Виктор Фоменков. Три рассказа

Деревенский Отелло

За семь лет совместной жизни тридцатипятилетний Сергей Козявкин к кому только не ревновал свою жену Ларису. Не ревновал, может быть, только к телеграфному столбу (и то вряд ли)…

Женился он довольно поздно из-за ревнивого характера. И ростом, и телосложением Сергей походил на деда Кузьму. Так говорили в деревне. За годы совместной жизни с Ларисой у Козявкиных родилось двое детей – дочь и сын. Но даже появление детей не изменило Сергея. Что только не предпринимала жена: сажала на пятнадцать суток, уходила к своим родителям в другую деревню, но всякий раз он умолял Ларису вернуться, обещая перестать ревновать. Односельчане боялись лишний раз сказать что-нибудь Ларисе, зная, что в доме Козявкиных вспыхнет новый скандал, а то и ещё хуже…

Но в последнее время, после очередного возвращения домой уговорённой им Ларисы, в семье было вроде бы всё нормально. Даже жуткий ревнивец воспринимал кое-какие шутки в его адрес мирно. Но кто-то – со зла или шутки ради – пустил слушок, будто Лариса «с Пашкой Кузьминым снова крутит старую любовь, какая была у них до замужества. Лариске-то не привыкать. Уже полгода у неё с Пашкой эти шуры-муры». Дошёл слушок и до Козявкина. Вечером следующего дня он вернулся с работы чернее тучи. Усевшись за кухонный стол, со звериным выражением лица, куря одну сигарету за другой, понёсся:
– Ну, Лариска, и?.. – спросил многозначительно. – Рассказывай, с кем ты теперь крутишься-любуешься.

Жена, удивлённая и слегка напуганная неожиданным вопросом обозлённого мужа, хорошо зная своего ревнивца, растерялась:
– Ты про какую такую любовь намекаешь?
– Я не намекаю, а спрашиваю! – заскрипел муж зубами. На скулах забегали желваки. – Люди говорят, ты с Пашкой опять! Им зачем брехать мне?!
– О, теперь ты мне Павла приписываешь? – удивилась она.
Муж выскочил из-за стола, заорал благим матом:
– Не прикидывайся! Убью!
– Ты что, совсем рехнулся от своей ревности?
– Молчи! Убью, зараза! – Сергей заметался по кухне.
– Убей! А ты о детях подумал?! Сиротами хочешь оставить?

Последняя фраза немного сбавила пыл разошедшегося мужа. Но он всё-таки несколько раз ударил жену кулаком по животу и по голове. Прибежавшие на шум дети с плачем стали оттаскивать отца от мамы. Козявкин, размахивая руками, выскочил из дома, угрожая: «Убью обоих!» А когда вернулся, в доме никого не застал. Уже слегка под хмельком, поставил начатую бутылку на стол, плюхнулся на диван и вскоре заснул.

Солнце стояло в зените. День выдался по-летнему солнечным, жарким. По центральной улице бежала раскрасневшаяся, запыхавшаяся, с растрёпанными волосами жена Павла Кузьмина и истерично вопила: «Убили! Убили!» – спрашивая у встречавшихся ей: «За что, люди?!»
– Где? Кого? За что? – недоумённо спрашивали они в свою очередь. – Когда убили?
– Пашу моего. В Зуевском логу лежит весь в кровище! За что, люди? Скажите! Лежит с вилами в груди…

На вопли быстро собирался деревенский люд. Вскоре появился и участковый, старший лейтенант Виктор Фёдорович Жирков – мужчина сорока пяти лет, плотного телосложения, в меру упитанный. Он уже сообщил о происшествии по телефону в РОВД…

Кузьмин лежал на склоне лога, на самом солнцепёке, в большой луже крови. Ноги были раскинуты. Одна рука держалась за черенок вил, торчащих в груди. Другая, с пуком травы в кулаке, была откинута в сторону. Вокруг убитого вился рой мух и оводов. На месте происшествия уже работали прибывшие из РОВД эксперты. Следователь, майор Николай Григорьевич Матвеев, сухощавый брюнет, поодаль разговаривал с участковым Жирковым. Здесь же толпился народ. Кто успокаивал потерпевшую, кто рассуждал.
– Это ревнивец, – предполагали одни.
– Точно, его рук дело, – соглашались другие.
– Ага, он вчера так бушевал! Жену приревновал к Пашке…

Следователь, краем уха прислушивавшийся к судаченью баб, спросил у участкового:
– Виктор Фёдорович, что за тип этот «ревнивец»?
– Есть такой тип, – хмуро ответил Жирков. – Жену к любому приревнует. Хоть к столбу телеграфному. Частенько и руки об бабу чешет, паразит.
– Что, красивая, чертовка, баба-то? – заинтересовался майор.
– Этого не отнять у неё, – подтвердил участковый.
– Дети есть у них?
– Двое детишек, Николай Григорьевич.
– Да, дела… – протянул следователь. – Жалко их. Если ревнивца это работа, останутся сиротами. Но он или не он, выясним.

