Валерий Седых. Три рассказа
ФЕРАПОНТ И ГАРЕМ
СТАРАЯ-СТАРАЯ СКАЗКА
Скоро сказки сказываются… У автора их уже несколько штук – можно сказать, серия, и все про царя Ферапонта. «Ферапонт и Катерина», например, – как ближайший сподручный и советчик этого монарха Серёга-мастер выполнял разные поручения Ферапонта: типа пойди туда, не знаю куда, и принеси то… Выручала Сергея как раз Катерина, жена, обладавшая волшебным даром и т. п. «Ферапонт и самолёт» – о решении проблем с парковками, превышением скорости и вообще ДТП владельцев ковров-самолётов. Ну а «Ф. и коррупция» – понятно и так: борьба с этим нездоровым явлением.
И следующее…
Всё в том же некотором царстве, некотором государстве, когда процветающем, а когда и испытывающем некоторые экономические трудности, на троне сидел всё тот же царь Ферапонт.
И всё так же состоял у него на службе, то есть был всегда под рукой, Серёга-мастер. Ума палата, как говорила жена Ферапонта Анфиса.
Ну а сам Серёга тоже женат, и очень удачно, и не на местной красавице – когда ходил в тридевятое царство очередное поручение царя исполнять, там и нашёл её. А она-то как раз все прихоти-капризы самодержца на себя взяла – мужа выручала.
Но в последнее время государь скучным стал, как бы пассивность начал проявлять, интерес вроде как ко всему потерял, а сидючи на троне, этого никак допускать нельзя.
И Серёга-то озаботился и с Катериной мыслями своими поделился: это, мол, от его возраста, что ли?.. И с Анфисой, хоть она у него и третья, по жизни неактивен – ей-то каково?
– Я, Серёженька ты мой, вот кое-что полистала мысленно, пошелестела в голове, в уме и нашла, – положив ласково обе руки на плечи мужа, начала Катерина. – А не предложить ли тебе ему (мне-то неудобно на эту тему разговор вести) заиметь гарем?
Ну Сергей тоже не очень-то в курсе дела, что это такое в деталях, хотя и побывал в разных землях и странах, на морях-океанах, но слышал кое-что. На Востоке особенно. Это как раз там, где султаны, всякие визири, шахи и падишахи. Ну, в общем, пошутил он, шахер-махер.
А Катерина стала подробно объяснять ему – для Ферапонта уже информация, – почему на этом варианте она остановилась, чтоб отвлечь царя от скуки, вялости, непредсказуемой вздорности и капризов.
Так почему? А потому: модернизация-то, конечно, модернизацией на разных мануфактурных, железоделательных, оружейных, кожевенных и других предприятиях, но и оптимизация пошла. Сокращения. Или три дня в неделю работай, а жалованье соответствующее, то есть уменьшенное, или как бы дней на десять в отпуск, но без содержания.
– Мужиков-то ладно, – сделала озабоченное лицо Катерина, – их ещё держат, как того, который блоху подковал, а вот красным девицам-то куда? А ведь умные-то какие есть и красавицы писаные и ненаглядные.
У неё-то, у Катерины, слава богу, Серёга есть, а другим девицам каково? Не всем таких хватает. А в гареме их ведь и занять чем-то можно.
Ну, в общем, разъяснила она, как и что, и пошёл Серёга предложить Ферапонту, что и как. А государь давно уже сподручника своего очень слушал. Серёга и начал: вот, мол, царь-батюшка, у многих и многих руководителей царств, государств, королевств, эмиратов гаремы такие имеются. Жёны то есть там все. И не две или три, а как казна позволяет. Ну и дальше всё Серёга популярно разложил.
– Это что же, – с одной стороны, как бы даже взбодрился Ферапонт, а с другой – весь растерянный, – ж ё н ы? Все-все? Ты, Серёга, может, меня с кем-то спутал? Анфиса-то моя, честно сказать, супругой только числится. Мне годков-то уже сколько!.. Я ж это… – и на ухо что-то неприличное Сергею пошептал.
