Валерий Седых. Три рассказа

ФЕРАПОНТ И ГАРЕМ

СТАРАЯ-СТАРАЯ СКАЗКА

Скоро сказки сказываются… У автора их уже несколько штук – можно сказать, серия, и все про царя Ферапонта. «Ферапонт и Катерина», например, – как ближайший сподручный и советчик этого монарха Серёга-мастер выполнял разные поручения Ферапонта: типа пойди туда, не знаю куда, и принеси то… Выручала Сергея как раз Катерина, жена, обладавшая волшебным даром и т. п. «Ферапонт и самолёт» – о решении проблем с парковками, превышением скорости и вообще ДТП владельцев ковров-самолётов. Ну а «Ф. и коррупция» – понятно и так: борьба с этим нездоровым явлением.
И следующее…

Всё в том же некотором царстве, некотором государстве, когда процветающем, а когда и испытывающем некоторые экономические трудности, на троне сидел всё тот же царь Ферапонт.
И всё так же состоял у него на службе, то есть был всегда под рукой, Серёга-мастер. Ума палата, как говорила жена Ферапонта Анфиса.
Ну а сам Серёга тоже женат, и очень удачно, и не на местной красавице – когда ходил в тридевятое царство очередное поручение царя исполнять, там и нашёл её. А она-то как раз все прихоти-капризы самодержца на себя взяла – мужа выручала.
Но в последнее время государь скучным стал, как бы пассивность начал проявлять, интерес вроде как ко всему потерял, а сидючи на троне, этого никак допускать нельзя.
И Серёга-то озаботился и с Катериной мыслями своими поделился: это, мол, от его возраста, что ли?.. И с Анфисой, хоть она у него и третья, по жизни неактивен – ей-то каково?
– Я, Серёженька ты мой, вот кое-что полистала мысленно, пошелестела в голове, в уме и нашла, – положив ласково обе руки на плечи мужа, начала Катерина. – А не предложить ли тебе ему (мне-то неудобно на эту тему разговор вести) заиметь гарем?
Ну Сергей тоже не очень-то в курсе дела, что это такое в деталях, хотя и побывал в разных землях и странах, на морях-океанах, но слышал кое-что. На Востоке особенно. Это как раз там, где султаны, всякие визири, шахи и падишахи. Ну, в общем, пошутил он, шахер-махер.
А Катерина стала подробно объяснять ему – для Ферапонта уже информация, – почему на этом варианте она остановилась, чтоб отвлечь царя от скуки, вялости, непредсказуемой вздорности и капризов.
Так почему? А потому: модернизация-то, конечно, модернизацией на разных мануфактурных, железоделательных, оружейных, кожевенных и других предприятиях, но и оптимизация пошла. Сокращения. Или три дня в неделю работай, а жалованье соответствующее, то есть уменьшенное, или как бы дней на десять в отпуск, но без содержания.
– Мужиков-то ладно, – сделала озабоченное лицо Катерина, – их ещё держат, как того, который блоху подковал, а вот красным девицам-то куда? А ведь умные-то какие есть и красавицы писаные и ненаглядные.
