Мой Пушкин

Клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог её дал.
А. С. Пушкин

У каждого из нас в жизни была своя встреча с Пушкиным. Может быть, не одна. У каждого из нас установились с ним свои, личные отношения. Каждый когда-то нашёл своё, сокровенное в том, что Поэт оставил нам. Для меня Пушкин – мой друг, любимый бард, патриот моей России. А ещё дорог он и близок мне как российский историк, историк от Бога. «Историк от Бога, даже там, где не старался», – сказал о нём другой дорогой мне человек и историк Василий Осипович Ключевский. Это 200 лет назад «Евгений Онегин» был романом «на злобу дня». Тот же Ключевский, живший и работавший на рубеже ХIХ и ХХ веков, назвал его «энциклопедией русской жизни». Для нас, жителей ХХI века, он давно и бесконечно исторический роман и исторический источник. Наверно, любое литературное произведение Поэта, не важно, в прозе оно или стихотворное, из российской действительности или перемещает нас в иные, далёкие страны, помимо всего прочего становится для читателя ещё и историческим повествованием. Пушкин-историк оставил нам свои исторические художественные произведения в стихах и прозе («Песнь о вещем Олеге», «Борис Годунов», «Полтава», «Капитанская дочка», «Медный всадник», «Арап Петра Великого» и др.), и очень серьёзные научные исследования (в первую очередь, конечно, «Историю Пугачева»), и небольшие размышления. Пушкин-историк не похож ни на кого. Быть может, потому, что Пушкин, даже будучи историком, остаётся Поэтом. И тонкая звенящая душа так щемяще, так явственно ощущает описываемое им историческое событие, будто временные границы той, такой давней, эпохи проходят через его любящее, сострадающее, болящее сердце. Пушкин, историк и поэт, учит нас, заклинает нас любить свою родину, понимать и принимать её предназначение, её великое не только место, но и значение в судьбах человечества, в бытии нашей планеты. И через историческое наследие поэта, и «через поэзию Пушкина мы стали лучше понимать чужое и серьёзнее смотреть на своё. Мы стали понятнее и себе самим, и чужим… Русский читатель научился уважать своё отечество…» (В. О. Ключевский).

Два чувства дивно близки нам –
В них обретает сердце пищу –
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам…
Животворящая святыня!
Земля была б без них мертва.

Не устаю благодарить Бога за этот бесценный дар России, её народу, душе и сердцу каждого из нас! Не устаю повторять: берегите Пушкина в своей душе, в своих мыслях и словах, в русской словесности, литературе, русской истории, в нашей жизни! Не дайте снова убить его! – ни убогостью нашего образования, ни утратой веры в Россию и её будущее, ни русофобией Запада с его «либеральными» идеалами и никому, кто пытается в нашем отечестве или за его пределами оговорить, оболгать, оболванить нашу страну, нашу историю, наш народ! Берегите поэтов! В каждом из них живёт и не угасает лучик большого и тёплого солнца русской поэзии.

Берегите поэтов! Они беззащитны.
Равнодушием их обижать – грех.
Их души по-детски светлы и открыты.
Их рифмы и мысли устремлены вверх.
Они невпопад переходят дорогу.
Их сердце боли чужой внимает.
Они, позабыв обратиться к Богу,
Обращаются к тем, кто не понимает…
Берегите поэтов! Молитесь за них дни и ночи,
Когда им легко, и когда их тоска холодная душит.
И в руки взяв их струною звенящие строчки,
Бережно натяните на свои зазвеневшие души.

И очень вас прошу: берегите себя! – от безверия и безысходности, от нелюбви.

Анна АКСЁНОВА

Учитель истории по образованию и по душе.
Автор песен и стихотворений по истории (и не
только), творческих исторических мастерских.
Хозяйка Бард-кухни Пушкинского дома (собра-
ние бардов, поэтов, благодарных слушателей в
Герценке). На редкость везучий человек.


Село Всеволодо-Благодатское
на Северном Урале

Л. Б. Всеволожская и З. П. Мехонцева, основатель
Общества краеведов г. Первоуральска,
активный член клуба «Лукоморье»

Людмила Всеволожская,
пос. Ис Свердловской области

С 1943 года жила в г. Серове. В 1952 году окончила Свердловское педагогическое училище, в 1957-м – Пермский государственный педагогический институт (кафедра физического воспитания). Специальность – преподаватель анатомии, физиологии и физического воспитания. Мастер спорта по художественной гимнастике. Учитель в школе г. Серова, заместитель председателя городского спорткомитета, директор Детской спортивной школы гороно. С 1971 года живёт в Екатеринбурге (Свердловске). Инструктор Областного совета профсоюзов в отделе физкультуры и спорта. С 1988 года на пенсии. Увлекается туризмом, садоводством. Активный член Пушкинского клуба г. Екатеринбурга.
Действительный член Российского дворянского собрания. Потомок дворянского рода Всеволожских. Автор историко-исследовательской книги «Род Всеволожских» (2007).

 

Меня поражает Людмила Борисовна энергией, весёлым общительным характером. Вот и меня она воодушевила посетить село Всеволодо-Благодатское со школьной туристической группой в зимние каникулы. Всеволожские были в родстве с А. С. Пушкиным, а Никита и Александр, унаследовавшие от отца, Всеволода Андреевича, земли и заводы на Северном Урале, были «минутными друзьями минутной молодости» Пушкина. В 1770 году Всеволод Алексеевич, дядя Всеволода Андреевича, купил рудники на Урале, где начиналась золотодобыча. В 1824 году начали строиться первые крестьянские избы. Село окружено непрерывными горами и холмами, среди которых возвышается Денежкин Камень высотой 1492 м над уровнем моря. Вокруг хвойный лес – ели, кедры, сосны и пихты, лиственница, заросли можжевельника. Большие озёра, извилистые речки.
– Благодать-то какая! – воскликнул Всеволод Андреевич, уральский горнозаводчик, владелец Пожевского, Александровского, Майкорского и других заводов, на которых «кроме выплавки чугуна и выделки железа, заведены мастерские искусств промышленных».
Как писал историк и этнограф Сорокин в 1872 году, вместе с золотодобывающим прииском развивалось и село. Были построены церковь, школа, контора управленцев, почта-телеграф, лавка купцов Рогалевых, казённая винная «монополька». В книге «Путешествие к вогулам» Н. Ф. Сорокин местных жителей называет туземцами, которые охотились, а на промывке золота работали русские. Другой работы здесь не было. После смерти отца в 1836 году Александр получил в наследство Александровский горный округ, а Никита – Никитинский, с центром в посёлке Никито-Ивдель. Братья получили прекрасное воспитание и образование, имели хорошие должности в столице, жили на широкую ногу. Дальние родственники А. С. Пушкина познакомились с ним, выпускником Царскосельского лицея, в Коллегии иностранных дел, куда тот был направлен на работу, там же служил и Никита. Пушкин становится членом литературного и политического общества «Зелёная лампа», организованного Александром и Никитой. Девиз общества: «Свет и Надежда». По субботам у Никиты устраивались дружеские пирушки. В 1820 году Пушкин проиграл в карты Никите тетрадь стихов, о чём читаю в письме Н. В. Всеволожскому от июня 1824 года из Одессы: «Помнишь ли, что я тебе полу-продал, полу-проиграл рукопись моих стихов?..»

