«Метро Голдвин Майер»

РАССКАЗ

Лингвистика – наука о языке, языкознание.
Словарь

«По раскисшей дороге полз, как жук одноногий, мой любимец – раздолбанный «форд»», – подбадривал я сам себя залихватской песенкой, покинув шоссе-бетонку и преодолевая ничуть не изменившуюся с бунинских времён липкую колею почтового тракта, нацеленного на славный город Б-д. А дождь-дождище, то ли взбешённый моим ослиным упрямством пробиваться на газовую трассу даже по сельской грунтовке, то ли просто подчиняясь грустной метеорологической сводке профессора кислых щей Вильфанда, никогда не дающего точный прогноз погоды, полосовал леса, поля и перелески ровно так, как полосует артиллерийская шрапнель учебный полигон – без жалости, кучно и без остановки.

Но моей душе и такая осень хороша. Не вру! Даже в эту стылую, унылую пору, когда случайного прохожего по-шмелиному жалят попадающие за воротник косые струи дождя, когда за городом, на большаках по-волчьи завывает ветер и бесстыдно оголяются придорожные лесополосы, когда отчётливее становятся видны вдоль обочин похилившиеся деревянные и металлические кресты (а то и оградки с выцветшими бумажными венками на прутьях), когда дождина беснуется, как скаженный, ехидно заливая и ветровое, и лобовое стекло, я всё равно пою свои бодрые песни. Про Северный флот, который не подведёт, про пингвинов, которые и в арктическую пургу выживают себе, как ни в чём не бывало, про странного чувака, который «швыряет камешки с крутого бережка далёкого пролива Лаперуза»… И чихать я хотел на разверзшиеся небеса, на грозный рык стихии и шаляпинский бас из поднебесья: «Я вот тебе задам, Олег Петрович, производственную необходимость! Ты у меня надолго запомнишь прогулки в октябре…»

Посмотрим. Нас ещё салагами учили в морской пехоте никогда не сдаваться: «Там, где мы, там – победа!» Так что, водоструй мой милый, посмотрим, кто кого – я ли пробьюсь к себе на трассу, ты ли мой «форд» утопишь в колдобинах. Буераки, ухабы, овраги – всё это для колёс ерунда. Скользота по краю, парапланирование на залитых водой ямах тоже не страшны, этот ватерпол мы в юные годы на мотоциклах проходили. А вот впереди – это да. Впереди самый неприятный «тягун» маячит; не гора, а настоящий змеиный язык, вихляющий из стороны в сторону, как после прохода пьяного быка по загону…

Третью нитку газопровода из пункта А в пункт Б мы начали тянуть в мае. Стало быть, уже прошло полгода. И каждый раз во время преодоления тягуна, неминуемого на пути желающего попасть за перевал, мне рисовалась странная, немножко фантасмагорическая картина. Вот приехали, допустим, сюда на предстоящие съёмки невиданного по накалу страстей остросюжетного художественного фильма под рабочим названием «Американцы вовне» продюсеры знаменитой голливудской кинокомпании Metro Goldwin Mayer во главе с вице-президентом фирмы господином… не важно. Вместе с ними осматривает и оценивает лунный пейзаж загадочной страны России звёздная пара, осыпанная бриллиантовыми наградами и алмазной крошкой, Ричард Гир и Джулия Робертс. Оба красивые, как боги! Им, героям фильма, предстоят бешеные автогонки, пистолетная стрельба, автоматная пальба, прыжки с вертолёта «Робинзон», выживание после жутких аварий – и вновь ралли по пустыне на перевёрнутых брюхом вверх автомобилях… Звуковое оформление – медвежий стон, рёв леопардов, хохот гиен, визг шакалов (сценарий ведёт зрителя из древней эры мезозоя в наши дни).

