Сердце, что взыскует воскресения…
Никита Брагин
Родился в 1956 году, москвич, доктор геолого-минералогических наук, главный научный сотрудник Геологического института РАН, г. Москва. Член Союза писателей России (с 2011 года). Основные направления творчества – лирика, сатира и юмор, художественные эссе. Автор деcяти поэтических сборников и многочисленных публикаций стихов, статей и эссе в журналах и альманахах. Победитель и лауреат многих творческих конкурсов, в том числе Всероссийского поэтического конкурса имени Сергея Есенина (2018), поэтического конкурса фестиваля «Словенское поле» (2018), Международного конкурса поэта и воина Игоря Григорьева (2018). Основные темы стихов Никиты Брагина – Россия на скрещении путей, прошлое и будущее русской культуры, поэзия как ответ хаосу и небытию.
* * *
Возврати мне сумерки весенние,
Тёмные проталины открой
Сердцу, что взыскует воскресения,
Словно почка под корой.
Апокриф
Проходил селом богатым Спас, а с ним апостолы –
Был в тот день великий праздник,
колокольный звон.
Всё село тогда молилось, пели алконостами
Литургийные стихиры, праздничный канон.
А когда накинул вечер покрывало мглистое,
Все сельчане собирались у огней лампад,
И внимали благодати, и молились истово,
И горел закатным златом тихий листопад.
Но не слушал Спас молитвы, не стоял во храме Он,
А сидел в избушке старой на краю села,
Где над маленьким ребёнком голубицей раненой
Пела песенку сестрёнка, пела и звала…
И апостолы внимали, словно откровению,
И сложили в красный угол хлебы и гроши,
Догорающему слову, тающему пению,
Незаученной молитве, голосу души.
Византийская мольба
Я открываю книгу новую
Себе на счастье и на муку,
Как будто кость беру слоновую
В истосковавшуюся руку,
И вижу добрый образ Пастыря,
И горький тёрн Его венца
На чистой белизне, распластанной
Под верным лезвием резца.
Я звуки открываю заново,
А слово не уйдёт из виду –
Мозаикой юстиниановой
Взывает вогнутость абсиды,
И тайны каменного кружева
Несёт под купола хорал,
И музыка, стихом разбужена,
Целует мраморный портал.
Но льются горечью калиновой
Смятения, тревоги, грозы,
И кровью проступает киноварь
Сквозь набегающие слёзы;
Покрыла серебро окалина,
Затмились углем образа,
И засыхает на развалинах
Давно бесплодная лоза.
И главное – за что ни хватишься,
Скудеешь, молкнешь, догораешь
И чувствуешь себя на кладбище
Под снегом и вороньим граем,
И слушаешь такие «истины»,
Такое, что хоть свет туши, –
Замену Божьего бессмысленным
И оскорбление души.
И что теперь все муки творчества,
Все эти умственные пазлы?
Так у портала нищий корчится
И расковыривает язвы…
На паперти «искусство чистое»
Себе устроило приют –
Ему не надо евхаристии,
Ему монеты подают.
Войти под ясный полдень купола,
Спуститься сумерками крипты,
Восстановить всё то, что убыло,
Продолжить свиток манускрипта,
И не себе, но только Имени,
Но только Слову Твоему…
И повторяется – «прими меня»,
И отзывается – «приму».
Успение
С горящей свалки лезет едкий дым,
Гниют деревья брошенного сада,
И гонит по раскисшей глине стадо
Пастух, орущий матом неблагим.
Я вижу безотрадным и нагим
Родное поле – так что и не надо
Перечислять все признаки распада
И голосить: «Спасите, мы горим!»
Но сердце ждёт малинового звона,
И лес надел осеннюю парчу,
И ласковым дождём умыты кроны.
Я останавливаюсь и молчу…
Успение – душа кладёт поклоны,
И храм возносит купола свечу.
Лазарь
В пеленах погребальных,
В истлевшем платке на лице
Шелохнулся молчальник
Белой костью в железном венце…
Сквозь разжатые зубы
Он ловит огонь и песок,
Иерихонские трубы
Оглашают восток.