Братья Александр
и Никита Всеволожские

Жена Всеволода Андреевича, мать Александра и Никиты, почти безвыездно жила в Париже. Она блистала на балах в роскошных нарядах, устраивала приёмы и постоянно требовала и требовала деньги от мужа. Вся жизнь для их отца заключалась в выколачивании денег с имений, заводов и отправке их в Париж. Он и умер от инсульта (как тогда говорили, от апоплексического удара) при получении депеши от жены с требованием срочно прислать ей денег. Братья тоже не привыкли экономить. В то время существовала даже поговорка: «транжирить, как Всеволожские». Братья Всеволожские получили прекрасное воспитание и образование, имели хорошие должности, дружили с видными людьми. Александр Всеволодович Всеволожский (1773–1864) – участник Отечественной войны 1812 года, в 1817 году – поручик, в 1819-м штаб-ротмистр. С 1833 года – камергер, с 1836-го – чиновник особых поручений при главноуправляющем над Почтовым департаментом, с 1837 года – церемониймейстер Императорского двора. Действительный статский советник. Был женат на Софье Ивановне Трубецкой. Дети – четыре сына и дочь Екатерина, в честь которой назван пос. Екатериновка вблизи Ивделя. Тесная дружба связывала Александра Всеволожского с Александром Грибоедовым с самого детства. В 1818 году Грибоедов писал другу: «…Я одного жалею: не свидеться с тобою… зато по большой разлуке в Москве дружески обнимемся». В 1823–1824 годах, в период окончания работы над «Горем от ума», друзья часто встречались, их объединяли интересы к музыке и литературе. Всеволожский помог Грибоедову в трудную минуту, когда тот был арестован по делу ­декабристов. В 1828 году Грибоедов с тяжёлым чувством покидал Петербург, отправляясь послом в Персию. До Царского села его провожал друг – Александр Всеволожский. Воспетая Пушкиным знаменитая танцовщица Истомина была приятельницей Грибоедова. Кавалергард Василий Шереметев из-за неё вызвал на дуэль камер-юнкера Завадовского. Грибоедов был секундантом Шереметева на этой дуэли, которая закончилась трагически для кавалергарда. Это послужило одной из причин ссылки Грибоедова в Персию. Эту дуэль писатель никогда не мог забыть, ему было очень жаль «бедного Васю». В дружбе с А. Всеволожским были декабрист Николай Бестужев и художник-миниатюрист М. Теребенев; миниатюрный портрет Александра, написанный им в период с 1821 по 1825 год, хранится в частном собрании. Дружил с А. С. Пушкиным.
Никита Всеволожский (1799–1862) окончил Санкт-Петербургский университет. С 1816 года – актуариус Коллегии иностранных дел, с марта 1829-го служил по ведомству Тифлисского военного губернатора, с марта 1831-го – управляющий временной секретной канцелярией виленского губернатора, с ноября 1831 года причислен для особых поручений к управляющему Главным штабом, с мая 1836-го – церемониймейстер. Позднее камергер, действительный статский советник, любитель театра и литературы, переводчик французских водевилей, петербургский приятель А. С. Пушкина, который назвал его имя в числе «лучших минувших друзей». Знакомство и общение с А. С. Пушкиным началось по окончании поэтом лицея. Он, как и Никита, был направлен на службу в Коллегию иностранных дел. Они были ровесниками, имели общие интересы: увлекались театром, поэзией, музыкой, любили весёлые дружеские компании, вечеринки. С 1819 года Пушкин становится членом литературно-театрального и политического общества «Зелёная лампа». Своё название общество получило «по причине лампы сего цвета, висевшей в зале, где собирались…». Кстати, эта лампа была изготовлена на уральском заводе в пос. Пожва, принадлежавшем отцу Никиты. На заводе изготовлялись различные изделия из сплава меди и олова. Сплав имел зелёный цвет. Лампу вместе с резными оконными решётками, дверными ручками, подсвечниками и пр. изготовили для петербургского дома (проспект Римского-Корсакова, 35) Никиты в 1816 году. Лампа была богато инкрустирована малахитом. Вот и общество стало называться «Зелёная лампа». Организаторами его были Никита и Александр Всеволожские. Председателем был Яков Толстой. Девиз общества: «Свет и Надежда». Я. Толстой был участником Отечественной войны 1812 года и членом «Союза благоденствия». Многие «ламписты» – будущие декабристы. С горячим интересом они обсуждали не только стихи и театральные новинки, но и политические проблемы. По субботам в доме Никиты устраивались весёлые пирушки. К друзьям-лампистам обращены стихи Пушкина:

Здорово, рыцари лихие
Любви, свободы и вина!
Для вас, союзники младые,
Надежды лампа зажжена!

О гостеприимном доме Всеволожских поэт с любовью писал:

Вот он, приют гостеприимный.
Приют любви и вольных муз,
Где с ними клятвою взаимной
Скрепили вечный мы союз.
Где дружбы знали мы блаженство…

Фёдор Глинка так охарактеризовал Никиту Всеволожского:

Он весел, любит жизнь простую,
И страх, как всеми он любим!
И под кафтаном золотым
Он носит душу золотую.
Зимой живет он в Петрограде
Для службы, света и связей,
А летом он гостит в «Отраде»
И сам отрада для друзей.

Дом на Екатерингофском проспекте служил приютом общества «Зелёная лампа», при свете которой обсуждались новости литературы, театра и политики. Гнедич декламировал свои гекзаметры, мечтательный Дельвиг читал послания к друзьям. Покончив с литературными темами, члены «Зелёной лампы» переходили к «зелёному полю». Нередко карточный азарт сменялся весёлыми пирушками. Пушкин, уже находясь в ссылке и оторванный от своих друзей, с грустью писал о доме Всеволожского:

Горишь ли ты, лампада наша,
Подруга бдений и пиров?
Кипишь ли ты, златая чаша,
В руках веселых остряков?
Я слышу, верные поэты,
Ваш очарованный язык.

Среди членов «Зелёной лампы» оказалось в дальнейшем немало единомышленников декабристов. Не зря ведь одиннадцать «лампистов» попали в их список. Вольное общество «Зелёная лампа» просуществовало около полутора лет, оно было ликвидировано по доносу М. Грибовского. Но и после ликвидации «Зелёной лампы» Никита Всеволожский не теряет связи с друзьями, не перестаёт интересоваться театром. Из его переписки с братом Александром видно, что он был в приятельских отношениях с Дидло, что в его доме, как и раньше, бывали актёры. (Дидло – знаменитый балетмейстер.) Весной 1820 года А. Пушкин «полу-продал, полу-проиграл» Никите тетрадь своих стихотворений. Об этом он пишет Никите в Петербург в октябре 1824 года из Михайловского: «Не могу поверить, чтоб ты забыл меня, милый Всеволожский, – ты помнишь Пушкина, проведшего с тобою столько веселых часов, – Пушкина, которого ты видел и пьяного и влюбленного, но всегда верного твоим субботам, неизменного твоего товарища в театре, наперсника твоих шалостей. Сей самый Пушкин честь имеет напомнить тебе ныне о своем существовании и приступает к некоторому делу, близко до него касающемуся. Помнишь ли ты, что я тебе полу-продал, полу-проиграл рукопись моих стихотворений? Ибо знаешь: игра несчастливая родит задор. Я раскаялся, но поздно – ныне решился я исправить свои погрешности, начиная с моих стихов, большая часть оных ниже посредственности и годится только на совершенное уничтожение, некоторых хочется мне спасти. Всеволожский, милый, царь не дает мне свободы! Продай мне назад мою рукопись, – за ту же цену 1000 (я знаю, что ты со мной спорить не станешь, даром же взять не захочу). Деньги тебе доставлю с благодарностью, как скоро выручу, – надеюсь, что мои стихи у Сленина не задержатся. Передумай и дай ответ. Обнимаю тебя, моя радость, обнимаю и крошку Всеволодчика. Когда-то свидимся… когда-то…» В 1825 году через А. С. Пушкина тетрадь была выкуплена, и стихи вышли с подзаголовком «Тетрадь Всеволожского» в 1826 году. Никите Всеволожскому Пушкин посвятил стихотворение «Прости, счастливый сын пиров», которое читал на собрании членов «Зелёной лампы» на проводах Никиты в Москву. Работая над «Историей Пугачева», Пушкин предпринял поездку в Оренбург для сбора материала и по возвращении в Москву в доме Булгакова встретил Никиту Всеволожского. Тот возвращался с Урала, где в Пожне у его батюшки было главное управление по рудникам и заводам. Друзья были очень рады встрече, они не виделись почти десять лет. Никита рассказал Александру Сергеевичу о хозяйстве батюшки, о заводах, о золотых приисках, о том, что на их земле между Сосьвой и Лозьвой в глухих деревнях проживают декабристы Бригген, член «Союза благоденствия», и Враницкий, член «Южного общества». Рассказал о природе Урала, о синих вершинах гор, о чистых реках, о вогулах и зырянах, проживающих по берегам реки Пелым. После этой встречи у Пушкина родилась мысль написать большой роман о роде Всеволожских и назвать его «Русский Пелам», по названию северной реки. Фамилию главного героя он придумал: Пеламов. Но успел написать только начало, которое было опубликовано в 1841 году. Кроме того, от Никиты он узнал историю гибели его деда, пензенского губернатора, и включил её в свою книгу.


