Тамбовский поэтический венок А. С. Пушкину
Семён МИЛОСЕРДОВ
Сверкает ямба серебро
Сосновый бор да холм рябой.
Трещат над Соротью сороки
Докучливо, наперебой…
Одно спасенье – эти строки.
«Перо!.. Ах, няня, где оно?
Скорей чернила и бумаги!..»
И за полночь горит окно,
Поэзией озарено,
Струится свет её во мраке…
Сквозь глухомань, сквозь боль и бред
Катились годы вал за валом.
И сколько б лет ни миновало,
Не потускнел тот яркий свет.
Его хватило на века,
На всех людей, на всю Россию.
И до сих пор с пером гусиным
Летит стремительно рука…
Сверкает ямба серебро.
О Пушкин, твой хорей искрится.
Твоё волшебное перо,
Наверно, – из крыла Жар-птицы.
И душно, и гаснет лампада…
И душно, и гаснет лампада.
Окно распахнёт он – и в дом
Ворвётся ночная прохлада,
Дыша из весеннего сада
Сиренью, травой и дождём.
На миг присмирев под накрапы,
Он выбежит в гущу берёз,
Промокший насквозь, исцарапан,
Гул века услышит… и рад он
Наплыву видений и грёз…
Ах, разве уснуть на кушетке!
Мир сложен, ещё не воспет…
И Ленский с надломленной веткой,
Ревнивец, взбешённый кокеткой,
Онегину смотрит вослед.
Венец Мономаха и бармы
В смиренье и страхе, коварный,
Не принял ещё Годунов…
А где-то там девки и парни
Уныло поют средь лесов.
Но разве подвластен природы
Дух вольности и свободы
Чиновникам или царю?!
Не спится. Он в сени выходит.
Он встретит сегодня зарю…
В кувшине цветы отсырели.
Дожди по ночам. Благодать!
Заутра охапку сирени
И новое стихотворенье
В Тригорское надо послать.
На тот курган поспешно…
На тот курган поспешно
Взойти. И на сто вёрст
Весь мир, святой и грешный,
Откроется до звёзд.
Монастыри, церквушки,
Погосты, лопухи,
Да где-то в деревушке
Горланят петухи,
Да мельница в Бугрово…
И словно облака,
С которыми он вровень,
Касаются виска.
Природа бесконечна…
Где Ганнибалов род?
А в сих долинах – вечность,
Как вечны Русь, народ.
И ты, пиит, обязан,
Любя живую речь,
Всё, с чем навеки связан,
От тленья уберечь.
С рожденья не ручьи ли,
Не та ль густая ель
Тебя стихам учили,
В урочный час вручили
Заветную свирель?..
О лес! О берег дальний!
В сей тихий летний час
Земля – исповедальня,
Курган – его Парнас.
Мне снился Пушкин
Мне снился Пушкин. Ветер на рассвете
Плащ распахнул и шляпу заломил…
О пламенная юность! Всё на свете
Я с Пушкиным тогда соотносил.
То нежный, то задумчивый, то резкий,
Мне снился Пушкин, скрип его пера,
Кудрявые, как Пушкин, перелески,
Весёлые, как Пушкин, вечера.
То – на коне: взбивают пыль копыта…
То – смотрит Пушкин в зимнее окно,
Опальный, но друзьями не забытый.
Чу! Скрип саней…
«Ах, милый друг Жано!»
Уж осени моей сгустились тучи.
Дожди. Туман… Но снится до сих пор
И озаряет жизнь мою созвучье:
«Роняет лес багряный свой убор…»
Евстахий НАЧАС
* * *
Старинный дом, манящий светом,
Как в те далёкие года,
И пахнет листьями и снегом
Над ним холодная звезда…
Он нашей памятью согретый
Да теплотой родной земли…
Здесь родилась жена поэта,
Его отрада – Натали…
Любовь, как гений, вдохновенна,
Мгновенья грянут – кровь из жил…
Он так творил самозабвенно
И так неистово любил!