И хладнокровный, как всегда, малоразговорчивый мистер Ричард Гир, тщательно изучив рельеф поднебесной горы, хорошо сохранившейся на чернозёмных просторах России, смотрит грустным взглядом Ноя на притихшую спутницу. Шепчет что-то себе под нос. А Джулия в ответ ослепительно улыбается Ричарду и на чистом английском спрашивает бывшего мужа: что скажешь, милый? Гир простецки, ладошкой вытирает пот со лба себе и батистовым носовым платочком в клеточку – господину вице-президенту. А потом кротко роняет: «Поехали, радость моя… в Пиренеи. Оттуда хотя бы живыми вернёмся…»

Странные люди. Какой им смысл мчаться во французские Пиренеи, преодолевать границы Испании и Андорры, взбираться на высоту больше трёх тысяч метров над уровнем моря, когда с таким же успехом могли бы посетить наше Забайкалье, где багульник на сопках цветёт и кедры врезаются в небо… Ну да Бог им судья!

Развлекая таким образом самого себя в одиночном катании, я начал притормаживать задолго до тягуна, увидев у его подножия неестественно накренившийся автобус марки «ПАЗ», понурого водителя с монтировкой в руках, а рядом – две женские фигурки, отчаянно голосующие мокрыми зонтиками всем подряд проходящим машинам. И как же им было поверить своему счастью, когда мой фордик, чуток вильнув, причалил к их ногам?

«Правда? Вы правда нас возьмёте?» – чуть ли не в один голос вскричали обе барышни, торопливо, боком-боком втискиваясь в узковатые дверцы фордика (жаль, не в той последовательности, как мне хотелось: худышечку бы туда, на заднее, а толстушечку, с такими-то наливными коленками, сюда, на переднее сиденье, ко мне поближе! Но теперь уж что, пересаживать пассажирок, что ли?). Дождь полосует, народ на остановке психует, автобус на лысой резине буксует, даже забрызганная грязью до потолка «Нива» вон, мигая подфарниками, стоит в нерешительности, раздумывая, сумеет ли взять альпийский перевал на своих мостах? А мой кроссовер на ходу! Пристёгивайтесь, девочки. Поехали…

* * *

Лил зефир эфир московский с голосом и без. Салон быстро наполнялся ароматом хорошего парфюма, женского тепла, чуть ли не домашнего уюта. Но гостьи, может, и желая о чём-то меня спросить и даже разговорить, пока лишь только представились. И всё поглядывали со смущением по сторонам, то и дело поправляя манжеты да воротнички на изрядно намокших плащиках. Пришлось брать инициативу на себя.

– Повезло вам, барышни, ко мне попасть, – обращаясь к обеим, адресовал я всё же свои слова одной – заинтересованно поглядывавшей на меня в водительское зеркальце Маше (так звали «наливную», а худышечку – Кристиной). – Обычно я попутчиков не беру…
– Ой, да мы понимаем, мы вам так благодарны! – даже погладила меня по рукаву свитера соседка справа.
– Вы не думайте, мы вам заплатим! – с готовностью распахнула дамскую сумочку Маша.
– Ещё чего! Вы за кого меня принимаете? – Настала очередь уже мне хмурить брови. – Я вовсе без намёков, просто хотел вам кое-что рассказать.
– Да? Ну тогда простите! А о чём вы хотели рассказать? Надеемся, нечто приличное? Ах, как я люблю пикантные истории, – лукаво щурилась в предвкушении интриги сероглазая Машенька, мало обращая внимания на раздавшийся писк Кристины: «И я, я тоже люблю!»
– Ну как? Особой интриги не будет, а история правда поучительная. Короче, развели меня в прошлом году на деньги именно у того вон лесочка опытные мошенники.
– Да вы что? – непритворно охнула милая моя сероглазка. – Вас? Такого солидного, такого серьёзного мужчину? На деньги?
– При вашей брутальности? – не могла не подпеть Маше сладко улыбавшаяся Кристинка…
– Ну а что, брутальные тоже плачут, – вызвал я понимающую улыбку спутниц. – Можно продолжать? Спасибо, продолжу. В том, что на самом деле тогда произошло, виноват я сам и только сам. Лопухнулся. («Кристина Андреевна, запомни, какое выразительное слово «лопухнулся», студентам дадим проанализировать!») Во-он там, как раз где ольховый да берёзовый лесочек, видите, место какое безлюдное, вдруг, как лось сохатый, выскочил перед машиной и стал на колени здоровенный такой мужичище, стриженный наголо. Я сперва даже подумал, что кого-то убивают, а он примчался из леса помощи просить. Нет. Не то. Приоткрыл я окошко, кричу ему: ты чё, мол, кенарь, рыбу ел или так… одурел?