Виктор Рутминский (Фалеев)
18.02.1926 – 2001, Свердловск

Известный свердловский литературовед, переводчик, автор 5-томного учебного пособия по русской литературе, куда вошёл курс лекций о поэтах золотого и серебряного веков. Лауреат премии губернатора Свердловской области (1999 г.)
С третьего курса УрГУ был отправлен на Колыму, в лагерь политзаключённых. После реабилитации в 1955 году экстерном окончил филологический факультет УрГУ.

 

«Печаль моя светла…»

Писать о Пушкине чрезвычайно сложно, хотя бы потому, что за 200 лет со дня его рождения о нём были написаны тонны литературы – гениальной и глуповатой, блестящей и примитивной, глубокой и ничтожной. В настоящий момент всё усугубляется тем, что в те дни, когда пишется эта статья, справляется 200-летний юбилей со дня рождения поэта. И чуть ли не каждый, подобно рыжему из рассказа Леонида Андреева «В тумане», спешит устремиться следом с криком: «И я! И я!»
Увеличивать собой этот хор, честно говоря, просто очень не хотелось бы, но и обойти молчанием колоссальную фигуру поэта в книге о золотом веке русской поэзии было бы абсурдом. Я заранее отказываюсь от биографических данных, которые наличествуют в достаточно солидных трудах Ю. М. Лотмана и других литературоведов.
Пусть это будет очерк в свободном жанре: в нём я попытаюсь отметить то, что я считаю главным в Пушкине и что, по-моему, Пушкин считал главным для самого себя.
Когда-то добрый и умный В. А. Жуковский, желая спасти поэта от ложных толкований, оказал ему медвежью услугу, навязав Пушкину своё истолкование одного стиха: долгое время на памятнике Пушкину красовались слова, ему не принадлежащие и даже в своём роде антипушкинские: «Что прелестью живой стихов я был полезен…» (Это вместо: «Что в мой жестокий век восславил я свободу…»)
Категория «пользы» была Пушкину ненавистна, никогда не стал бы он писать ради чьей-то пользы. Везде и всюду он настаивал на том, что поэт – эхо, что он отражает шум времени и не его вина, если этот шум порой режет уши. Поэт не генератор шума времени. Он неизменно повторял излюбленную мысль, что темы для творчества поэт выбирает сам. Одно стихотворение на эту тему было использовано поэтом дважды: как строфа из поэмы «Езерский» и как первая импровизация итальянца из «Египетских ночей». Приводим второй вариант:

Зачем крутится ветр в овраге,
Подъемлет лист и пыль несет,
Когда корабль в недвижной влаге
Его дыханье жадно ждет?

В России было немало прекрасных поэтов, но Пушкин сияет недостижимой вершиной. Почему? Потому что он более, чем кто-либо, был сыном гармонии. Большинство поэтов, в том числе и в его время, были в основном минорны, а Пушкин решительно мажорен, хотя и у него есть грустные стихи. Не потому, что век был такой уж светлый. Конечно, ещё не наступили 40–50-е годы, доведшие Гоголя до потери ближайшей реальной перспективы и безвременной кончины. Но ведь у каждого времени свои печали.

Времена не выбирают –
В них живут и умирают…

А. Кушнер

И недаром Блок произнёс знаменательные слова: «Пушкина убила не пуля Дантеса, его убило отсутствие воздуха». Но всё же не забудем, что это сказал другой поэт и в другое, куда более дисгармоническое время.
Кто, кроме Пушкина, мог сказать: «Мне грустно и легко, печаль моя светла»?!
Кстати, сам Пушкин удивительно чувствовал и умел передавать атмосферу самых разных времён и народов. (Это удивительно, потому что он нигде, кроме Арзрума, за границей не бывал, да и за эту поездку получил нагоняй от Бенкендорфа.) Иностранцы скорей оценят Толстого, Достоевского, Чехова. Может быть, потому, что поэзия высочайшей пробы предельно непереводима ни на какие другие языки? В большинстве европейских стран Пушкин остаётся за семью печатями. Почитают, но не читают. Чужой он им.
Попытка Марины Цветаевой перевести «Бесов» и другие стихи Пушкина на французский, который она знала с детства и в совершенстве, сочувствия у французов не встретила. Сейчас бы мы сказали: «другой менталитет». Хотя… мы-то французов переводим так, что можем переводными стихами наслаждаться в полной мере. Может быть, для этого Пушкину нужен Бенедикт Лившиц.
Пушкина переводил сам Мицкевич, но я, зная и любя оба языка, предпочитаю «Воспоминание» читать по-русски, а Trzej Budrysow или Craty, переведённые с польского Пушкиным, всё-таки по-польски.
Тот же Блок, говоривший об отсутствии воздуха, убившем Пушкина, начал свою речь 1921 года (отмечалось 84 года со дня смерти поэта) удивительными словами: «Наша память хранит с малолетства весёлое имя – Пушкин. Это имя, этот звук наполняет собой многие дни нашей жизни. Сумрачные имена императоров, полководцев, изобретателей орудий убийств, мучителей и мучеников жизни. И рядом с ними – это лёгкое имя: Пушкин».
В этой речи, превратившейся потом в статью «О назначении поэта», Блок гениально сформулировал три задачи, стоящие перед поэтом. И разве не о том же пишет Пушкин?

Поэт! не дорожи любовию народной,
Восторженных похвал пройдет минутный шум;
Услышишь суд глупца и смех толпы холодной:
Но ты останься тверд, спокоен и угрюм.

Поэт выполняет своё предназначение, потому что не может его не выполнять: не может не слышать шума времени и не преображать его в гармонию.
Оттого роль поэта трагична: ему свыше дан «дар тайнослышанья тяжёлый» (Ходасевич). А этот дар – тяжкое бремя. Поэт – пророк, а не провидец, не предсказатель. Он угадывает путь, по которому пойдёт время, а не отдельные его детали.
…И мне очень жаль, что талантливый и умный А. С. Кушнер из статьи в статью с упорством повторяет, что «Пророк» не более чем библейская стилизация (будто литература – это игра какая-то), что никаким пророком Пушкин не был, потому что он, например, не предвидел Крымскую войну и освобождение крестьян от крепостной зависимости (А как же насчёт «рабства, падшего по манию царя»? – В. Р.). Остаётся только пожать плечами и вспомнить реплику Бальмонта Зинаиде Гиппиус: «Печально, когда поэт не понимает поэта!» Да что поэт – цыганка, что ли?..
Статья Блока известна многим. Гораздо меньшее количество читателей знают произнесённую на том же вечере в Доме литераторов в 1921 году речь Ходасевича «Колеблемый треножник»: «…Уже эти люди, не видящие Пушкина, вкраплены между нами. Уже многие не слышат Пушкина, как мы его слышим, потому что от грохота последних шести лет стали туговаты на ухо. <…> Это не отщепенцы, не выродки: это просто новые люди. Многие из них безусыми юношами, чуть не мальчишками, посланы были в окопы, перевидали целые горы трупов, сами распороли немало человеческих животов, нажгли городов, разворотили дорог, вытоптали полей – и вот вчера возвратились, неся свою психическую заразу. <…> (Как современно! – В. Р.)
Целый ряд иных обстоятельств ведет к тому, что, как бы ни напрягали мы силы для сохранения культуры, ей предстоит полоса временного упадка и помрачения. С нею вместе омрачен будет и образ Пушкина.
И наше желание сделать день смерти Пушкина днем всенародного празднования (напоминаю, что это была 84-я годовщина смерти поэта. – В. Р.) отчасти, мне думается, подсказано тем же предчувствием: это мы уславливаемся, каким именем нам аукаться, как нам перекликаться в надвигающемся мраке…»
И всё-таки – там же:
«Как мы, так и наши потомки не перестанут ходить по земле, унаследованной от Пушкина, потому что с нее нам уйти некуда».
И у Пушкина были минуты горьких раздумий, и у него прорывались минорные ноты: ведь он был живым человеком, а отнюдь не жизнерадостным кретином.
Вот стихи, написанные поэтом в 29-ю годовщину своего рождения:

Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?

Пушкин очень часто удивляет нас тем, что умудряется создавать шедевры, не пользуясь никакими приёмами, якобы необходимыми для этого. Вот, например, стихотворение, в котором нет ни образов, ни изящной игры словами, ни аллитераций, ни изысканных рифм, и тем не менее это настоящее поэтическое чудо:

Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.