И, упоенный тишиною,
В плену заснеженных дорог
Село тамбовское над Цною
Не вспоминать никак не мог.
И я почти уверен в этом,
Как в этой истине простой:
Любовь российского поэта
Была нелёгкой, но святой.
И в час предсмертный и безмолвный,
Когда чуть теплились уста,
Он ей сказал: «Ты не виновна…
Ты не виновна… и чиста…»
Слова те были и прощаньем,
Прощеньем – за дела свои.
Слова те были завещаньем
Во имя праведной любви…
Россия… Знаменка… Глубинка…
Шумит асфальт… Огни вдали…
Лишь шепчут кроны по старинке –
Те, что шептали Натали.
Напоминание о Чёрной речке
Был ясный день, дул ветер сильный,
Рвал ноздри быстрых рысаков.
На Чёрной речке белый иней
Сверкал, как искры от подков.
Во что тогда он свято верил,
Когда молчал январский лес?
Он первым подошёл к барьеру,
Но первым выстрелил Дантес.
Он шаг последний тот не сдюжил,
Нажав трусливо на курок…
А кровь лилась, и ветер вьюжил,
Плыл в бледной радуге лесок.
И полулёжа, на коленях
Всё ж Пушкин сделал выстрел свой…
Он смело жил, российский гений,
И честно вёл последний бой…
Немало в жизни разных стрессов,
Но надо помнить – не пустяк:
Во все века, у всех дантесов
Всегда в запасе подлый шаг.
* * *
Как мне верного друга найти,
В суете, в человеческой гуще?
Вспоминаются Пушкин и Пущин –
Две великих судьбы, два пути.
…Далеко и друзья, и родня.
Гений русский – в опале царёвой.
Без печали и грусти – ни дня.
Кто рискнёт? Кто обмолвится словом?
Только воле державной назло
Колокольчик запел на опушке
И умолк у окна весело.
И глаза засияли у Пушкина.
Он вскочил, как в лицейские годы
(Как всё было печально давно –
Упоенье мечтами, свободой):
«Ах, душа моя Пущин! Жано!»…
Как мне друга такого найти,
Чтоб стремглав на крылечко резное
Босиком убежать и к груди
Заснежённой припасть головою?
Как мне верного друга найти?
Валентина ДОРОЖКИНА
В Михайловском
«Ты не была ещё там разве?..» –
Ну, как мне объяснить сейчас:
Приезд в Михайловское – праздник,
И каждый год – как в первый раз.
Меня пугают:
там – народу!..
Но ведь и я туда спешу.
Любуюсь пушкинской природой,
Осенним воздухом дышу.
Все – к Пушкину.
Толпа какая!
Десятки тысяч – к одному.
Но разве гений иссякает
От поклонения ему?..
Я каждый раз мечту лелею:
Приеду к Пушкину одна.
Пройду неслышно по аллеям,
Где сквозь деревья синь видна.
Он любовался синью этой,
Был этой красотой пленён…
Здесь каждый миг – душа поэта.
И я представила, что он
Бродил по этой вот опушке,
Пред ним росла вот эта ель…
Я не оплакиваю Пушкина,
Когда читаю про дуэль.
Нет, всё там было по-иному:
Кощунство – плакать по живому.
Теперь ведь знает белый свет:
Дантесы – смертны.
Пушкин – нет!
Если бы Пушкин приехал в Тамбов…
Я думаю часто: бессмертны их души!
Я думаю также: хватило бы слов,
Если бы Пушкин,
если бы Пушкин,
Если бы Пушкин приехал в Тамбов?
Его бы приёмы не задержали.
Он сразу с вокзала пошёл бы туда,
Где пристально смотрит куда-то Державин –
Быть может, он видит его сквозь года?
Державин сошёл бы к нему с пьедестала –
Чуть-чуть поразмяться и душу согреть.
Ну, вот и настало,
ну, вот и настало
Нам время с тобою Тамбов посмотреть…
И чем-то они друг на друга похожи.