У неё-то, у Катерины, слава богу, Серёга есть, а другим девицам каково? Не всем таких хватает. А в гареме их ведь и занять чем-то можно.
Ну, в общем, разъяснила она, как и что, и пошёл Серёга предложить Ферапонту, что и как. А государь давно уже сподручника своего очень слушал. Серёга и начал: вот, мол, царь-батюшка, у многих и многих руководителей царств, государств, королевств, эмиратов гаремы такие имеются. Жёны то есть там все. И не две или три, а как казна позволяет. Ну и дальше всё Серёга популярно разложил.
– Это что же, – с одной стороны, как бы даже взбодрился Ферапонт, а с другой – весь растерянный, – ж ё н ы? Все-все? Ты, Серёга, может, меня с кем-то спутал? Анфиса-то моя, честно сказать, супругой только числится. Мне годков-то уже сколько!.. Я ж это… – и на ухо что-то неприличное Сергею пошептал.
– Ферапонт Ильич! – воскликнул всё понявший и заранее это обдумавший Серёга-мастер. – Так не для того же девицы! Что ж, султан какой-нибудь или шахиншах персидский весь гарем, это самое… и обслуживает? Нет, батюшка! Это для авторитета такое женское окружение. Я бы сказал, для рейтинга между царствами-государствами, для… – совсем уж разошёлся Серёга, – имиджа, наконец.
– Для имиджа – это хорошо, – как-то задумчиво повторил Ферапонт. – И для оптимизации, – зачем-то добавил он.
– Вот именно! – подхватил мысль Сергей. – И из этих для начала трёх десятков кадры можно выковывать. Для внуков твоих нянечек, воспитательниц, всяческих там ключ­ниц, горничных, портних отбирать. Эскулапов хорошо. Приёмы разных делегаций самыми умными украшать, на переводчиц учить… Приедет какой-нибудь шведский посол – а там с гаремами пока никак, – так он от удивления упадёт, и себе они внедрять новшество станут.
– Сыночков бы своих, Иван-царевичей-то – а их восемь у меня – переженить на самых-самых… Да-а-а, – мечтательно произнёс Ферапонт.
Серёга ещё про отбор разных талантов из этих девиц говорил, про ансамбли ­какие-нибудь, про певиц и танцовщиц и вообще про организацию досуга и художественной самодеятельности для царя-батюшки.
А там, глядишь, и бояре, сенаторы и министры, и всякие олигархи тоже гаремами захотят обзавестись… И никакой безработицы.
– Ну ты давай… как это… начинай, – поторопил царь.
Через недельку Серёга и принёс список из тридцати девиц – Катерина подготовила: путём опроса, объявлений разных на столбах, через знакомых и подруг. Ещё двадцать обещала добавить через недельку.
– Ну а ты-то, милый, как, намерен себе гаремчик заводить? – спросила она с ехидцей и так хорошо и чувственно обняла-прижала милого, что Серёга только и произнёс, мол, лет двадцать пять – тридцать подожду пока…
На том и порешили.