Пожалуй, ни у кого мы больше не найдём таких примеров: лучше нельзя, проще нельзя. Никакой позы, никаких «пиитических» выкрутасов. Для этого надо было быть Пушкиным, только и всего.
Одно время была тенденция изображать Пушкина чуть ли не революционером. И то правда, что он в юности отдал дань увлечениям своих друзей: среди горячо любимых им людей были и Пущин, и Кюхельбекер. Но ведь даже ода «Вольность» кончается вполне мирным призывом к царям:

Склонитесь первые главой
Под сень надежную Закона,
И станут вечной стражей трона
Народов вольность и покой.

Пушкин был против тирании, а не против монархии. В этой же оде об убийстве Павла I:

О стыд! О ужас наших дней!
Как звери, вторглись янычары!..
Падут бесславные удары…

А о казни Людовика XVIII:

Молчит Закон – народ молчит.
Падет преступная секира…

И если кто-нибудь в противовес сказанному вспомнит строки:

Самовластительный злодей!
Тебя, твой трон я ненавижу,
Твою погибель, смерть детей
С жестокой радостию вижу, –

успокойтесь! Это о Наполеоне. Хотя последние две строки чести поэту, по совести говоря, не делают. За что он так погибшего в юности герцога Рейхштадтского?
Любя друзей-декабристов и до какой-то степени разделяя их взгляды, он всё же вполне осознавал тщетность усилий скоропалительно преобразовать мир. Вряд ли ему хотелось стать этаким Че Геварой, который силком хотел затащить боливийских крестьян в «мировой пожар». Недаром в более зрелом возрасте поэт с горечью писал:
Свободы сеятель пустынный,
Я вышел рано, до звезды…

Раскрыть секрет того, откуда появилось чудо поэзии Пушкина, пытались многие, в том числе умнейшие и талантливейшие люди, которые к тому же сами были поэтами. Сейчас, в 200-ю годовщину со дня рождения поэта, нагорожено столько псевдонаучных бредней и благоглупостей, среди которых просто теряются дельные мысли. Не берусь спорить ни с покойным А. Д. Синявским, ни с ныне здравствующим Борисом Парамоновым. Бог с ними. Андрей Белый в своё время написал целый трактат о том, как сделаны стихи Пушкина, и прочёл его М. А. Волошину в его коктебельском доме. Максимилиан Александрович послушал-послушал и сказал: «Боря, если ты так всё хорошо знаешь, сел бы да и написал «Для берегов отчизны дальной»!» (напоминаю, что подлинное имя Белого – Борис Николаевич Бугаев. – В. Р.) Белый только руками развёл.
Думается, что из всех поэтов всех времён и народов Пушкин был самым психически нормальным человеком. Поэты ХХ века, безусловно, все были с некоторой «пропсишью», кроме разве что Брюсова.
Когда вашему покорному слуге было лет 14 и он впервые увлёкся поэтами и внимательно проштудировал толстенную «Антологию русской поэзии XX века (1900–1925)», составленную Ежовым и Шамуриным (ценнейшее, кстати, издание, куда были включены все писавшие стихи в указанные годы – от гениев до идиотов), то из-под его пера вылились такие строки (прошу прощения за подобную саморекламу, писалось это, однако, вполне искренно. Я же не знал, что потом буду всю жизнь заниматься этими «ненормальными»):

Прочтя всех поэтов двадцатого века,
Нормального я не нашёл человека,
Тот смысл изувечил, тот комкает стих,
Ну что ни поэт, то какой-нибудь псих.
Здесь критик свихнётся и сам сгоряча.
Нет, здесь он бессилен, тут надо врача.

Так вот, и у гармоничнейшего Пушкина выпадали минуты, когда под тяжестью «дара тайнослышанья тяжелого» он приходил в отчаянье и боялся сойти с ума:

Не дай мне Бог сойти с ума;
Нет, легче посох и сума;
Нет, легче труд и глад.

Ему всего 35 лет, цветущий возраст (он ведь не знал, что жить ему остаётся всего два года), а он говорит про «закат печальный», со спокойной мудростью рассуждает о близкой смерти:

Пора, мой друг, пора! Покоя сердце просит –
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем
Предполагаем жить… И глядь – как раз –
умрем.

Вот это было написано ещё на пять лет раньше, а тема та же, но какая удивительная, благословляющая мир интонация.

Брожу ли я вдоль улиц шумных,
Вхожу ль во многолюдный храм,
Сижу ль меж юношей безумных,
Я предаюсь моим мечтам.

В 1937 году в связи со столетием со дня смерти поэта было издано огромное количество литературы о Пушкине. Тон был, конечно, только славословящий.
Все эти восторженные слова призваны были заглушить стоны замучиваемых живых и доказать: вот, мол, какие мы хорошие и как мы любим поэзию.
Воистину сбывалось пророчество поэта в «Борисе Годунове»: «Они любить умеют только мертвых».
Тогда один маститый литературовед даже написал, что сожительство Пушкина с крепостной крестьянкой Ольгой ­Калашниковой ­доказывает его любовь к народу. В этом смысле все помещики-крепостники были отчаянными народолюбцами: некоторые имели целые гаремы.
При жизни Пушкина признавала славой России горстка образованных и умных людей. И то – многим казалось, что его романтические поэмы – это прекрасно, а вот стихи последних десяти лет жизни (самые лучшие!) – это и не так звучно, и холодновато. Такова участь любого первооткрывателя: он видит мир по-новому.
Когда Краевский напечатал свой общеизвестный теперь некролог со словами: «Солнце нашей поэзии закатилось», это возмутило С. С. Уварова (а ведь весьма культурный был человек и в «Арзамасе» состоял), и тот разразился начальственной тирадой: «Писать стишки еще не значит проходить великое поприще».
Минули десятилетия, и Д. И. Писарев вообще растоптал в своих статьях, достойных лавров Герострата, поэзию Пушкина.
В начале XX века, как вспоминает Маяковский, перед выступлениями футуристов им было приказано: «Не касаться начальства, ну там Пушкина, например». А в революцию во Владикавказе, где тогда пребывал М. А. Булгаков, был устроен диспут о Пушкине, целью которого было развенчать поэта. Михаил Афанасьевич решил пойти на этот диспут и с недоумением слушал, как выступавшие «рвали на Пушкине в клочья его белые камер-юнкерские штаны». Наконец не выдержал и выступил в защиту поэта, за что был на другой день уволен из редакции, где служил.
Через какое-то время, после кончины бесславного РАППа, стрелка снова качнулась в другую сторону, и Пушкин опять стал гордостью нашей страны.
Что нам по этому поводу остаётся сказать? Разве что вспомнить стихи Пушкина «Возрождение».

Художник-варвар кистью сонной
Картину гения чернит
И свой рисунок беззаконный
Над ней бессмысленно чертит.

И не будем загонять Пушкина в рамки – любые: они все будут тесны для него.
Пройдут юбилейные дни, а Пушкин будет всё так же сиять перед нами: ни монархистом, ни революционером, ни богохульником, ни религиозным фанатиком, ни крепостником, ни народником, ни романтиком, ни классиком. А просто Поэтом. Великим Поэтом. Как писал М. А. Кузмин:

Романтик, классик, старый, новый?
Он – Пушкин, и бессмертен он.
К чему же школьные оковы
Тому, кто сам себе закон?