А издали – просто почти двойники…
И Лермонтов тоже,
и Лермонтов тоже
Спускается с ними на берег реки…
Потом бы присели они на опушке –
Свободны от службы и всяких оков…
Ах, если бы Пушкин,
если бы Пушкин,
Если бы Пушкин приехал в Тамбов…
Мария ЗНОБИЩЕВА
В Вашем имени – жизнь
Вспышка молнии, пламя, порох…
Всё – до боли, и всё – всерьёз.
У земли в ненасытных порах –
Душно зреющий запах гроз.
В сквозняках и дождях осенних –
Нежность белых могучих крыл.
У поэта нет воскресенья:
Тот воскреснет, кто мёртвым был.
Пушкин будит нас гулким выстрелом
В злую ночь, когда спать нельзя.
Мы свои небоскрёбы выстроим,
Чтобы звёздам взглянуть в глаза.
Башни счастья – большие, светлые, –
Да помогут нам звуки лир!
Пушкин – песня шального ветра и
Белый голубь, несущий мир…
Мы всё чахнем над жалким златом.
Кто придёт отлучить от лжи?
Только Вы – навсегда крылаты.
Что нам в имени Вашем? – Жизнь!
Александра НИКОЛАЕВА
На смерть А.С. Пушкина
Поэта убили. Вы слышите?
Ночью
Часы его дней отзвенят многоточьем.
Но баловня муз, собираясь на бал,
Забыли, как будто не существовал.
Забыли поэта…
Но можно ли слово
Забыть, словно фрак или галстук не новый, –
О тронах, о розах, Неве и весне
В альбомно-виньеточной голубизне?
Забыли поэта…
Но можно ли – образ?
Стереть со скрижалей Гиреевы орды,
Суровость Кавказа, полёт корабля,
Аллеи лицея и башни Кремля?
Забыли поэта…
Но можно ли – песню,
Перо и халат, сердоликовый перстень?
А пленники бурной и страшной зимы
Забыли его,
чтобы помнили мы.
ПУШКИН. ПЯТЬ МГНОВЕНИЙ ИЗ ЖИЗНИ ПОЭТА
1. В Москве
Весною пахнет яблоневым садом
Уютная румяная Москва.
Не щёголю во фраке полосатом,
Что у трюмо теперь зевнёт едва;
Не графам, не министрам, не модисткам
Чаи в беседке в липовой тени.
Всё розово от бронзового диска
И медных куполов церквей под ним.
Не меряют ни пядями, ни саженью
Москвы печалей, чаяний, седин.
«Лександр Сергеич, не шалите, Сашенька!
Не стоит, барин, маменьку сердить!»
Здесь каждый дом за древнею калиткой
Черёмуховой радостью красив.
«Никитушка, смотри, Иван Великий
Врастает в небо, голубень пронзив!»
«Лександр Сергеич, барин, как прикажете…»
…Подобна птице колокольни тень…
«Никитушка, Никитушка, мне кажется,
Что, право, прыгну – и смогу взлететь.
И над Москвою плыть курчавым облаком.
Москва, как песня, хороша весной.
А там, внизу, maman, Арина, Оленька…
Ах, как чудесно, право, как смешно!»
Быстрей! Быстрей! К макушке колокольни
Лететь и, как дышать, стихи писать.
А дышится и пишется привольней…
Ступенькой меньше – ближе к небесам!
2. В лицее
Аллеи царскосельские уснули.
Хранит покой в прожилках сизых лист.
«Наскучило Вам прыгать через стулья,
Курчавый, синеглазый лицеист?»
«То – детство…»
Детство?
Детство долго помнят
В молениях, томлениях и снах.
В ольховой роще добрых, милых пони –
О них один Жанно когда-то знал.
Дубы, в пурпурных мантиях позируя,
Помпеями и Крассами растут.
«Мечтали, Пушкин, драться с кирасирами
В заснеженном двенадцатом году?»
«То – в прошлом…»
В прошлом?
Прошлое бесценно.
Живи, повеса, весел и упрям,
Пока не скован славою и цепью
Служенья у Эвтерпы алтаря!