УМАР АЛЫМ АМАМ

– Ну прямо такая аномальность! – говорила бабушка Софья с улыбкой про Елисея, внука. – Уникальная.
Она, кстати, всю жизнь преподавала немецкий в школе, а тут вообще непонятно что. Дедушка Захар скульптором был, всякую ерунду на заказ лепил, как шутила бабушка.
Мама, Виктория, Вика просто, в основном французскому в педвузе учила, а супруг, Кирилл, два высших образования, по кибернетике специалист, а сейчас у них до конца года каникулы.
Довольно интеллигентная семья.
Так вот, Елисей, понятно, в четыре года все-все буквы уже знал, тридцать три… Но! Вот тут и задумаешься, от кого это у него пошло.
Дело в том, что читать он стал с конца. Идёт с мамой или папой по улице и произносит чётко: не «магнит», а «тингам», не «пятёрочка», а – и не выговоришь сразу – «акчорётяп». Вот эти «тяпы» прямо чуть ли не ненормативная лексика. Папа читает какую-нибудь рекламу безграмотную и говорит Вике, жене своей, мол, абракадабра, – а любимый сынок и повторяет: «Арбадакарба».
И так уже с год. Пять Елисею скоро стукнет. А в чём дело, никто и не поймёт. Ни бабушка со своим немецким, ни мать родная с французским. И почему-то на дедушку при этом косятся, на скульптора.
Ну Виктория одной подруге как-то озабоченно всё рассказала, потом другой, а та – мужу своему, банковскому служащему, тот, поскольку в столице часто бывает, – коллеге тамошнему. А у того жена как раз такими детьми сверходарёнными занимается – не в каком-то детсадике, а в исследовательском центре.
Пригласила Тимошиных, Вику с Кириллом, поизучала Елисея и даже глаза вытаращила от изумления, как от открытия какого-нибудь.
А у неё среди знакомых один такой же психолог-лингвист в Германии работает. Тоже вундеркиндов изучает. Она с ним связалась, поделилась информацией: ну открытие не открытие, но какая-то версия. Он страшно заинтересовался – а русский-то неплохо знал, – тем более что давно то ли над докторской диссертацией работает, то ли ещё над чем-то. Аж в Москву прилетел, где Тимошины ждали его.
Ну слово за слово, а Елисей хохочет, потому что ему непонятно, чего это взрослые до смешного так серьёзно к нему пристают.
Поприставал-поприставал Эрик Фриц Редекунст и стал уговаривать родителей приехать к нему месяца через два – как раз школьные каникулы у Вики, а Кирилл и так может отпуск себе устроить. И за всё, как говорится, оплата по соглашению.
И вот Тимошины там, в Бремерхафене, а тут и Гельголандская бухта. Тёплая вода там. И – с утра на песочке, на пляже, а потом часа на два изучение подопытного – опрос-допрос ребёнка, всякие как бы угадайки и т. п. И все довольны. А для Елисея Эрик, хороший мужик, так всё устроил, как будто это игра какая-то.
Месячишко повалялись на пляже, домой вернулись, а через две недельки Эрик Фриц звонит: не могли бы они приехать в Лозанну, в Швейцарию? Там тоже его товарищ, однокашник по университету, этими изысканиями заинтересовался. Тоже не за свой счёт, а ребёнку даже какой-то бонус будет причитаться. Режим исследовательской работы примерно такой же.
И вот лежат они опять на пляже, Женевского озера, и говорят: ну, мол, Елисейка и устроил нам европейский курорт! А если б он читал «мама мыла раму», как бабушка Софья его учила по-своему, а не «умар…» и так далее… Да не видать нам такого сезона отпусков, ещё и с материальной поддержкой!
И тут этот Елисей подползает по песочку на берегу Женевского озера, берёт папин блокнот – отец всё в него на всякий случай записывал, – авторучку и, по-детски озорно улыбаясь, пишет почти печатными буквами: «КУРШЕВЕЛЬ БАДЕН БАДЕН» – и читает вслух.
– Ты что… можешь уже… слева направо?! – чуть не заикается мама.
– Ну да, – спокойно отвечает вундеркинд. – Мы как с дядей Трунком здесь начали, я подумал, что и так правильно.
– Елисейчик! Ты можешь ещё немного потерпеть со своим справа налево? Ну до конца лета…
Ребёнок кивнул головкой и уже на песке крупно пальцем начертил: «НЕДАБ НЕДАБ», а внизу добавил ещё про маму, которая мыла раму. И тоже наоборот.
– Ведь Редекунст уже договорился… К Луи Жану Мишелю, – напомнила она на всякий случай папе Елисейки. – Ну и дети пошли! – добавила озабоченно, но чтоб дитя не слышало.
– Ну да, – сказал папа. – Сделаем.