И сквозь боль пробужденья
Услышано: «Встань и иди»;
Раскрошились каменья
Меж рёбер вздохнувшей груди,
И от запада солнца,
Скользя по дорожной пыли,
Замыкаются кольца
Параллелей Земли.
И звездой над полями
В ночи простирает лучи
Благодатное пламя
Твоей одинокой свечи;
И росой в паутине
Не уснуть, на траву не прилечь,
А дорога в пустыне
Распрямилась, как меч.
Настанет время
Настанет время уходить,
Прощаться и прощать,
Бесшумно перерезав нить,
Без голоса кричать,
Вдохнуть клубящийся мороз,
И выйти в тёмный путь,
И строчки набежавших слёз
Без жалости смахнуть.
Настанет время зачеркнуть
Пустые словеса,
Почувствовать земную суть,
Услышать голоса
Освобождающихся рек,
Проснувшихся дерев
И повторить прошедший век,
Огнём его сгорев.
Настанет время наизусть
Произнести псалом,
Узнав, что ты, Святая Русь,
Далече за холмом,
А впереди собачий лай
И муторная тьма,
А там… что хочешь выбирай –
Топор, петля, тюрьма.
И будет время умирать
За всё, что возлюбил, –
И выстрелит в затылок тать,
И упадёшь без сил,
И примут безымянный прах
Скрещения дорог
В лесах, полях и на горах,
Где тишина и Бог.
***
Co to bedzie, co to bedzie?
Adam Mickiewicz
Что-то в мире надломилось,
И шатается на грани…
Поминутно повторяешь:
«Что-то будет, что-то грянет» –
Неизбежно и немило,
По хребту и поперёк –
Страшно, словно смерть вторая
Встала на порог.
Но покойно и просторно,
Если взглянешь по-иному,
Если дух душой владеет
И склоняется к земному,
Наше горе, наши войны
Обращая в сон земли,
Бесполезный ум злодея
Хороня в пыли.
Неприметна кровь на злате;
Ей – сквозь белые покровы,
Ей – закатом над полями,
Ярой киноварью слова
И крестом на снежном плате
Заалеть сквозь темноту,
Растекаясь, словно пламя
По листу.
Не хочу гадать на гуще
И не верю гороскопам –
Что-то будет, что-то грянет,
От пожара до потопа…
Умолкаю перед Сущим –
Все мы скоро наяву
Из Его открытой раны
Каплей на траву.
А трава-то всё шелковей,
Всё росистей на рассвете –
Как легко она приемлет
Дождь и кровь, мороз и ветер…
Капли жизней и любовей
Из объятия цветка
Тихо падают на землю
Сквозь века.
Воинский храм
То не золото горит,
Не мерцает серебро,
То не отсветы зари,
Не Жар-птицыно перо –
Это светлая свеча,
Это грозная печаль,
Это блещет, горяча,
Сабельная сталь.
То горит патронов медь
С высоты паникадил,
И угрюмо дремлет смерть
Возле воинских могил;
В медь одет иконостас,
Жаркой сталью обрамлён,
И сурово смотрит Спас
С бархата знамён.
Успенская церковь
А паутинка памяти сорвалась и летит,
А ветер веет севером над широтой озёрной,
Свистит свинцом по серому, порывист и сердит,
И над шатром возвышенным, и под венцами
чёрными.
А небо брызжет холодом во всю седую ширь,
И чайки голосистые скользят в потоках ветра,
А храм стоит недвижимо, как старый богатырь,
И смотрит в даль онежскую, и ждёт он весть
ответную.
А храм встречает каждого с зари и до зари,
И ты к нему поднимешься, войдёшь, вздохнёшь –
и что же?
А небо в нём не серое, ты только посмотри –
Широко раскрывается оно ромашкой Божией.
А небо в нём – и золото, и яхонт, и огонь,
И синева, и радуга, и тихий свет с востока!
Оно сияет солнечно, как Божия ладонь
Над малою былиночкой, взыскующей высокого.
