья сложит,
Переместившись в футляра повозку.
В двадцать с немногим ещё есть время
Перемыть после ужина чашки и ложки.
Месяц младой в фиолетовом небе,
Как сексапильный герой с обложки,
Смотрит в окно немигающим оком:
«Как?! Вы не приняли анабиоза
Порцию?» Пятимся в темень боком,
Наконец принимая обмякшую позу.
В двадцать, три четверти, ждём на диване
Заставку привычную передачи
«На добранiч, дiти!». И в сна кармане
Ещё надеемся на раздачу
Осколков утра. Кому – побольше,
Кому – поярче, кому – в стакане.
И так по кругу в рутинной толще
Бредём годами, летами, веками…
* * *
Я была три тысячи лет вперёд.
Я вернусь, чтобы стать, может, Жанною д`Арк.
А про смерть перевозчик бесстыдно врёт,
Особенно подле девятых врат.
Бесконечность свернулась змеёй во мне.
У фантазии сотни причудливых веток.
Я растворяюсь огнём в огне –
Отыщите меня в лабиринте клеток.
Я тянусь к земле через толщу небес:
Только сверху крест – словно крыльев взмах.
Моё поколение вечных невест
Нарушает привычного хаоса крах.
Я – непридуманных кладезь цитат
Из книг ненаписанных, изгнанных, лишних
О героях из Римов, Парижей, Итак
(Время в утиль ваши подвиги спишет)…
Но песок бережёт все ничьи следы,
Верность ветрам перемен храня,
Чтобы, выйдя однажды водой из воды,
В нём осталась незримо и моя ступня.
* * *
Будет холодно первые двести лет.
После – боль и разлука войдут в привычку.
На ресницах – иней, в ладонях – снег,
Только каждое утро на перекличку
Ты торопишься, словно уже вот-вот,
Не сегодня-завтра наступит лето,
И нежданным гостем рассвет придёт,
И своё откроешь кому-то небо.
Время новой сказке напишет речь:
«Это – пудинг, Алиса, а это – сердце…»
От него нельзя ничего разжечь
(Я – не Данко) – можно слегка погреться.
Будет холодно первые двести лет.
Сохраняйте спокойствие в катакомбах.
Да пребудет в тёмном тоннеле свет,
Пусть река застыла недугом в тромбах.
Береги себя на крутых виражах.
Двести лет – подумаешь – разве много?!
…На ресницах неба дожди дрожат,
Да пугают вздохи единорога.