– Ферапонт Ильич! – воскликнул всё понявший и заранее это обдумавший Серёга-мастер. – Так не для того же девицы! Что ж, султан какой-нибудь или шахиншах персидский весь гарем, это самое… и обслуживает? Нет, батюшка! Это для авторитета такое женское окружение. Я бы сказал, для рейтинга между царствами-государствами, для… – совсем уж разошёлся Серёга, – имиджа, наконец.
– Для имиджа – это хорошо, – как-то задумчиво повторил Ферапонт. – И для оптимизации, – зачем-то добавил он.
– Вот именно! – подхватил мысль Сергей. – И из этих для начала трёх десятков кадры можно выковывать. Для внуков твоих нянечек, воспитательниц, всяческих там ключниц, горничных, портних отбирать. Эскулапов хорошо. Приёмы разных делегаций самыми умными украшать, на переводчиц учить… Приедет какой-нибудь шведский посол – а там с гаремами пока никак, – так он от удивления упадёт, и себе они внедрять новшество станут.
– Сыночков бы своих, Иван-царевичей-то – а их восемь у меня – переженить на самых-самых… Да-а-а, – мечтательно произнёс Ферапонт.
Серёга ещё про отбор разных талантов из этих девиц говорил, про ансамбли какие-нибудь, про певиц и танцовщиц и вообще про организацию досуга и художественной самодеятельности для царя-батюшки.
А там, глядишь, и бояре, сенаторы и министры, и всякие олигархи тоже гаремами захотят обзавестись… И никакой безработицы.
– Ну ты давай… как это… начинай, – поторопил царь.
Через недельку Серёга и принёс список из тридцати девиц – Катерина подготовила: путём опроса, объявлений разных на столбах, через знакомых и подруг. Ещё двадцать обещала добавить через недельку.
– Ну а ты-то, милый, как, намерен себе гаремчик заводить? – спросила она с ехидцей и так хорошо и чувственно обняла-прижала милого, что Серёга только и произнёс, мол, лет двадцать пять – тридцать подожду пока…
На том и порешили.
УМАР АЛЫМ АМАМ
– Ну прямо такая аномальность! – говорила бабушка Софья с улыбкой про Елисея, внука. – Уникальная.
Она, кстати, всю жизнь преподавала немецкий в школе, а тут вообще непонятно что. Дедушка Захар скульптором был, всякую ерунду на заказ лепил, как шутила бабушка.
Мама, Виктория, Вика просто, в основном французскому в педвузе учила, а супруг, Кирилл, два высших образования, по кибернетике специалист, а сейчас у них до конца года каникулы.
Довольно интеллигентная семья.
Так вот, Елисей, понятно, в четыре года все-все буквы уже знал, тридцать три… Но! Вот тут и задумаешься, от кого это у него пошло.
Дело в том, что читать он стал с конца. Идёт с мамой или папой по улице и произносит чётко: не «магнит», а «тингам», не «пятёрочка», а – и не выговоришь сразу – «акчорётяп». Вот эти «тяпы» прямо чуть ли не ненормативная лексика. Папа читает какую-нибудь рекламу безграмотную и говорит Вике, жене своей, мол, абракадабра, – а любимый сынок и повторяет: «Арбадакарба».
И так уже с год. Пять Елисею скоро стукнет. А в чём дело, никто и не поймёт. Ни бабушка со своим немецким, ни мать родная с французским. И почему-то на дедушку при этом косятся, на скульптора.
Ну Виктория одной подруге как-то озабоченно всё рассказала, потом другой, а та – мужу своему, банковскому служащему, тот, поскольку в столице часто бывает, – коллеге тамошнему. А у того жена как раз такими детьми сверходарёнными занимается – не в каком-то детсадике, а в исследовательском центре.
Пригласила Тимошиных, Вику с Кириллом, поизучала Елисея и даже глаза вытаращила от изумления, как от открытия какого-нибудь.
А у неё среди знакомых один такой же психолог-лингвист в Германии работает. Тоже вундеркиндов изучает. Она с ним связалась, поделилась информацией: ну открытие не открытие, но какая-то версия. Он страшно заинтересовался – а русский-то неплохо знал, – тем более что давно то ли над докторской диссертацией работает, то ли ещё над чем-то. Аж в Москву прилетел, где Тимошины ждали его.
Ну слово за слово, а Елисей хохочет, потому что ему непонятно, чего это взрослые до смешного так серьёзно к нему пристают.