ПУШКИН, ИТАЛИЯ, УРАЛ

В сентябре 1831 года А. С. Пушкин пишет из Царского Села в Петербург своему большому другу Елизавете Михайловне Хитрово, дочери М. И. Кутузова: «…Вы здоровы и развлекаетесь, это, конечно, вполне достойно «Декамерона». Вы читали во время чумы – вместо того чтобы слушать сказки, это тоже очень философично». В библиотеке Пушкина было знаменитое произведение Джованни Боккаччо на итальянском языке. В ноябре этого же года тому же адресату Пушкин пишет: «…Манцони, принадлежащий графу Литте, прошу Вас отослать ему…» (Письма, конечно, на французском языке.) Пушкин имел в виду нашумевший в то время роман Манцони «Обручённые», с которым он хотел ознакомиться в итальянском оригинале. Знакомство Пушкина с итальянской литературой уже в детстве происходило через русские и французские переводы, итальянский музыкальный театр, лицейские курсы словесности. В домашней библиотеке были представлены Ариосто, Данте, Петрарка, Т. Тассо. Дядя, В. Л. Пушкин, не только переводил с итальянского, но и писал стихи на этом языке. Овладел Александр Сергеевич итальянским во время южной ссылки. В Кишинёве и Одессе он общается с носителями живого разговорного итальянского языка, посещает оперу, где звучит музыка Россини, изучает творчество Байрона.
Интерес Пушкина к итальянской культуре формировался под влиянием общеевропейского внимания к движению за объединение Италии (Рисорджименто). В Италию ездили знакомые, друзья Пушкина; там жили близкие поэту семьи: поэта и переводчика П. А. Голицыной (перевела на французский язык несколько глав «Евгения Онегина»), известного библиофила, собравшего библиотеку в 40 000 томов, Д. П. Бутурлина. Отец хозяйки дома Артемий Иванович Воронцов был крёстным отцом А. С. Пушкина. В Риме жила одна из самых просвещённых женщин своего времени, «царица муз и красоты» З. А. Волконская, в салоне которой в Москве Пушкин был на проводах невестки хозяйки, М. Н. Волконской, в Сибирь, к мужу-декабристу. Первым памятником Пушкину на земле была стела с именем поэта на вилле З. А. Волконской. Во Флоренции жила со своими красавицами дочерьми Е. М. Хитрово. Все три были горячими поклонницами поэта. Жизнь современников Пушкина и их потомков, связанная с Италией, замечательно представлена в книге И. Бочарова и Ю. Глушаковой «Итальянская Пушкиниана».
В 1828 году писатель и учёный Никколо Томмазео в журнале «Флорентийская антология» назвал Пушкина «последователем Байрона» и «поэтом русской нации». Итальянский город Реканати области Марке на Адриатике считается центром поэзии и культуры – здесь родился Джакомо Леопарди. В доме-музее поэта Леопарди обращаю внимание на стенд с названием «Великие современники поэта». Среди трёх десятков портретов и имён знаменитостей разных стран – два русских: Николай I и А. С. Пушкин. История поставила рядом монарха и поэта, жизнь которого билась в тисках режима Николая I. Человечество обязано Пушкину, как и Леопарди, своим духовным совершенствованием, стремлением к свободе. И потому поэт выше монарха. Годы жизни Лео­парди и Пушкина удивительно совпадают. Лео­парди родился 29 июня 1798 года в Реканати. Умер в Неаполе 14 июня 1837 года от холеры. Их жизненные пути не пересекались, шли параллельно. Вполне вероятно, поэты знали друг о друге. «Космический» пессимизм поэзии Лео­парди созвучен «мировой скорби» Байрона. Его канцоны «К Италии», «На памятник Данте» связаны с войной в Италии, раздробленностью, обнищанием народа. «К себе самому» – самое мрачное стихотворение. И у Пушкина есть стихи отчаяния – «Дар напрасный, дар случайный», «Пророк». В послевоенной России – крепостничество, разгром декабристов, жестокая цензура. При этом образ жизни, материальный мир поэтов прямо противоположен: Леопарди рос в одной из богатейших и знатных семей Италии.
Сравнительный анализ лирики Пушкина и Леопарди приведён в книге «Стихи из Италии и России о любви, мире, справедливости и свободе», выпущенной издательством УРГУ. Стихи представлены на двух языках: итальянском и русском; авторы-составители – Фауст Таперджи и Н. В. Шарнина, перевод Татьяны Филиппони. (Ф. Таперджи – философ, поэт, драматург, основатель журнала «Современник», в котором значительное внимание уделялось вопросам просвещения и нравственности.) В книге объединены произведения великих поэтов прошлого и современных уральских поэтов: Л. Ладейщиковой, Ю. Конецкого, В. Блинова, А. Кердана.
В 2007 году ученик 10-го класса школы № 15 Первоуральска Денис Южаков стал дипломантом региональной школьной конференции. Тема его исследовательского проекта – «Пушкин – Италия – Урал». Научный руководитель – учитель школы № 15 Г. Ф. Дресвянина. Италия стала родиной для потомков Пушкина. Во Флоренции живёт прапраправнучка Пушкина Анна Георгиевна Воронцова-Вельяминова, гид-переводчик, староста Русской православной церкви во Флоренции. У неё есть дети – сын Стефан и дочь Екатерина, сыновья которой, Михаил и Пётр, родились в Италии. Пушкинский клуб связывает дружба с Анной Георгиевной. Она присутствовала на открытии памятника Пушкину (скульптор Ю. Г. Орехов) в Риме в 2000 году. Это был первый визит президента Путина в иностранное государство.

Н. В. Шарнина

Потомки Пушкина Михаил и Анна
Воронцовы-Вельяминовы

Елена Шефер

Родилась 8 июля 1946 года. В 1968 году окончила Свердловский педагогический институт, в 1982-м – аспирантуру. Более 40 лет преподавала в Свердловском педагогическом институте – доцент кафедры русской и зарубежной литературы. Ветеран труда. Отличник просвещения РФ. Автор десяти сборников стихов и прозы, более 40 научных публикаций. До тяжёлой болезни принимала участие в работе Пушкинского клуба.
В одном из стихотворений Елены Фёдоровны

Жизнь – светлячок

Шефер есть строки:

Стихи мои, вот вы бредёте
Средь пламенеющей листвы…
Кого вы, робкие, найдёте
И чьей души коснётесь вы?

Елена Фёдоровна по своей жизни не брела – шаг её был уверенным. Получив жизненную и учительскую закалку в далёком посёлке Гаринского района, куда «только самолётом можно долететь» или летом доплыть на теплоходе по Сосьве до Тавды (часов восемь в общей сложности, не считая поезда), Шефер много лет отдала Ишимскому педагогическому институту, работая преподавателем зарубежной литературы.
Именно здесь и зазвучал её поэтический голос, даруя людям чистоту восприятия мира:

Над Богоявленским собором
(Взгляни, какая красота!),
Над белокаменным собором
Три золотых горят креста.
Как будто их ваяла осень…
Они, прозрачны и легки,
Взнеслись в заоблачную просинь,
И я гляжу из-под руки…
(«Ишимская осень», 1989 г.)
Первый сборник произведений Шефер «Воробышек на портфеле…» вышел в 2007 году в Екатеринбурге, когда она уже работала доцентом кафедры русской и зарубежной литературы УрГПУ. Елена Фёдоровна мастерски владеет словом, обладает литературным даром. Она – поэт, уральский писатель, автор сборника русских рассказов, афоризмов и стихов разных лет. Этюды в книге «Воробышек на портфеле» Елены Фёдоровны носят автобиографический характер: отдельные эпизоды из жизни девочки, девушки, женщины. В основе её жизненной позиции – любовь к природе, искусству, людям, особенно к детям, то есть главному, что ценно на нашей грешной земле.
Николай Рубцов писал, что «поэзия идет от души, а не от ума». Душа, сердце выбирают темы для стихов.
Именно душа и привела Елену Шефер однажды к Пушкину: не к тому ученическому или преподавательскому образу, а к человеку, с которым можно пусть мысленно, но поговорить… К которому можно прийти на набережную Мойки, 12…

Т. М. ШОРОХОВА

На Мойке, 12

На набережной Мойки снег идёт…
И всё бело вокруг, как и т о г д а,
Когда обеспокоенный народ
Печальною толпой спешил сюда…

Где в доме, что под номером двенадцать
Смертельно раненый наш Пушкин умирал…
С семьёй своей, с друзьями расставался,
Мучительную боль превозмогал…

Он стойко сорок шесть часов держался,
Борясь со смертью, ставшей к изголовью.
И с книгами своими он прощался,
Глядел на них с тоскою и любовью…

Тоска… Она была сильнее боли
И донимала, мучила поэта…
Он подавлял её усильем воли
И выглядел спокойным он при этом…

Вслух горевал, что Пущина нет рядом
(В последний раз увидеть бы, обнять!),
Что под его душевным, добрым взглядом
Гораздо легче было б умирать…

Мочёной он морошки попросил,
И с ложечки жена его кормила.
Но таяли остатки прежних сил…
И лишь сознание не уходило…

Просил Карамзину позвать скорее –
И тотчас же приехала она.
Над ним склонилась тихой доброй феей,
Благословила, горечи полна…

А на двери швейцарской бюллетень
Вывешивал Жуковский то и дело.
Толпа безмолвная вздыхала и глядела,
И таял на глазах последний день…

Последний день того, кто так был нужен
России, всем, кто почитал его…
Духовности и Правды наш мессия
Не избежал ухода своего…

Пригрезилось поэту: вместе с Далем
Над книгами своими он парил…
– Отходит! – тот воскликнул, опечален.
– Жизнь кончена! – поэт проговорил…

Последние слова… Нет больше сил,
И сердца пульс навек остановился…
Жуковский: «Пушкин умер!» – объявил
Толпе и, плача, удалился…

