Виктор Кострикин. Ещё – не осень…

Виктор Константинович КОСТРИКИН

Прозаик, поэт, драматург, публицист, краевед, журналист, литературный критик.
Родился в 1935 году в с. Заворонежское Мичуринского района Тамбовской области. В 1953 году окончил среднюю школу №8, в 1956 г. — Выборгское военно-морское училище, в 1953 г. — историко-филологический факультет Мичуринского государственного педагогического института. С 1965 по 1998 гг. — литсотрудник городской газеты «Мичуринская правда» (в 1975-1985 гг. — заведующий отделом писем, 1989-98 гг. — заместитель главного редактора). Член Союза журналистов СССР (1967), член Союза российских писателей (1992). Автор книг: «Мичуринск» /в соавторстве. Воронеж, 1969/; «Димка с улицы Мост» /Воронеж, 1979/; «Рабочий переулок, 1» /Воронеж, 1980/; «Во дворе – трава» /Воронеж, 1987/; «Город старый – город новый» /в соавторстве. Воронеж, 1980; 1987/; «Мичуринск и мичуринцы» /Мичуринск, 2005/; поэтических сборников: «Стихи разных лет» /Санкт-Петербург, 2000/; «Проклятие Адама» и «Храм на горе» /Санкт-Петербург, 2000, 2003/. Лауреат областной журналистской премии им.И.А. Гаврилова (1977), премии городской журналистской организации им. В. М. Кубанёва (1998), премии им. И. Г. Рахманинова (2005). Живёт в Подмосковье.

 

ОСЕНЬ

Земля, вероятно, чуть скрипнула осью,
Продолжив извечный полёт,
И плавно вписалась из августа в осень,
Как вписываются в поворот.
Ей дальше лететь проторённой орбитой,
И где-то на этом пути
Откроются с неба глядящему виды
Страны, что не скоро (другим не в обиду)
Останется позади.
В огромности этой её добродушной,
От роду не жившей легко,
Не явлена ли снисходительность Сущим
К России и чадам Его?
Россия несётся дорогой осенней
К какой-то своей так зовущей звезде.
И странное чувствует сердце тесненье,
И хочется думать о вечном спасенье,
Хотя бы всего лишь в такой красоте,
Где слёзы восторга на каждой версте.
Сентябрь умывают холодные росы,
Закружатся листьев опавших рои…
Родная, не зябни: мы встретили осень
Впервые с тобою, одну на двоих.

ПО СВЕЖЕМУ СНЕГУ, ПО СТАРОЙ ЛЫЖНЕ…

По свежему снегу, по старой лыжне
Скользит моя память, невластная мне.
То под гору с ветром, то в гору, хрипя,
То браво свистя, то жалея себя.
Какие прекрасные елок седины!..
Крещенские ночи – мои именины.
Серебряный звон, детства запах смолистый.
И… хвоя за гробом, поминок молитвы.
Петляет лыжня, словно ищет защиты
Душа от того, что в пути пережито.
То вся распахнется пред праздничной встречей
С любовию чистой и верностью чести,
То отвернется в стыде и смущенье,
И тихо попросит о чем-то прощенья.
Зимы ворожбою из пряжи меж елей
Соткалось лицо на экране метелей –
Смеющийся парень, единственный в свете,
Оставшийся там, где не старятся дети…
За веток сплетеньем, за снежною пылью –
Друзья… Почему им лыжню уступил я?
Не там ли, где кружатся черные вороны,
Задолго до финиша лента оборвана?
На свет появившись в крещенскую стужу,
Зимой беспокойством я мучаю душу…
По свежему снегу, по старой лыжне
Скользит моя память, невластная мне.

ГОРОДСКОЙ ПЕЙЗАЖ

Аркадию Платицину
Городские дворики – дворы…
Вот художник жадно лист марает.
Полные причудливой игры
Линии заборов и сараев.
Кто он: реалист иль модернист?
Ах, какая славная фактура!
Фотоотраженье и каприз –
Всё снесёт покорная натура.
И на славу будет старый дом
Выглядеть потом в богатой раме,
Если выйдет женщина с бельём,
И оно заплещет парусами…
Всякому художнику хвала,
Кто однажды зрителям потрафил,
Городского нищету угла
Скрасил поэтичностью метафор.

ДЕНЬ БЕЗ ТЕБЯ

Нет, что-то тут не так, неправильно, обманно:
Со мною нет тебя, а солнце в тучах рваных
Встаёт, как будто ты со мной.
И я встаю, беспамятно, бездумно.
Включаю чайник, вот кипит он шумно.
Я пью, жую… зачем мне завтрак мой –
Тебя же нет! Всё лишне, всё ненужно.
И этот день, среди минувших, лучший –
Что проку в нём теперь, с моей хандрой?
Читать, писать, в саду копаться жалком –
Мне от него ни холодно, ни жарко,
И всё ж тружусь, хоть в малом пособя…
Но для кого, коль нет со мной тебя?
А вечер… Вот и он, пришёл, не задержался.
Господь в ход времени, хоть мог,
но не вмешался,
А знать Ему уже давно пора.
Что значат для меня с тобою вечера…
По дому я весь день бессмысленно кружусь.
Ночь настаёт, зачем-то спать ложусь.
Мне холодно, я не могу согреться…
Зачем мне день? День без тебя – без сердца.

