Никогда не кляните любовь!

 

* * *

Я тебя не потревожу
И обидеть не посмею.
Я с себя сдираю кожу,
Чтобы быть к тебе теснее.

* * *

Синим вечером зябли плечи,
Ты их кутала в долгую шаль.
С той далекой осенней встречи
Вплетена в нее ниткой печаль.
И в московской твоей квартире
Тот же стиль утонченно-неброский,
Но одна ты в ней в целом мире,
Как на площади Маяковский.
Застоялось в бокалах вино,
И, слегка отклонившись от света,
Прошептала: «Как было давно,
Да и с нами ли было это?»
По Ямской я пройду не спеша,
Вспоминая всё снова и снова.
Ах, столица, как ты хороша.
Только вот не милее Тамбова!

Память

Я памяти не предал, в сердце свято
Храню на самой звонкой глубине
Год сорок первый, и отца-солдата,
И всё, что от войны осталось мне.
Листая времени страницы
И в каждый прорастая миг,
Я вижу, как горят станицы,
Я слышу горький вдовий крик.
Освенцим в сердце мне стучится,
Блокадный стынет Ленинград,
Я как живые вижу лица
За всё простивших нас солдат.
И нету в том моей вины –
Я на десятки лет моложе, –
Что не пришли они с войны,
Но всё же, всё же, всё же…
Я памяти не предал, в сердце свято
Храню на самой звонкой глубине
Год сорок первый – год сорок пятый
И все, что от войны осталось мне.

9 Мая

Тамбовский сквер расцвечен маем:
Улыбки, слезы, ордена…
Как мы ничтожно мало знаем,
Какой она была – война.
Война не только в обелисках,
В сообщеньях с фронтовых полей,
В приказах, планах, сводках, списках –
Война в сердцах живых людей.
Всмотритесь пристальнее в лица
Солдат минувших грозных лет –
И вдруг на миг в них отразится
Июньским заревом рассвет,
Испепеленным полем память
Пройдет до самой той черты,
Где вспыхнет над рейхстагом знамя
И лягут на броню цветы.
Для них тот миг незабываем:
Победе отдано сполна.
Как мы ничтожно мало знаем,
Какой она была – война…

Осеннее

Сторона ль моя, сторонка,
Ты прими меня как сына.
На лесной опушке звонко
Сыплет мелочью осина.
Небо облако полощет
В речке, взмыленной туманом,
И на косогоре роща
Тает в пламени багряном.
Жемчуг в травах, зелень сосен,
Куст калины густо рдеет,
По-хозяйски бродит осень
В сонном царстве Берендея.
Тайный шорох, свет неверный,
Ивы у воды босые…
На Тамбовщине, наверно,
Начинается Россия.

* * *

Скучаю, скучаю, скучаю
И мыслью туда лечу,
Где в радостный миг замираю,
Припав к твоему плечу.
Где губ твоих слабость и сила,
Где плен твоих ласковых рук,
Где кровь просыпается в жилах,
Очнувшись от долгих разлук.

На Арбате

По Арбату к Окуджаве
Не спеша с тобой идем,
Рассуждения о славе,
Разговоры ни о чем.
Слава – дым, богатство – пепел,
Только ты не прекословь.
Счастлив, кто однажды встретил
Настоящую любовь.
Шел к ней трудными путями,
В жаркий бой вступал с собой
И бессонными ночами
Рос взволнованной душой.
Даже пусть не состоится
Встреча больше никогда,
Но над ним теперь искрится
Путеводная звезда.
…Вечер плел сомнений сети,
Опускался на Арбат,
Краем глаза я заметил:
Улыбнулся нам Булат.

Молитва

Жить безгрешным не удастся,
И рубаху зря не рви.
Но над нищим не смеяться,
Господи, благослови!
Не мздоимцем быть, не вором,
Постоянным стать в любви
И не встретиться с позором,
Господи, благослови!
Быть не пасынком отчизны,
Но не клясться на крови
И друзей прощать до тризны,
Господи, благослови!
Все проходит, годы мчатся,
Хоть зови, хоть не зови.
Но самим собой остаться,
Господи, благослови!