А встретиться с ним, поговорить придётся волей-неволей.
– Это я устрою, – пообещал Жирков, приняв слова следователя за приказ.
Садясь в «уазик», следователь пригласил с собою участкового, остальным работникам милиции приказал погрузить убитого в грузовик и отвезти на вскрытие…

Жирков доставил подозреваемого в свой кабинет, где их ждал следователь. На одном из стульев, рядком стоявших вдоль стенки, сидел милиционер из РОВД. Опухший Козявкин неуверенными шагами прошёл к ближнему от входа стулу и без приглашения плюхнулся на него.
– Знаете, по какому поводу вас пригласили сюда, гражданин Козявкин? – спросил следователь.
– Малость догадываюсь, – ответил он.
– Что за ссора произошла между вами и вашей супругой вчера?
– А вот об этом не надо спрашивать, – отрезал Козявкин. – Это наше семейное дело. Вы, не сомневаюсь, хотите узнать, не я ли убил Кузьмина? Я убил! Так и пишите.

Жирков не удержался, кинулся к Козявкину. Следователь удержал его руку.
– Сволочь! – только и смог выдавить Жирков в адрес убийцы.
– Вон даже как?! – удивился столь быстрому признанию подозреваемого следователь. – Ну что ж… Виктор Фёдорович, будем писать протокол допроса… Рассказывайте, гражданин Козявкин, как всё происходило.
– А чё рассказывать? – перебирая пальцами рук, трясущимися от волнения и страха перед неминуемым наказанием, начал Козявкин. – Узнал я, что этот… с моей Лариской…
– Это известно, – прервал участковый. – Говори по существу.
– Дык я и говорю по существу, – ответил допрашиваемый. – Утром встал, голова трещит после вчерашней ссоры с женой. А надо корову в стадо выгонять. Вышел я на крыльцо и вдруг вижу, Пашка на лошади поехал. У меня внутри аж перевернулось всё, а в гудящую башку ударило: «Убью гада!» Я знал, что он в Зуевском логу косил. Ну выгнал я корову. Подождал маленько, покуда Пашка до места доедет. Я в уме подсчитал время его пути. Зашёл в дом, взял нож, которым поросят колол, завёл машину и поехал на лог. Доехал, поставил машину в стороне и пошёл прямо к Кузьмину. Там слово за слово – и драка. О ноже, что из дома прихватил, я в пылу драки забыл вовсе. Увидел Пашкины вилы, схватил их и вгорячах ударил ими его несколько раз в живот и в грудь… Вот так всё было. Я признаюсь в убийстве… как вас ныне величать? Товарищ? Или господин следователь?
– Это не важно, – вздохнул майор. – Важно то, что вы о таком страшном преступлении, о лишении человека жизни, говорите так хладнокровно, спокойно и ничуть не раскаиваетесь в совершённом, Козявкин.
– Рассказываю как умею, – пожал плечами Сергей.
…Закончив допрос и оформив протокол, следователь приказал сидевшему в кабинете милиционеру надеть на Козявкина наручники. «Окольцованный» на обе руки, тот с облегчением вздохнул:
– Ну вот и всё…

Что он имел в виду, никто из присутствующих не мог понять. А участковый сказал напоследок: «Теперь у тебя, Козявкин, впереди много времени подумать о жизни».
Поднялся, сгорбился и вышел из кабинета участкового теперь уже под конвоем, этот деревенский Отелло…

Женька Гвоздь – инопланетянин

Женька – парень двадцати одного года. Высокий, плечистый и лицом красивый. У него и невеста есть, Ася. Живёт она через пять домов от Женькиного. А Гвоздь – фамилия Женькина, но не его прозвище. Село, где они живут, называется Верхняя Слобода. Почему именно Верхняя, никто по сей день не знает.

Женька с детства увлекался фантастикой. Да не просто фантастикой, а пришельцами с других планет. Об этом перечитал все книги в своей сельской библиотеке, в библио­теках близлежащих деревень, даже до районной добрался. DVD с фильмами на эту тему покупал стопками.

Стояла поздняя весна. К этому времени уже не первый год Женька выселял себя из дома в сад, в хатку. Жил в ней до холодов. Армия для парня – в прошлом. Она не оправдала его надежд. Не попал, куда желал. Бог не обидел Женьку здоровьем. В военкомате, когда проходил призывную комиссию, просился направить его в космические войска или, в крайнем случае, в ракетные. Зачислили в последние. Отслужил в них, но в космических не довелось. Демобилизовавшись, работает у местного фермера.