Эта лысая башка – дай пирожка – тут же встрепенулась, в глаза смотрит по-собачьи и, чуток привстав, мне навстречу движется. Глаза у незнакомца какие-то монгольские, лицо смуглое, нос маленький и приплюснутый, будто его совковой лопатой отделали. Чем-то на отца Фёдора из «Двенадцати стульев» смахивает. Ну да, в исполнении Ролана Быкова.
«Братка, убей! – были первые слова «монгола». – Братуха, крест святой, помогать надо!»
«А что, что случилось?» – печёнкой чувствую подвох, но всё же пытаюсь понять заклинания пришельца.
«Братка, спасай, ты добрый! Вот кольцо, чистый золотой, клянусь, на, возьми», – стаскивает он со своего пальца и протягивает мне в окошко презент. Смотрю, «кольцо» его – самодельный латунный перстень из числа тех жлобских поделок, выточенных в гаражах или сараях, которыми щеголяли когда-то деревенские пацаны из ремеслухи, попадая на городские дискотеки.
«Не нужен мне твой золотой, говори, что случилось, я ждать не могу».
«Братка, выручай! – пытался ухватить меня за ладонь, не считаясь с тем, что ему на руку сыпался горячий пепел моей сигареты, «монгол». – Крест даю, доехать не можем. Бензин ноль…»

Я внимательнее посмотрел на ту лесную поляну, куда кивал «золотоносец», и увидел метрах в ста от нас цвета «белая ночь» жигулёнок с задранным капотом, подле которого с озабоченным видом, позвякивая разводными ключами, сновали туда-сюда двое таких же стриженых орлов, время от времени поглядывая в нашу сторону. Успокоились явно нервничающие ребята лишь тогда, когда «монгол», благодарно выкрикивая мне слова благодарности, вприпрыжку помчался к своим «братухам», победно размахивая над головой выторгованной купюрой. А я утешал себя тем, что, во-первых, редко нищим подаю и пусть этот дар будет искуплением греха, во-вторых, доброе дело сделал, даже если «монгол» меня обманул, в-третьих, малость  – пусть и с некоторым риском, на драйве – развлёкся, наконец, в-четвёртых, житейского опыта поднабрался…
– Ой, ну вы даёте! – осуждающе покачала головой Кристина. – Разве можно так? А вдруг это были грабители?
Ха! Не рассказывать же девочке, что и я не простак, коль всегда вожу с собой электрошокер и травматический пистолет…
– Нет, Кристик, ну какой герой наш Олег Петрович! – азартно раздувала ноздри разрумянившаяся Маша. – Настоящий Робин Гуд! Я же говорила, будет нам с тобой пикантная история!!!

* * *

Не думаю, что мои пассажирки чисто из вежливости слушали пусть и правдивую, но всё же очередную шофёрскую байку из числа тех, которые любой разговорчивый водила, посадив в салон симпатичных ему людей, готов рассказывать всю дорогу, отвлекая себя от дремоты и насыщаясь удовольствием от удачно складывающегося общения.

Но моих юных дам, как оказалось, аспиранток-филологов из А-го университета, через считаные часы ждала большая научно-практическая конференция. И потому им гораздо важнее, чем мои байки, было ещё разок пообщаться по лексике или лингвистике, в которых я – честно скажу – не сёк никогда ни уха, ни рыла. Точно так, наверное, как если бы я стал рассказывать моим попутчицам про никогда не слышанную ими технологию укладки в траншею стальной трубы диаметром почти полтора метра на протяжении полста километров, про катодную защиту и блуждающие токи Фуко. Каждому своё…
– Олег Петрович, вы не против, если мы с Кристиком немножко пошепчемся по своим докладам, а то потом поздно будет, – уже распахивая какой-то научный талмуд и размещая его на коленях, смотрела в книгу, не на меня, будущая учёная дама.