ЭМАНСИПАЦИЯ

Оно, вот это, всё равно где-нибудь бы лопнуло. Как бы взорвалось или треснуло. Потому что дальше, как говорится, так жить нельзя. Не в этом бы дворе, так в другом. Не вечером, так днём или утром – ночью-то все в основном спят… Но взорвалось бы.
Короче: сидели как-то мужики во дворе своего панельного, не самого большого, шестиподъездного и девятиэтажного дома и, как говорится, трепались за жизнь. Это могло показаться, что трепались. На самом деле трёп был серьёзный. Сначала о политике, об ипотеке, о ценах на бензин… Чуть позже уже – о женщинах.
Стол у них такой длинный в торце кирпичной пятиэтажки, под белыми акациями, за сиренью и бузиной. И лавочки по всему периметру. И – когда в домино, когда пивка попить, когда в лото или картишки (но редко) и даже в шахматы. В общем, как сказал один пенсионер, Меркушин, – красный уголок.
Ну и вот что-то нашло на них в тот раз – о женщинах. Не о жёнах или тёщах, тем более что мужики не старики вовсе, а хорошего среднего возраста – сорока, пятидесяти, и, что характерно, все при деле.
Начали как-то незаметно, с роста. Кто первый, сейчас вспомнить уже невозможно. Но кто-то заметил, что девушки пошли – ой-ой-ой! За метр восемьдесят. И совсем не баскетболистки, а просто так. И парней им уже таких не хватает. Идёт, а рядом – ей по плечо. Целоваться на цыпочки встают. Их, девушек этих, только в армию по контракту или в полицию.
– А за рулём!.. – сказал Бубенцов, консультант-юрист в какой-то невзрачной фирме. – Каждая пятая, каждая пятая…
– Ты получше сосчитай, – перебил его Будин, архитектор, – каждая третья.
– Скоро они, – не выдержал Меркушин, пенсионер который, – нас вообще из автомобилей вытеснят. – Машины у него, правда, ещё не было.
– А вспомните, – включился в разговор то ли историк, то ли филолог Колядин, в колледже преподаватель, – вспомните, кто начинал цирюльниками. В Древней Греции, в Риме… Только мужской пол! А сейчас? Одни женщины, одни женщины… Полностью вытеснили!
– Добавьте сюда кулинарию, – почти выкрикнул, прямо на нервах, Дышаев, у которого несколько кафешек по большой дороге. – Они, что ли, блюда всякие придумали?! Мы, мы!.. А сейчас? Сейчас найдёшь нашего брата у плиты?
– О женщины, вам имя вероломство, – сказал вдруг Сырокомский, фельдшер со «Скорой помощи». – Шекспир так ещё писал, – пояснил он.
Ну, слово за слово, на женщин при должностях перешли, на министров и разных замш, депутатш и владелиц торговых заведений, на коллег и собственных начальниц… И как-то так грустно мужикам стало, и прямо почти паническое настроение их охватило и некоторая даже безысходность.
Темнело.
– А послать их, мужики, куда подальше, – тихо так сказал шофёр-дальнобойщик Сырков.
И все как бы выдохнули разом: это как, это как, мол?
– Да так, – ответил за Сыркова Дышаев. – Вот у меня домик в деревне. Стебанутово село называется. Ну купил ещё в девяностых, надстроил, пристроил – квартира на двух уровнях, бильярдная, банька, бассейник… Территорию – соток десять – огородил. Деревня-то на издыхании была, так что всё почти за копейки, дёшево…
– Это где речка, что ли, так – подковой, а с другой стороны озерцо с карасями? – уточнил заядлый рыбак из налоговой инспекции Новохацкий.
Оказалось, да – оно, Стебанутово. Место – загляденье! Холмик как бы, тоже подковой. Тишина, потому что населения почти нет. И от города, если на машине, – полчаса. И автобус мимо ходит.
Спать ушли все задумавшиеся и в каком-то возбуждении. А через недельку и пошло. Потихоньку: то один с Дышаевым съездит, то другой. Сами, у кого машина, экскурсии себе устраивали. И началось. Сырокомский кирпичный домик, при царе ещё строили, присмотрел. С садом заросшим и колодцем. Бубенцов следом за ним…
В общем, годика за два освоили землю – хуторок не хуторок, а уже не умирающее Стебанутово. Кто месячишко поживёт – потом на недельку домой. А кто почти постоянно. Жёны… А что жёны? Им объяснили в мягкой ультимативной форме. Дети, у кого есть, – они почти все взрослые. Сыновьям даже разрешалось с отцами жить. Дедов туда же перевезли – за хозяйством стало кому приглядывать. Кто кур, кто цесарок, кроликов, зай­цев, всякую поросятину стали разводить для удовольствия.
А слухи-то пошли. По коллегам, по друзьям, по знакомым. Недалеко тоже группа товарищей деревеньку освоила – Калиновку. Взяли её в оборот, а то совсем захирела, – десятка полтора чиновников сговорились на это дело, некоторые даже в фермеры пошли. Ещё компания одна, офицеры в отставке, аж на край области рванула, в Тараксу, – машины у всех, потому что в мелком бизнесе теперь…
И вот сидят как-то вечером стебанутовские мужики в беседке у Дышаева, за жизнь треплются. Спокойная она стала, во всяком случае есть где расслабиться, какая-никакая, а прямо мужская эмансипация. И вдруг видят из-за рва – ров там какой-то исторический выкопан – женское лицо. Одно. Исчезло. Второе…
Выяснилось: жёны (не будем называть фамилии), под сорок каждой, якобы соскучились по своим спутникам жизни. И вообще им интересно, как это мужья без них обходятся.
Утром, конечно, вывезли их, семь женщин, а под вечер обсудили эту проблему. Решили, чего уж тут, не звери – надо что-то вроде дня открытых дверей установить. Только не определились – в месяц раз или в квартал. А то эти… ну дамы, скажем, опять инициативу перехватят. Ну а дальше видно будет.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.