В квартире Пушкина стою,
Где всё мне важно, драгоценно.
И, заглушая боль свою,
Гляжу на книги и в портретах стены…

На неширокий кожаный диван,
Где сердце гения натруженно стучало…
А мыслей грустных тихий караван
Всё шёл и шёл, пока не полегчало…

С диваном рядом – стол, тот самый стол,
Где Пушкин при свечах читал романы
И строки вдохновенные писал,
И строил свои творческие планы…

И арапчонок бодрый, как тогда,
Волшебные чернила охраняет.
Бегут, бегут проворные года,
А он стоит и позы не меняет…

И показалось: Пушкин лишь на миг
Куда-то вышел и сейчас вернётся.
Сюртук простой, высокий воротник,
Два ряда пуговиц блестят на солнце…

На набережной Мойки снег идёт…
И всё бело вокруг, как и т о г д а…
И благодарный Пушкину народ
Со всех концов Земли спешит сюда…


Татьяна ШОРОХОВА

Родилась в семье участника Великой Отечественной войны, учителя начальных классов Михаила Петровича Агеева, любимыми поэтами которого были А. С. Пушкин и Н. А. Некрасов. Любовь к этим поэтам пронесла через всю жизнь и Татьяна Михайловна. Получила высшее филологическое образование.

 

 

 

 

 

Мой Пушкин,

или «Что в имени тебе моём?»

Хотя стишки на именины
Натальи, Софьи, Катерины
Уже не в моде, может быть;
Но я, ваш обожатель верный…
А. С. Пушкин

Родилась я в далёкой уральской деревушке, где единственными вечерними развлечениями были книги и грампластинки, которые мой отец привозил в большом количестве, когда возвращался из командировок в районный или областной центры. И тогда мы все (впятером или вшестером) садились и слушали песни, мюзиклы, стихи, сказки… Пушкинских было две: «Золотой петушок» и про Балду… Голос читавшего был изумителен, и я, подражая ему, повторяла: «Жил-был поп, толоконный лоб…» А глупого царя было не жаль, разве только его детей, которые погибли бесславно. Так эти сказки любимыми и остались. А потом пришли Финн и… Наина. Да, именно они очаровали меня историей своей любви и ненависти, и я вслед за старым волшебником повторяла: «О, витязь! То была Наина!..» И с замиранием сердца ждала появления колдуньи, которая для меня так и осталась холодной красавицей, а не дряхлой старухой… Долгое время я не задумывалась о своём имени, пока не узнала, что в Москве живёт двоюродная сестра по отцу, и тоже Таня. Помню только спор отца с дядюшкой, который ворчал, что «негоже в семье двух Тань иметь».
– Я первый свою дочь Татьяной назвал, – сердился дядя Митя. – Твоя младше на два года!
– Ну и что? – отвечал отец. – Мне это имя тоже нравится. Вон у Таисьи (моей мамы) две сестры, и обе Анны. И ничего, живут.
Историю про двух Анн я знала хорошо. Случилась она ещё перед войной, когда мой дед, Иван Васильевич, отправился в сельсовет записывать народившуюся дочь и забыл, какое имя велела ему назвать бабушка.
– Нехай Анна будет, – заявил он председателю. Дома же только «отругивался» от наседавшей на него бабушки:
– А ничё! Старшую Нюркой звать будем, а эту Нюнькой!..
Историю спора двух братьев я узнала позднее, когда любопытства ради открыла папин блокнот и на первой же странице прочла:

Я помню чудное мгновенье,
Стоял у старой липы я,
И метеоров зрел паденье,
И слушал трели соловья.

Так в мою жизнь вошла ещё одна Татьяна, Татьяна Ларина, девочка, девушка в белом платочке, с которой папа сидел за одной партой в Барятино. (Папина родина – Калужский район. На Урал он попал в середине войны, когда его в военном госпитале Свердловска комиссовали из армии по состоянию здоровья. А родина была ещё под немцем.) Что случилось с девушкой потом, папа не знал. Соседи говорили ему, что немцы угнали Таню Ларину в Германию.
С пушкинской Татьяной я познакомилась год спустя, и это было чудесно. Она, деревенская барышня начала девятнадцатого века, была мне близка и понятна. Настроением, грустью, влюблённостью, она даже, как я, любила сидеть у окна!

«…Скажи: которая Татьяна?»
– Да та, которая, грустна
И молчалива, как Светлана,
Вошла и села у окна…

Но вот быть полностью на неё похожей я не хотела. Сейчас осознаю почему – каждому уготована по жизни своя судьба… «Что в имени тебе моём?..»

Софьи Пушкины

Софьи, Софии Пушкины… Сколько же вас, мудрых красавиц, раскидано по земле нашей… И сколько же вас, с гордостью носивших или носящих эту великую фамилию – Пушкина? А возможно, и не Пушкина, а просто Софья. Имя, которое поэт ставил вровень с такими, как Ольга, Татьяна, Наталья (Наталия)…
Софье Фёдоровне Пушкиной (1806–1862) следует отвести особую роль в жизни поэта, потому что она оказалась первой женщиной, на которой Пушкин был полон решимости жениться. Хотя её часто называют дальней родственницей поэта, она скорее всего была его однофамилицей. Случилась эта встреча в Москве. В конце октября 1826 года Пушкин посватался к Софье, но получил отказ. Как память об их встрече осталось стихотворение:

Она черкешенка собою,
Горит агат в её очах,
И кудри чёрные волною
На белых лоснятся плечах.

Другая Софья Пушкина (Софья Александровна) приходилась великому поэту снохой и одновременно была племянницей второго мужа Натальи Николаевны Пушкиной-Гончаровой – Ланского. А. П. Ланская (старшая дочь Натальи Николаевны от второго брака) писала об этом: «…Соня была круглая сирота; мать знала ее с самаго детства, изучила ея тихий, кроткий нрав, те сердечные задатки, из которых вырабатывается редкая жена и примерная мать <…> Одним словом, этот брак являлся для матери исполнением заветной мечты…» И действительно, Софья Пушкина-Ланская была на редкость добродетельным человеком, прекрасной женой для старшего сына поэта – Александра. В роду Пушкина была ещё одна Софья – графиня Софья Николаевна Меренберг, дочь Натальи Александровны, внучка Пушкина, которая вышла замуж (во второй раз, по первому браку она графиня де Торби) за внука Николая I, великого князя Михаила Михайловича.
У нас на Урале тоже есть своя Софья, Софья Александровна Пушкина, которая с гордостью носит эту великую фамилию, более того, она является членом Пушкинского клуба г. Екатеринбурга, одним из главных пропагандистов деятельности клуба.
А ещё Софья Александровна пишет стихи:

Как жаль, что Пушкин в город наш
не заезжал,
Не ел у городничихи брусничного варенья
И барышням уральским не писал
В альбом свои бессмертные творенья…
(Посвящено С. А. Левицкой-Дельвиг.)

 


Герман Щекутов
19.05.1930 (Верхняя Тура) –
19.11.2004 (Екатеринбург)

Окончил семь классов школы в Екатеринбурге. С 1947 года – расточник на Свердловском медико-инструментальном заводе. В последние годы жизни – преподаватель труда в школе № 41. Знаменитый в Советском Союзе коллекционер-пушкинист.

…Это у нас появился такой своеобразный

 

«пушкиноман», как Герман Иванович Щекутов. Не литературовед, не коллекционер (по крайней мере, не решался называться таковым), а скромный «собиратель», он всю жизнь посвятил собиранию всего, что имело отношение к Пушкину, – от раритетных прижизненных изданий до кустарных гипсовых поделок, ковриков с изображением Лукоморья и даже разных мелочей, которые уважающий себя коллекционер счёл бы «мусором»: конфетных фантиков, спичечных этикеток и т. п. Многое ему доставалось даром, но если что-то надо было купить – он не колеблясь тратил скромную зарплату преподавателя техучилища, а потом пенсию. Мне случилось побывать в его «двушке-хрущёвке» в спальном районе Екатеринбурга – вещественные свидетельства проникновения Пушкина в мельчайшие поры и капилляры народной жизни занимали там всё пространство от пола до потолка; между стеллажами, полками и стопками книг можно было разве что протиснуться бочком.
С годами даже фантики-этикетки становились раритетами; собрание Щекутова не только росло, но и приобретало всё большую ценность и, соответственно, известность. Герман Иванович охотно и бескорыстно устраивал пушкинские выставки (в клубах, школах), когда его о том просили. К нему стали приходить и приезжать учёные-пушкинисты. Но лишь однажды его многолетний собирательский труд увенчался настоящим триумфом: одним из главных событий 200-летнего пушкинского юбилея в Екатеринбурге стала выставка в музее «Литературная жизнь Урала ХХ века», на которой была представлена часть его собрания, но довольно большая часть. Она заняла всё экспозиционное пространство музейного особняка (постоянной экспозиции там ещё не было) и была отменно посещаемой.
А когда Герман Иванович умер, для его беспримерной коллекции (теперь уж точно коллекцией она могла называться по праву) не нашлось в городе достойного помещения. Неприкаянная душа осталась без погребения… Печалюсь о Щекутове, печалюсь о нас. Говорят, она где-то хранится – значит, надежда остаётся.
Но от Пушкина, конечно, не убудет. Пушкин в Екатеринбурге – навсегда.