Поприставал-поприставал Эрик Фриц Редекунст и стал уговаривать родителей приехать к нему месяца через два – как раз школьные каникулы у Вики, а Кирилл и так может отпуск себе устроить. И за всё, как говорится, оплата по соглашению.
И вот Тимошины там, в Бремерхафене, а тут и Гельголандская бухта. Тёплая вода там. И – с утра на песочке, на пляже, а потом часа на два изучение подопытного – опрос-допрос ребёнка, всякие как бы угадайки и т. п. И все довольны. А для Елисея Эрик, хороший мужик, так всё устроил, как будто это игра какая-то.
Месячишко повалялись на пляже, домой вернулись, а через две недельки Эрик Фриц звонит: не могли бы они приехать в Лозанну, в Швейцарию? Там тоже его товарищ, однокашник по университету, этими изысканиями заинтересовался. Тоже не за свой счёт, а ребёнку даже какой-то бонус будет причитаться. Режим исследовательской работы примерно такой же.
И вот лежат они опять на пляже, Женевского озера, и говорят: ну, мол, Елисейка и устроил нам европейский курорт! А если б он читал «мама мыла раму», как бабушка Софья его учила по-своему, а не «умар…» и так далее… Да не видать нам такого сезона отпусков, ещё и с материальной поддержкой!
И тут этот Елисей подползает по песочку на берегу Женевского озера, берёт папин блокнот – отец всё в него на всякий случай записывал, – авторучку и, по-детски озорно улыбаясь, пишет почти печатными буквами: «КУРШЕВЕЛЬ БАДЕН БАДЕН» – и читает вслух.
– Ты что… можешь уже… слева направо?! – чуть не заикается мама.
– Ну да, – спокойно отвечает вундеркинд. – Мы как с дядей Трунком здесь начали, я подумал, что и так правильно.
– Елисейчик! Ты можешь ещё немного потерпеть со своим справа налево? Ну до конца лета…
Ребёнок кивнул головкой и уже на песке крупно пальцем начертил: «НЕДАБ НЕДАБ», а внизу добавил ещё про маму, которая мыла раму. И тоже наоборот.
– Ведь Редекунст уже договорился… К Луи Жану Мишелю, – напомнила она на всякий случай папе Елисейки. – Ну и дети пошли! – добавила озабоченно, но чтоб дитя не слышало.
– Ну да, – сказал папа. – Сделаем.
ЭМАНСИПАЦИЯ
Оно, вот это, всё равно где-нибудь бы лопнуло. Как бы взорвалось или треснуло. Потому что дальше, как говорится, так жить нельзя. Не в этом бы дворе, так в другом. Не вечером, так днём или утром – ночью-то все в основном спят… Но взорвалось бы.
Короче: сидели как-то мужики во дворе своего панельного, не самого большого, шестиподъездного и девятиэтажного дома и, как говорится, трепались за жизнь. Это могло показаться, что трепались. На самом деле трёп был серьёзный. Сначала о политике, об ипотеке, о ценах на бензин… Чуть позже уже – о женщинах.
Стол у них такой длинный в торце кирпичной пятиэтажки, под белыми акациями, за сиренью и бузиной. И лавочки по всему периметру. И – когда в домино, когда пивка попить, когда в лото или картишки (но редко) и даже в шахматы. В общем, как сказал один пенсионер, Меркушин, – красный уголок.
Ну и вот что-то нашло на них в тот раз – о женщинах. Не о жёнах или тёщах, тем более что мужики не старики вовсе, а хорошего среднего возраста – сорока, пятидесяти, и, что характерно, все при деле.
Начали как-то незаметно, с роста. Кто первый, сейчас вспомнить уже невозможно. Но кто-то заметил, что девушки пошли – ой-ой-ой! За метр восемьдесят. И совсем не баскетболистки, а просто так. И парней им уже таких не хватает. Идёт, а рядом – ей по плечо. Целоваться на цыпочки встают. Их, девушек этих, только в армию по контракту или в полицию.
– А за рулём!.. – сказал Бубенцов, консультант-юрист в какой-то невзрачной фирме. – Каждая пятая, каждая пятая…
– Ты получше сосчитай, – перебил его Будин, архитектор, – каждая третья.