Памяти Успенской церкви
На рассохшихся досках
Слезе поминальной вослед
Капли ярого воска
Да пламени пляшущий свет
И сосновая хвоя
В горячем и едком дыму –
Это время лихое
Я снова приму.
Приходи наказаньем
За годы моей суеты,
Будь отточенной гранью
На самом краю пустоты,
Стань открывшейся дверью
В кромешную темень тайги,
Паутину безверья
Безвременьем жги.
Пусть по чёрному шлаку
Сквозь полночь протянется шлях,
Пусть февральская слякоть
Просохнет в его колеях,
Пусть натянутся сети,
И точкой захлопнется круг,
И воротится ветер
На север и юг.
Урагану навстречу
Вращаются стрелки часов –
Этот путь безупречен
Вдали от аккордов и слов,
В стороне от концертов,
Конгрессов, советов, наград –
В разговоре со смертью
Не нужен парад.
Просто чувствуешь кровно
На спящих в песке валунах,
На обугленных брёвнах
И в серых, как небо, волнах –
Здесь душа, что младенец,
Рыдает – свети, не сгорай,
И ничто не заменит
Пылающий рай!
Но над небом и словом,
За гранями ночи и дня
Видишь образ шатровый
И внемлешь ему из огня…
Мне бы только коснуться
Горючего сруба рукой –
Словно с чайного блюдца
Пить любовь и покой.
***
Всё воздушней, всё скорее
Через реки и холмы
От апостола Андрея
До апостола Фомы,
От распаханного поля
И соснового венца
До жемчужины в неволе
И железного кольца…
Дух любви и дух сомнений,
С вечной скорбью вечный спор,
По полям туман и тени,
В небесах молчанье гор…
От ручья до океана
В тихой музыке дождя,
Обезумевшие страны
Незаметно обходя,
Ты всё видишь, Ты всё знаешь,
Ты опять прощаешь нам,
Но с отравой кровь земная
Делит души пополам,
По артериям и венам
Растекается огнём,
То позором, то изменой
Искушая день за днём.
Разум злобен, сердце немо,
Страсть слепа и горяча…
Ты простишь и эту немощь –
Самому бы не прощать,
Самому надеть рубаху,
Что как снег белым-бела,
Самому пойти на плаху
За слова и за дела,
А потом с Тобой далёко,
Через горы и леса,
Где, куда ни глянет око,
Края отчего краса,
Где Твоё благословенье
В подорожнике росой,
Где откроется спасенье
Душеньке босой.
Московское Рождество
Однажды, не в силах развеять беду,
На старую улицу я побреду,
Рыдая родными стихами,
И будет хрустеть под ногами хрусталь
Случайной сосульки, и всхлипнет печаль,
В пещеру войдя за волхвами.
И будут шептаться с младенцем волы,
И ангелы встанут на кончик иглы,
И в бисере овцы возлягут,
И вырвется вздохом: «Прости, не могу»,
И бусинкой спрячется в рыхлом снегу
Слезы невесомая влага.
Уколы мороза, ожог мишуры,
Блаженных и нищих ночные пиры
Да звёзд одинокие крошки…
Москва, ты бела, словно лобная кость,
Москва, ты стихами прошита насквозь –
Надёжной ахматовской стёжкой.
Ты примешь меня без объятий и слов,
Ты скроешь неровные строчки следов
Позёмкой, искристой и зыбкой,
И больше не надо ни ритмов, ни тем –
Снежинка в ладони, в душе – Вифлеем,
А в сердце – невинность улыбки.
* * *
Из синей проталины неба
Над храмом Бориса и Глеба
Ты смотришь на наши дела,
На битые карты и туши,
И наши пропащие души,
Оструганные догола.
И как же в такой безнадёге,
На грязной кандальной дороге
Ты видишь и липы, и мёд,
И губ сочетаемых нежность,
И детского взгляда надежду,
И всё, что прильнёт и поймёт?
Я буду слепым и оглохшим,
Но дай мне слезы Твоей ковшик –
Прозрею, услышу, спою,
Коснусь облаков куполами,
Узнаю сквозь камень и пламя
Воздушную ризу Твою.