В. П. ЛУКЬЯНИН
(Из статьи «Пушкин в Екатеринбурге»)

КОЛЛЕКЦИЯ ЩЕКУТОВА

Тринадцать лет с нами уже нет Германа Ивановича.
Пушкинский клуб Екатеринбурга не только обязательно отмечает круглые даты его жизни – он всегда присутствует с нами на заседаниях клуба, почётным членом которого останется навсегда.
Горожане приходят на пушкинские выставки в духовно-просветительском центре «Патриаршее подворье».
Раритеты коллекции: «Собрание образцовых русских сочинений и переводов» с публикацией стихотворений Пушкина-лицеиста; альманах Дельвига «Северные цветы» за 1827 год; «Сочинения Пушкина с приложением материалов для его биографии, портрета, снимков с его почерка и рисунков», изданные П. В. Анненковым в 1855 году, первое юбилейное издание по настоянию вдовы поэта с предоставлением издателю многочисленных рукописей Пушкина; главы «Евгения Онегина», издаваемые отдельными книгами с 1825 года; иллюстрированный альбом к 100-летию Пушкина (1899 год); журнал «Современник», изданный по смерти поэта в пользу семейства (1837 год). Украшают выставку гипсовые, фарфоровые, бронзовые скульптуры малых форм, коллекции значков, марок, открыток, плакатов, портретов – шедевры народного творчества!
Особое место – посмертной маске А. С. Пушкина.
Высокую оценку просветительской деятельности Щекутова дали С. С. Гейченко, Д. С. Лихачёв, Г. Г. Пушкин (правнук поэта), А. А. Черкашин – составитель родословной Пушкина, сотрудники государственных пушкинских музеев, писатели-пушкиноведы.
Почему Пушкинская коллекция хранится и работает в Патриаршем подворье при Храме на Крови? Наверное, более эффективно развивалось бы уральское пушкиноведение в литературно-краеведческом музее А. С. Пушкина?
В Екатеринбурге десятки страстных пушкинистов, богатые частные коллекции. Городскому Пушкинскому клубу 28 лет. Его просветительская деятельность – пласт культуры Екатеринбурга. Видимо, свыше было начертано – быть щекутовской коллекции в Патриаршем подворье при Храме на Крови, на месте ипатьевского дома, где были расстреляны последний русский царь и вся его семья.
Николай II, августейшая семья увлекались поэзией Пушкина, и 100-летие поэта отмечалось на Руси по-царски широко и при непосредственном участии государя. К 400-летию дома Романовых издана книга Ларисы Черкашиной «Пушкин и Романовы. Великие династии в зеркале веков». Ветви древних родов Пушкиных и Романовых переплелись самым невероятным образом в истории России.
К 200-летию Пушкина коллекция Щекутова была выставлена в музее писателей Урала в Литературном квартале и радовала горожан в продолжение трёх лет. В коллекции более трёх тысяч экспонатов. После ухода Германа Ивановича из жизни родственники пушкиниста предлагали приобрести всю коллекцию музеям, библиотекам. Не проявили интереса к этим сокровищам управления культуры и образования городской администрации, министерства культуры и образования областного правительства.
В 2004 году автор статьи была приглашена прапраправнучкой А. С. Пушкина Анной Георгиевной Воронцовой-Вельяминовой, старостой церкви, на празднование 100-летия русской православной церкви Рождества Христова и святителя Николая Чудотворца во Флоренции. Вернувшись в Екатеринбург, я по просьбе Анны попала на приём к митрополиту Екатеринбургскому и Верхотурскому Викентию, передала информационные материалы о 100-летнем юбилее и осмелилась просить о помощи в устройстве щекутовской коллекции. После освящения подворья судьба коллекции была решена (хотя при длительном «хранении» в различных учреждениях коллекция изрядно пострадала). Неоценимо влияние пушкинского слова на возрождение духовности и нравственности многострадального народа.
Последний русский царь был поклонником Пушкина. Ещё цесаревичем, в 1889 году, Николай выступает в роли Евгения Онегина в домашнем спектакле, организованном великой княгиней Елизаветой Фёдоровной, сестрой будущей императрицы.
В 1896 году царская чета путешествует по Германии. Николай записывает в дневник: «Отправились в театр – шла чудная «Пиковая дама» (4 января). Поехали в дивный «Евгений Онегин»… Ничего не знаю лучше этой музыки. Отправились ещё раз послушать оперу Направника «Дубровский». Красивая вещь!»
В мае 1899 года подписан Высочайший указ об учреждении «Особого фонда имени Пушкина». Царскосельский памятник Пушкину Роберта Баха был открыт в декабре 1900 года. В Лицейском саду на месте будущего памятника заложили медную плиту с надписью: «В лето 1899 мая 26 дня, в благополучное царствование Государя Императора Николая II». В 100-летнюю годовщину Царскосельского лицея Николай Александрович пригласил на праздничный обед всех выпускников лицея и всем вручил билеты на оперу «Евгений Онегин» в Мариинский театр.
К 100-летнему юбилею национального гения его сочинения были изданы миллионными тиражами и дошли до российской деревни. Возможно, на этих книгах и вырос Герман Иванович Щекутов.

Н. В. Шарнина


И. М. Щенникова

Окончила филологический факультет УрГУ. Преподаватель литературы в школе. Имеет квалификацию преподавателя-методиста. Активная участница Пушкинского клуба в течение 30 лет.

 

 

 

 

 

«Очарованная душа»

В течение многих лет 6 июня приходила к памятнику Пушкину, приносила ему «в дар две розы». Здесь, у памятника, мы встречались с Верой Александровной Салитан и отправлялись к ней, потому что Верочка родилась в один день с Пушкиным – 6 июня. Мы познакомились с ней в 1950 году, когда стали студентками филфака УрГУ им. Горького.
У нас был замечательный, необыкновенный, дружный курс, когда все были медалистами, учились очень хорошо, увлечённо. Многие интересовались искусством и как-то проявляли себя в творчестве: писали стихи, играли на музыкальных инструментах, ходили в кружки, в студенческий хор. Верочка играла на виолончели и выступала на наших курсовых вечерах. После университета сдружил нас Пушкин. Когда был создан пушкинский клуб, Вера позвонила мне и предложила стать его членом. Мы стали встречаться часто, перезваниваться – и сдружились. У Ромена Роллана есть роман «Очарованная душа». Именно так – «очарованная душа» – я бы назвала Верочку. Она страстно любила искусство во всех его проявлениях: поэзию, музыку, живопись, театр. Это был огромный мир её души, и она неустанно стремилась его заполнять.
В течение многих лет она была руководителем пушкинского клуба и делала это талантливо, с большой самоотдачей: приглашала интересных лекторов, свердловских поэтов, университетских преподавателей-филологов, устраивала посещения музеев, театров, несколько раз выступал блистательный Виктор Сергеевич Рутминский, в Доме актёра мы встречались с Фазилем Искандером, посещали интересные лекции Павермана по искусству, выставки в Доме губернатора.
Вера Александровна всегда была в курсе культурных событий в городе, она знала, где проходит новая выставка картин, а где состоится интересная встреча, концерт. Ей хотелось не только самой посетить всё это, но и приобщить своих друзей. Она звала в музей, галерею, биб­лиотеку, на спектакль. По условиям работы я не всегда могла пойти, но всё-таки благодаря ей и вместе с ней я посетила выставку Рериха в картинной галерее, выставку картин из Русского музея, симфонический концерт в Литературном квартале, выставку-презентацию Музея архитектуры, спектакли в Оперном и Камерном театрах и многое другое. Обычно после этих посещений мы обсуждали увиденное и услышанное; Верочка говорила взволнованно, возвышенно; ей всегда хотелось поделиться своими эстетическими переживаниями с другими, передать свою радость, восторг от узнавания прекрасного.
Она организовала небольшой кружок друзей, интересующихся искусством; мы собирались у кого-нибудь на дому, выступали с сообщениями о писателях, музыкантах, композиторах. Я дважды побывала на этих вечерах: на одном Верочка рассказывала о художнике Семирадском, на другом она попросила меня прочитать доклад о Пушкине и Мицкевиче.