ЕЩЁ – НЕ ОСЕНЬ

Пройдём по городу, у этих улиц спросим,
У этих лип, где август занемог.
Начало сентября – ещё не осень,
Всего лишь лета облегчённый вздох.
Вот детвора, цветастых ранцев мода,
Студенчества почти столичный шик…
А наш сентябрь был огненным, голодным,
И мой портфель был из клеёнки сшит.
Нет, не впадаю в умиленье вовсе,
Всегда не гоже задним жить умом.
Что в наших душах мы сегодня носим,
Носил в портфеле нищенском я том.
А были в нём с семейной пайкой хлеба –
Мечта о зове будущих дорог.
Предчувствие, что нет души без неба,
Начало отверженья мёртвых догм…
Сентябрь звучит, как колокольчик звонкий,
Сентябрь – он храм, где дружный хор капелл.
Я мысленно крещу мальчишек и девчонок,
Что в школьный век свой делать не умел.
Сентябрь – не осень. У него природа
Иная: ни один не потеснив.
Он – пятое, средь прочих, время года.
Умов и душ он пахарь юных нив…
Пройдём по городу не как туристы, гости
Из века прошлого – творцами новизны.
Сентябрь – мальчишка, и краснеет в горсти
Надежда-яблоко. Он ждал его с весны.

КОГДА МЕНЯ ТВОИ КАСАЮТСЯ ЛАДОНИ…

Когда меня твои касаются ладони
С мозолями, морщинками на них,
То не завидую себе я молодому,
И жаль мне почему-то молодых.
Что знать они о настоящей могут,
О женщине, из поздней жизни снов?
Я жестом беззащитности растроган,
Твои ладони целовать готов.
Я говорю себе: вот шифр неясных линий,
Ты каждую влюблённым сердцем тронь,
Прочти, пойми, – в конце пути недлинном
Дай опереться на твою ладонь.

ВСЁ БЕГУТ ГОДА…

Был когда-то юн –
Стариком ли быть!
На мосту стою,
На краю судьбы.
Надо мной обвал,
Подо мной обрыв.
Рисовал овал,
Вышел угол крив.
И добро бы – сам,
И со мной – никто.
Спохватясь, кусал
Свой же локоток.
И напрасный труд
Суд мне миновать:
Стынут на ветру,
Кто не виноват.
… Подо мной – вода.
В острых камнях дно.
Видно, пропадать
Мне судьбой дано.
Надо мной – луны
Тусклый глаз в щели.
Мне моей вины,
Знать, не замолить.
За волной – волна.
Всё бегут года.
То во мне-вина,
То в стране – беда.

ПАМЯТИ МУЗЫКАНТА

Дождь прошел, город в каплях горит.
Отразились в них тысячи солнц.
Наиграй песню мне, гитарист,
Ну а я напою с хрипотцой.
Ни о ком, ни о чем, под настрой,
О дожде и о солнечном дне.
И о том, что пылает костром
Осень в царстве своем – тишине.
А когда превратятся дожди
В снегопад и завоет метель, –
Это наигрыш твой, это ты,
Это дух твой на город слетел.
Ну, а я подпою о зиме,
О морозе, что щиплет до слез.
На гитаре твоей позумент
Из снежинок сверкающих звезд.
Что уж там говорить о весне!
Воды вешние – струн перебор.
Только мир почему-то грустней,
Как лицо твое в луже рябой.
И я песнь подхватить не готов,
И мелодии рвется канва.
Что-то вроде мычанья без слов,
Ну, какие найдешь тут слова!
Вот и лето свой жар повторит.
Жизнь лукошка с клубникой полней.
Говорят, что другой гитарист
Ублажает гитарой людей.
Может быть. Я не спорю. Я рад.
Мне ли песнями струн пренебречь?
Только больше я петь не горазд,
Ну, ни нотки одной не извлечь!
Жизнь идет то в тоске, то в гульбе,
Непотребное в мире плодя.
И грустит город наш о тебе
Под осенние струны дождя.

МИР БЕЗУМЕН И ЖЕСТОК…

Мир безумен и жесток,
А душа хрупка.
Поберечь бы от тревог,
Переждать пока.
Я её за уголок,
За игру теней,
Чтоб не ранил уголёк
Подожжённых дней.
Перетерпим, переждём
До иных времён, –
До того, как за вождём
В благодать войдём.
…Время шло. В затишья час
Слышу крик души:
– Как там, на земле у нас?
Просвети, скажи…
Хочешь, от себя отринь
Страсти бытия…
Только тесно мне «внутри»
Внутреннего «Я».
– Что ж, – я ей, – тебе видней,
Мы одна судьба. …
Глянул – нет лица на ней…
Да она… слепа!

ЗАДУМАЛ Я ПОБЕГ…

Облака в небеси, облака,
Всё бегут по дорогам безвестным
И в безмерную падают бездну
Для того чтобы канув, воскреснуть…
Как всегда, – как года, как века…
Вот и я – не из чёрного ворона,
Не из следственного изолятора,
Где был заперт решёткою вздорной, –
Я задумал невероятный
Свой побег от себя,
От прискорбного обстоятельства –
Тела собственного предательства,
Предающего, разум губя.
Я ль один обративший внимание,
Совершенно к тому не готов,
Что подвергнут четвертованию
Буду как Емельян Пугачёв?

Разве людям в глаза не бросается,
Как на старости-дыбе сперва
Вот уже и нога догрызается,
А за нею, глядишь, голова?
Казнь на дыбе… Что может мрачнее,
Бессердечней всего, что знал!
Дыбе жизни, а точнее,
Дыбе старости, я б сказал.
Натурально, а не условно,
Соскочить, как с иглы, и бежать.
До последнего будет патрона
Старость станет в тебя стрелять.
Телу смертному от погони
Не уйти: старость, здесь твоя власть.
Только б вынесли белые кони –
Облака, эти белые кони,
Дух туда, может, вынесли б кони,
Жив Один где остался спасённый,
Сыном Господа наречённый –
Тот, Кто принял и худшую казнь.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.