Баллада о зерне

Я знаю: было время,
Когда среди огня
Солдат лелеял семя,
Взрастившее меня.
Я знаю: ржали кони,
Кровавый плыл закат,
Но на большой ладони
Зерно держал солдат.
В далекие походы
Его он брал с собой,
Он верил: будут всходы,
За них и шел на бой.
В атаках к сердцу прятал,
Берег, как честь свою,
Но вдруг под Перекопом
Он ранен был в бою.
Нет, он не испугался:
Умру – знать, суждено.
Он смерти не боялся,
Но вспомнил про зерно
И выжил. И в деревню
Зерно он взял с собой,
Пошел пахать он землю,
Как раньше шел он в бой.
И, годы не считая,
Трудился день за днем,
Но вот пришла косая,
Промолвила: «Идем!»
Старик оправил косу
И глянул на скирду,
Без страха, без вопроса
Ответил: «Что ж – иду.
Иду. Теперь-то можно.
А всё же… мудрено…»
И сыну осторожно
Он передал зерно.
Промчалось быстро время…
И умер на лугу,
А сын, ступая в стремя,
Сказал: «Я сберегу!»
И снова ржали кони,
Кровавый плыл закат,
Но снова на ладони
Зерно держал солдат.
Пахали землю танки
Десятки, сотни дней,
Чтоб никогда ничто уж
Не выросло на ней.
Но встал солдат бесстрашный
И бросился в огонь,
И на кровавой пашне
Он выдохнул: «Не тронь!»
И семя дорогое
Собою заслонил,
Его на поле боя
Он кровью напоил.
В деревню возвратился
Израненный боец,
Могиле поклонился,
Сказал: «Сберег, отец!»
И в землю над рекою,
К которой шел давно,
Мозолистой рукою
Он опустил зерно.
Я знаю: было время,
Когда среди огня
Солдат лелеял семя,
Взрастившее меня.

* * *

Никогда не кляните любовь,
Ни от страха, от злости и ревности,
Безысходной тоски повседневности –
Никогда не кляните любовь!
Ни от боли, ни сдуру, ни спьяну
Сердцем, стонущим от обмана,
Никогда не кляните любовь!
Если вдруг от поступков любимой
Застилает глаза горьким дымом,
Всё равно не кляните любовь!

31-й скорый

Целовала сухими губами,
И теперь уже навсегда
Павелецкий вокзал между нами,
Шпалы, рельсы и поезда;
Полустанки, разъезды, вокзалы,
Свет летящий ночного перрона…
Ничего ты не сказала
На прощание у вагона.
Но останется мне на годы,
До знакомства с другими мирами,
Горький привкус твоей свободы
В поцелуях сухими губами.

* * *

В морях тревог – течения разлуки,
И недосказанности рифы так остры,
И с берегов чужих к вам тянут руки
Холодные и тусклые костры.
В морях тревог средь айсбергов обид,
Штормов страстей и штилей ожиданья
Есть островки невзрачные на вид –
Добра, Терпения и Пониманья.
В морях тревог, где множество крушений,
Без пышных экзотических одежд,
Ветрами обдуваемый сомнений,
Есть остров обитаемый Надежд.

* * *

Я живу в предвкушении встречи,
Когда губы сольются в тиши,
Забывая досужие речи,
Повинуясь движенью души.
Когда ты опускаешь ресницы
И, забыв об известной теории,
Перелистываешь страницы
Нашей хрупкой любовной истории.
И тогда опускается в вечность
Ощущенье живого слияния
И уходят слова в бесконечность,
Вырываясь из подсознания.

* * *

Плыл вечер в мареве заката,
Льнул к людям влажною щекой,
И ты сказала: «А когда-то
Встречались мы уже с тобой».
Я промолчал, а может, было
Касанье рук в закатный час,
И может, время сохранило
Тот миг для карих твоих глаз.
А может, это не случайно,
Что, не знакомясь никогда,
Мы невзначай открыли тайну
Сердец незримого родства.

* * *

Всё не о том, всё тускло и несолоно,
Душа как дом, распахнутый для всякого.
Я вспоминаю почему-то Воланда,
И Маргариту, и Булгакова.
Ты пишешь, как со мной непросто,
И стынет твой полночный чай.
Давай считать болезнью роста
Мое поспешное «прощай».
А за окном февраль слезится,
И доктор пишет в карточке: «ОРВИ»,
И сердце всё еще взлететь стремится
На крыльях обтрепавшихся любви.