И кажутся в осенней пляске гуннами
Листы, уже ненужные ветвям…
«Вы смущены? Прелестная Бакунина
Взглянула, улыбнулась – только Вам?»
«Молчите! И молчать нельзя об этом!
Слова безлики, смертны и пусты».
«Нет, Александр! Вы родились поэтом –
Страдать для чувств и мыслей чистоты,
Ждать вдохновенья месяцы, недели,
Быть выше мнений, зависти, эпох…»
По-прежнему уныло смотрит дева
Над озером на праздный черепок…
3. В южной ссылке
Стихи всегда рождаются случайно.
Как звёзды, гаснут по утрам стихи.
Послушайте молчанье молочая
И ропот крыльев чибисов в степи!
Для песни быть двадцатилетним стоит,
Влюблённо
в двадцать лет на мир смотреть,
С цыганами сравняться простотою,
Водить медведя, в драном спать шатре.
Легко в кибитке. Небо опрокинули
В азовскую серебряную синь.
И тишина, раскрашенная в киноварь…
Её в мешочке б, на груди, носить!
И тянутся к седым волнам цепочкой
Следы миниатюрных башмачков.
По ним поэт нанизывает строчки
Не сочинённых, прожитых стихов.
«Для Вас бы я с войны
вернулся с лаврами,
Построил бы дворец, как хан Гирей!
Я Вас люблю, Мария Николавна,
Не ужасайтесь дерзости моей!
Люблю! Нет! Обожаю! Но молю Вас,
Не смейтесь
над безумцем, чудаком…»
И звёзды, как в парадной зале люстры,
И рыжий луч –
прощальный дня аккорд.
И море, и полынь, и просто счастье
В душе поэта юного горит.
Стихи всегда рождаются случайно
Для черноокой девочки Мари.
4. В Михайловском
Поэт не создан для слащавой лести.
Ему похвал дороже во сто крат
Смолистый дух михайловского леса,
В пометах Байрон, клетчатый халат,
Лучистые морщинки старой няни.
Лишь ей позволят сон беречь его,
Вязать на спицах расписные сани,
Баюкать сказки ласковой рукой.
А утром будет счастье.
Счастье… будет ли?
«…Как мой Онегин, dandy и влюблён…
Ах, няня, я бы съел кусочек пудинга
В кругу гусар, с шампанским у Talon…»
А утром – снег.
Вы только ждите снега!
Тогда вершины сосен зазвенят,
И будет он опять мечтать о небе,
Как смуглый мальчик
двадцать лет назад.
«Спи, миленькой!..»
И няне добрым гением
Нашёптывать улыбки новым снам
О тех,
кто помнит «чудные мгновения»,
Не кланяется черни и царям;
О воскресающей в Сочельник скрипке,
О локоне над чашечкой цветка,
О грустных рыбаках, волшебных рыбках,
О песнях, не написанных пока.
«Спи, миленькой!
Закрой покрепче глазки…»
Пусть ночь неслышно кра´дется в избу!..
«…Что, няня?»
«Адъютант, голубчик, царский…»
«Monsieur Пушкин, сочинитель? В Петербург!»
5. Петербург. Чёрная речка
Не дай, Господь, страшней поэту муки –
От глухоты читателей страдать.
Не обрекайте на молчанье музу
В том городе, что соткан изо льда!
Из льда любезно-приторных салонов,
Из льда дворцов, проспектов, площадей.
Где сплетни дряхлых модниц, солдафонов
Решают судьбы любящих сердец!
Где дышат тленом золота и пудры,
Избытком пустоты, избытком лжи.
И покорён безжалостно, как будто
Он под копытом Всадника лежит!
Друзья, семья… То было с кем-то, где-то…
Не с ним. Не здесь. Ему пора смотреть
Не отрываясь в дуло пистолета.
А дальше? Ничего? А дальше – смерть?..
Не надо слёз. Он просто стал эпохой.
Поэт живёт, и Петербург стоит –
И дольше заключительного вздоха,
И дольше заключительной строки!