– Скоро они, – не выдержал Меркушин, пенсионер который, – нас вообще из автомобилей вытеснят. – Машины у него, правда, ещё не было.
– А вспомните, – включился в разговор то ли историк, то ли филолог Колядин, в колледже преподаватель, – вспомните, кто начинал цирюльниками. В Древней Греции, в Риме… Только мужской пол! А сейчас? Одни женщины, одни женщины… Полностью вытеснили!
– Добавьте сюда кулинарию, – почти выкрикнул, прямо на нервах, Дышаев, у которого несколько кафешек по большой дороге. – Они, что ли, блюда всякие придумали?! Мы, мы!.. А сейчас? Сейчас найдёшь нашего брата у плиты?
– О женщины, вам имя вероломство, – сказал вдруг Сырокомский, фельдшер со «Скорой помощи». – Шекспир так ещё писал, – пояснил он.
Ну, слово за слово, на женщин при должностях перешли, на министров и разных замш, депутатш и владелиц торговых заведений, на коллег и собственных начальниц… И как-то так грустно мужикам стало, и прямо почти паническое настроение их охватило и некоторая даже безысходность.
Темнело.
– А послать их, мужики, куда подальше, – тихо так сказал шофёр-дальнобойщик Сырков.
И все как бы выдохнули разом: это как, это как, мол?
– Да так, – ответил за Сыркова Дышаев. – Вот у меня домик в деревне. Стебанутово село называется. Ну купил ещё в девяностых, надстроил, пристроил – квартира на двух уровнях, бильярдная, банька, бассейник… Территорию – соток десять – огородил. Деревня-то на издыхании была, так что всё почти за копейки, дёшево…
– Это где речка, что ли, так – подковой, а с другой стороны озерцо с карасями? – уточнил заядлый рыбак из налоговой инспекции Новохацкий.
Оказалось, да – оно, Стебанутово. Место – загляденье! Холмик как бы, тоже подковой. Тишина, потому что населения почти нет. И от города, если на машине, – полчаса. И автобус мимо ходит.
Спать ушли все задумавшиеся и в каком-то возбуждении. А через недельку и пошло. Потихоньку: то один с Дышаевым съездит, то другой. Сами, у кого машина, экскурсии себе устраивали. И началось. Сырокомский кирпичный домик, при царе ещё строили, присмотрел. С садом заросшим и колодцем. Бубенцов следом за ним…
В общем, годика за два освоили землю – хуторок не хуторок, а уже не умирающее Стебанутово. Кто месячишко поживёт – потом на недельку домой. А кто почти постоянно. Жёны… А что жёны? Им объяснили в мягкой ультимативной форме. Дети, у кого есть, – они почти все взрослые. Сыновьям даже разрешалось с отцами жить. Дедов туда же перевезли – за хозяйством стало кому приглядывать. Кто кур, кто цесарок, кроликов, зайцев, всякую поросятину стали разводить для удовольствия.
А слухи-то пошли. По коллегам, по друзьям, по знакомым. Недалеко тоже группа товарищей деревеньку освоила – Калиновку. Взяли её в оборот, а то совсем захирела, – десятка полтора чиновников сговорились на это дело, некоторые даже в фермеры пошли. Ещё компания одна, офицеры в отставке, аж на край области рванула, в Тараксу, – машины у всех, потому что в мелком бизнесе теперь…
И вот сидят как-то вечером стебанутовские мужики в беседке у Дышаева, за жизнь треплются. Спокойная она стала, во всяком случае есть где расслабиться, какая-никакая, а прямо мужская эмансипация. И вдруг видят из-за рва – ров там какой-то исторический выкопан – женское лицо. Одно. Исчезло. Второе…
Выяснилось: жёны (не будем называть фамилии), под сорок каждой, якобы соскучились по своим спутникам жизни. И вообще им интересно, как это мужья без них обходятся.
Утром, конечно, вывезли их, семь женщин, а под вечер обсудили эту проблему. Решили, чего уж тут, не звери – надо что-то вроде дня открытых дверей установить. Только не определились – в месяц раз или в квартал. А то эти… ну дамы, скажем, опять инициативу перехватят. Ну а дальше видно будет.