Я благосклонно кивнул, спросив, в свою очередь, у попутчиц разрешения подымить в приоткрытую форточку. И вскоре под шелест переворачиваемых страниц начался для меня, неуча в лексикологии, очень поучительный, очень познавательный урок. Крайне, вообще-то, необходимый забубённому прорабу – строителю нефтяных и газовых магистралей. Руководителю, разговаривающему с недисциплинированными подчинёнными и на степных просторах Волгоградской области, где тянули мы газовую трубу по проекту «Средняя Азия – Центр», и на берегу реки Суры, под Пензой, и в Чувашии, прокладывая нефтяной лупинг Альметьевск – Нижний Новгород, и под тем же Б-ом, строя заграждения газовых задвижек и стеллажи ­аварийного ­запаса труб, – разговаривающему утром, днём и вечером на «великом и могучем». Особенно когда что-то не ладилось, ехало вкривь и вкось, не удавалось… И эти гортанные слова на сто километров окрест тут же разносили сплетницы сороки да вороны…

Совсем иное дело – лабораторные занятия Машеньки да Кристиночки. Слушать милый говорок юных прелестниц ой как любо-дорого!
– Манюнь, но ведь кого из нашей профессуры ни возьми – все единогласны…
– В чём, Кристик?
– В главном. В том, что как только лексические комбинации падёжных фреймов сформированы, анализатор переходит к заполнению разрывов между словами соответствующей частичной фразы. Рассматривается каждая комбинация по порядку, начиная с той, которая имеет максимальную величину правдоподобия.
– Да. Так в чём проблема?
– А если анализатор попытается версифицировать разрывы между message и Smith под копирку? Словесная решётка ведь тогда сразу рушится…
– О господи, Кристик! Мы берём коартикулированные фразы-кандидаты, исследуем их альтернативные компоненты и получаем идеальный коэффициент семантической и синтаксической правильности…

Я шмыгал носом и обалдевал от научных терминов двух обычных с виду юных дам. Это же офонареть, сколько они знают, сколько помнят! И какие мудрёные словечки у них от зубов отскакивают! Предетерминант. Детерминант. Порядковые числительные… Императивные и декларативные предложения…

А то у меня: сварной стык, поворотка, трубачи (трубоукладчики), котлы, битум, стеклохолст, крафт-бумага… Кстати! Надо будет сегодня этих субчиков катодников раз… кхм… распетрушить на чём свет стоит за потерянные акты. Какое моё дело? Пусть ищут там, где потеряли. А мне через три дня «трубу» контролёру сдавать, я ему что, детерминант предъявлю вместо актов?

* * *

Под музыку Вивальди по авторадио и всхлипы глубоких луж, салютующих грязными брызгами из-под каждого колеса, под всё тот же барабанный бой по крыше неутихающего дождя мой труженик фордик уже преодолел половину тягуна, готовясь брать самый противный – заключительный подъём, за которым простирался пологий спуск, вполне пригодный для нормальной езды.

«Партер взяли, товарищ маршал, амфитеатр взяли, балкон взяли, – играл я сам с собой во «Взятие Берлина», мысленно докладывая о боевых успехах после преодоления каждого яруса маршалу Жукову, – остаётся только взять галёрку – и мы в логове!»
– Эй, на шхуне! – заорал я в этот же самый миг, увидев очень опасную для себя картину. Но ори не ори – разве сидящий во встречном «запорожце» идиот меня услышит?
Дамы, побледнев, с перепуга вцепились в ремни… И не только замолчали, а и, кажется, дышать перестали, устремив оцепеневший взгляд на встречку…

А там… Летящий нам с горы навстречу шумахер на жёлтом «запорожце» – весёлый такой дедок в картузе-жириновке, сбив головной убор на затылок и поочерёдно размахивая руками, рассказывал двум своим собеседницам, круглолицым упитанным женщинам – свинаркам ли, свекловичницам, кто их знает, – нечто такое интересное и смешное, что те аж закатывались в хохоте, показывая «золотые» зубы и колыхающиеся животы…

Я замигал фарами. Бесполезно. Я нажимал, хотя где там «нажимал» – выжимал что есть силы клаксон, голосил вовсю, пытаясь трубными звуками сигнала обратить внимание этого Рудого Панька – кто он там есть, пасечник или бывший председатель колхоза – на созданную им аварийную ситуацию… Такая же реакция. В смысле никакая. Я приготовился к худшему. И, крикнув обеим своим девчонкам: «Прячьте головы, ложитесь!» – стал выворачивать верный мой «форд» беде навстречу: уж пусть «запорожец» бьёт в лоб, чем в крыло, так больше надежды уцелеть.