В мастерской скульптора Г. А. Геворкяна.
На фото (слева направо): И. М. Щенникова,
В. А. Салитан, Г. А. Геворкян, З. П. Кизер,
Н. В. Шарнина, Н. Г. Рослова, Ю. Д. Охапкин

И всегда, когда могла, Верочка стремилась подарить друзьям радостную встречу с искусством. У нас была удивительная подруга Вика, которую постигла большая беда: из-за диабета ей ампутировали обе ноги, в течение последующих лет она не выходила на улицу, передвигалась по квартире в коляске. Мы с Верочкой навещали Вику, старались как-то помочь. Верочке пришла мысль устроить для Вики поэтический праздник, пригласить Рутминского. Она сделала это. Мы собрали друзей Вики – и университетских, человек десять, и Рутминский пришёл и свободно, великолепно прочитал лекцию о Р. Киплинге. В благодарность мы устроили вкусный ужин. Это был чудный, незабываемый вечер, праздник для Вики и всех нас.
У Верочки была такая живая, возвышенная, поэтическая душа, открытая, щедрая для людей, для всех, кто её знал.


Денис ЮЖАКОВ

Денис Сергеевич Южаков родился в 1991 году. В 2014 году окончил департамент международных отношений Уральского федерального университета. Сейчас работает преподавателем английского и испанского языков. В свободное время много читает, путешествует, занимается спортом и пишет книги. В 2014 году вышла в свет его первая художественная книга «Берег».

 

 

 

 

Национальная идея
на острие пушкинского пера

Со школьных лет каждый из нас наверняка помнит простые, но очень ёмкие слова: «Пушкин – солнце русской поэзии». Стойте… А что это вообще значит? Почему именно солнце? На небе полно звёзд – и среди них немало тех, что покрупнее и поярче, чем наше светило. Так, может, есть резон подобрать великому поэту и писателю что-нибудь более солидное? «Солидное»… Как много смысла мы вкладываем в это слово! Как много значения придаём солидным вещам! Между тем Пушкин никогда не был солидным – и даже не мечтал об этом. Он был простым, естественным и оригинальным. Он писал от сердца, любя и всей душой – писал смело и правдиво о том, что его искренне волновало, пусть это и не всегда встречало одобрение у окружающих и особенно власть имущих. Александр Сергеевич не просто творил – он жил сотворённым, размышлял о написанном, волновался, если что-то не получалось и слова не ложились на бумагу как нужно. А потом, всё-таки написав – сделав лучшее, на что был способен, – он с лёгким сердцем приступал к следующему произведению. Основная цель Пушкина из раза в раз оставалась прежней: новое творение должно быть лучше предыдущего. В солнечный день или в пасмурный, во время дружеской встречи или наедине с самим собой, признаваясь в любви жене или стоя под дулом пистолета на дуэли, поэт никогда не забывал о своём предназначении… Светить… Разве возможно солнце без десятка его планет? Разве бывают свет и тепло невостребованными и бессмысленно распыляемыми в пустом пространстве? Александр Сергеевич светил для родных, друзей, коллег, единомышленников, незнакомцев, современников и потомков – всех, о ком он мог и одновременно не мог помыслить. И каким бы мы ни представляли себе этого человека по описаниям в учебниках литературы и не только, в одном я уверен наверняка: глубоко внутри он не имел цели стать классиком – он просто делал то, что должен был, и жил так, как получалось. Он следовал совету, данному ему однажды мудрой Ариной Родионовной: «Делай что делаешь, и будь что будет». Конечно, если бы не внезапная смерть, Пушкин мог бы написать ещё много важного и интересного, и тем не менее я убеждён: за свои тридцать семь он успел осуществить всё, что было им запланировано. С уходом Александра Сергеевича его солнце не погасло. Возможно, сам того не осознавая, писатель и поэт оставил после себя бесконечность – свет и сияние, которые не знают времени и никогда не перестанут направлять души по верному пути, пока живёт на Земле род человеческий. Пушкин смотрит на читателя со страниц своих произведений, по-доброму и загадочно улыбаясь: он сделал для нас больше, чем мы способны оценить; он сказал больше, чем мы поняли… Так, может, на центральных площадях российских городов должны стоять памятники именно Пушкину? Его жизнь, мысли, идеи и уроки – чем не новая (старая), давно искомая национальная идея для молодой России XXI века?


Нина ЮРЧЕНКО

 

 

 

 

 

 

У каждого Пушкин свой

Александр Сергеевич Пушкин! Это имя приходит к нам в раннем детстве и сопровождает нас на протяжении всей жизни. Нет такого уголка в России, где бы не звучали стихи, сказки Пушкина.
Первые стихи, которые я помню из детства, – «У Лукоморья дуб зелёный», «Мороз и солнце». В шестом классе учительница литературы начала репетировать с нами «Сказку о рыбаке и рыбке». Мне досталась роль старухи, а мальчику, который был неравнодушен ко мне, – роль старика. На словах «Что ты, баба, белены объелась?» мой партнёр замолкал. Ему начинали подсказывать, ругать, а тот стоял как вкопанный. Потом признался: «Не могу я девочке сказать «баба»». Таким было тогда воспитание. Принялась учительница объяснять, что из сказки А. Пушкина слов не выкинешь. Спектакль получился очень эмоциональный, а запомнился на всю жизнь.
В 1974 году произошло радостное событие – я оформила подписку на юбилейное академическое издание полного собрания сочинений А. Пушкина в десяти томах. Каждый том был событием: книгу читали вслух, бережно рассматривали, учили стихи. Первый том стоил всего один рубль пятнадцать копеек, а выглядел он как произведение искусства: кожаный переплёт, позолоченные буквы, цветные портреты.
Именно с этого издания более сорока лет назад началось моё настоящее увлечение Пушкинианой. Я стала серьёзно изучать всё, что связано с именем А. С. Пушкина. Постепенно накопился богатый материал: книги, альбомы, значки. Появилось желание передать своё увлечение, свои знания о великом поэте другим детям и взрослым.
Подготовка к 150-летию гибели А. С. Пушкина объединила пушкинистов Первоуральска. По инициативе Н. В. Шарниной был создан городской клуб «Лукоморье», затем – пушкинский музей, который находится в школе № 2. Его открытие стало важным событием в культурной жизни города. На презентации музея было много гостей из Екатеринбурга и области: поэты В. В. Осипов, С. А. Надь, Н. В. Шарнина, З. В. Шепеткина, а также начальник управления культуры Д. Королёв, председатель М. Соколова. Сегодня музей – дом радости для детей и взрослых. Здесь нашли пристанище сотни экспонатов.
Пушкинисты проводят серьёзную поисковую, творческую работу. В 2009 году состоялся праздник улицы Пушкина, который стал доб­рой традицией и проходит ежегодно.

Мы славим Пушкина-поэта
И помним улицу при этом.
А улица проста, скромна,
Но гордо носит имя Пушкина она.
Начало улица берёт,
Где школьный водится народ.

В 2011 году издан альбом, посвящённый 20-летию клуба «Лукоморье». В 2012-м на городской научно-практической конференции прозвучал доклад «Пушкин и Строгановы», в котором приведены яркие факты, подтверждающие связи Пушкина с Уралом. В 2013 году создан фильм «Духовной жаждою томим», в нём представлена работа Пушкинского клуба. В 2014-м выпущен журнал «Звёздочки Первоуральска», где был обобщён опыт работы клуба «Лукоморье». В 2015 году работа «Сказку эту теперь поведаю я свету» удостоена диплома I степени на Всероссийском конкурсе, посвящённом 185-летию поэмы А. С. Пушкина «Руслан и Людмила».
Ежегодно проводятся дни памяти А. С Пушкина, в которых принимают участие сотни детей. Проходят Пушкинские чтения, выставки творческих работ.
«Нам Пушкин жить и любить помогает», – говорят пушкинисты.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.