Но любимый мой фордик, мой верный дружок и товарищ, всегда плативший мне добром за человеческое к нему отношение, оказался ещё умнее хозяина. И всем напружиненным телом своим подсказал: выверни, выверни ещё малёк рулевое колесо, там есть ещё у тебя люфт, проскочим! Чудовищным образом, всего лишь на оставшуюся четверть мизинца провернув руль вправо, я обошёл этот смертельно наползавший на нас «Титаник». И уткнулся мордой в обочину. Не в силах больше двигаться ни взад ни вперёд.

Самое интересное, что тот самый Рудый Панько как сидел гоголем за штурвалом, так и продолжал сидеть, едва удостоив мой «форд» взглядом. Проскочил, мол, ё-моё, разминулись, ну и шуруй себе дальше, а у меня с моими бабами-землячками свои дела… Мы ещё побазарим.

Первой от страшного сна очнулась аспирант-лингвист Кристина. Выйдя на подламывающихся ногах из машины, она, грозя худеньким кулаком вслед яичному желтку, утекающему с горной сковороды, ни в склад ни в лад прокричала нечто такое, с петровским загибом, чего я, вот уже двенадцать лет строящий трассы в полевых условиях не с кандидатами и докторами наук, а с бывшими зэками, хулиганистыми, скорыми на кулачный бой, а то и поножовщину шоферюгами, малограмотными в русском языке, но академиками в матерном машинистами очистных и всяких прочих машин, никогда не слышал. Подумал, чудится мне та лагерная «феня» с перепугу…

Но тут, выйдя на ветер вольный следом за Кристиком, взяла слово наперсница её – аспирант Машенька… Что сказать?
Товарищи учёные! Будете рассматривать наскальную живопись нашего века – занесите, пожалуйста, на скрижали все те гласные и согласные, которые прозвучали из нежных уст интеллигентной сероглазой девушки, совсем недавно пленившей моё сердце… Традиционные послания «козёл ё…й» и «гусиная морда» в её исполнении прозвучали лёгкой увертюрой. Дальше пошло самое сложное… Подлинное обозначение сакральных мужских и женских органов я привести не могу, не имею права: запрещено законом! Но это было. Было. Было!

Досталось и дедку, и тем тёткам – птичницам или свекловичницам… Всей запорожской троице должно было икнуться, коль пошла такая драка, в которой каждое слово девочек – крепкий боксёрский хук, джеб, апперкот, нокаут!

Ах, думал я, какая же она, огненная, испепеляющая сила отечественной лингвистики, осенённая именами великих профессоров-славистов Потебни и Фортунатова! Ах, какой он, неисчерпаемый кладезь «живаго великорусского языка», по крупицам собранный в городах и весях России и «упакованный» в четыре увесистых тома неутомимым ревнителем фольклора доктором Владимиром Ивановичем Далем. И какой совершенно щедринский случай позволил выступить с блестящим сольным номером – жаль, без зрителей – красоткам-аспиранткам Кристиночке и Машеньке.

Нет, недаром по пять лет проучились они студентками в лучшем университете нашего федерального округа на филологическом факультете и продолжают успешно учиться в аспирантуре, эти гордые, независимые, неприступные в учёных аудиториях барышни-пуританки. Боевые соратницы, так тяжело дышавшие после взятия моим фордиком вершины тягуна и больше не проронившие ни единого слова до самой засечной черты губернского города Б-а. Где наутро им предстояло выступить в кругу коллег на международной конференции языковедов с докладами по овермейным сегментам и тактическим компонентам современной лингвистики и лексикографии. И где мы, пожелав друг другу удачи, тепло улыбаясь, расстались – наверное, без надежды на новую встречу. Хотя… Кто его знает… А вдруг? Не всегда же хвост виляет собакой, верно, Рудый Панько?

Валерий АРШАНСКИЙ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.