Ася – частый и желанный гость в хатке Женьки. У них обоюдная и крепкая любовь, завязавшаяся со школьной скамьи. Ася в городе учится на модельера женской одежды. Увлекалась швейным делом с детства. Отец купил ей швейную машинку, когда девочка училась в девятом классе. Ася мечтала стать не просто модельером, а настоящим мастером этого тонкого дела, участвовать в показах в Москве, а если повезёт, то и за границей. Собиралась послать лучшее из своих работ мэтрам – Юдашкину или Зайцеву. Увы, пока мечты так и остались мечтами…

И вот как-то пришла Женьке в голову мысль: «Надо сшить костюм инопланетянина! В этом мне поможет Ася». Была найдена модель в одном из иностранных глянцевых журналов. Его давно купил Женька в городе. Одно плохо: Женька в школе учил немецкий язык, а в журнале текст на каком-то неизвестном. Вечером, поскольку у Аси были каникулы, влюблённые встретились вновь в хатке. Женька с жаром поведал подруге о своём плане, показал фото в журнале и попросил сшить ему костюм инопланетянина. Ася долго рассматривала фотографию, прикидывая, как воплотить идею в жизнь. В конце концов согласилась.

– Хорошо, Жень. Я займусь этим. – И вдруг поинтересовалась: – А зачем тебе такой костюм?
– Пощеголять хочу, – скрыл выдумщик истинную причину.
– Где?

Женька не мог дальше обманывать любимую девушку, раскрыл секрет. После его рассказа Ася тоже загорелась этим желанием.
– А где взять материал? – спросила она.
– Это моя проблема, – ответил он, довольный её согласием.

Женька съездил за материей в областной центр. Там, хоть и с большим трудом – исколесил весь город, – но достал нужное. Материя при солнце серая с желтоватым оттенком, а без солнца – светло-серая. Довольный успехом, вернулся домой сияющий.
– Видишь? – спросил Асю, показывая покупку. – Цвет точно как и на фото в журнале. Бери, шей костюм.

Через неделю костюм инопланетянина был готов. Женька примерял его в присутствии Аси, как в настоящей примерочной: перед большим зеркалом.
– Отлично получилось! – обрадовался он и поцеловал мастерицу в губы. Она, счастливая вдвойне, засияла от приятного поцелуя.
– Что теперь? – спросила она.
– Теперь скафандр!..

Его делал Женька сам, с большим трудом, но цели добился.
– Ну как? – уже в полной экипировке спросил он девушку.
– В общем – превосходно, – ответила Ася. – Но кое-что следует подправить немножко.
– Давай, – согласился он.

Устранили неполадки. Инопланетянин был полностью готов к выходу в свет. Точнее, на окраину села, где Женька решил подловить Ваську Белкина, который часто бегал в шинок Маньки за самогоном.

– Действуй, Гвоздь-инопланетянин! – засмеялась Ася, а потом и Женька. Насмеявшись, она серьёзно добавила: – Но не перестарайся.
Когда стемнело, Женька в таком наряде пришёл на окраину села и стал поджидать Ваську. Ждать пришлось довольно долго. И вот объект появился на горизонте. В селе его звали просто Степаныч. Алкаш высшей марки. Забулдыга, как и обычно, спешил в шинок к Маньке. Её дом Степаныч не миновал ни днём, ни ночью. Шинкарка ему не отказывала в самогоне. И поскольку у Белкина деньги водились редко, она вела запись долгов.

…Не дойдя до шинка, у куста, за которым прятался инопланетянин-Женька, Белкин остановился. Расстегнул ширинку, оправился и повернулся спиной, застёгиваясь. В тот момент он почувствовал на плече чью-то тяжёлую руку. Обернулся и… рухнул на колени, бормоча невнятное:
– Ма-ма-моть, тво-ять, ма-ть… Ин-но-пла-не-тя-нин, бо-ог ты мо-ой! – И вдруг затараторил: – Мать твою!.. Ка-ак? Откедова тебя принёс… – выругался матом и дальше залепетал бессмысленные слова.

Гвоздь, изменив голос, заговорил, как робот:
– Я. Гражданин планеты Икс.
Белкину за сорок лет. Мужик крупный. С испугу трезвый стал как стёклышко. Нашёл силы, спросил:
– С планеты? С какой?
– С планеты Мистер Икс, – заговорил снова роботовским голосом Гвоздь. – Мы владеем всеми языками Земли. Английским, французским, немецким. Мы можем делать всё, что вы делаете здесь.
Белкин приятно удивился, что пришлось встретиться с инопланетянином. Старался держать себя в руках. Осмелев, спросил:
– А с этим как там у вас?
– С чем?
– С водочкой, с самогончиком.
– Строго у нас, не то что у вас, на Земле. Я знаю всё. Ты землянин. Васька. Отчество – Степанович. Фамилия – Белкин. Любишь спиртное больше всего на свете. Потому зовут тебя Алкаш. И я готов тебя, Степаныч…
Белкин задрожал, выкатил глазища на лоб. Простонал:
– Убить?
– …забрать на мою планету, – продолжал «пришелец».
– Не надо, товарищ, господин инопланетянин! – взмолился Белкин. – Я теперь никогда и в рот не возьму… Господи! Поверь мне! Слово даю! – На глазах его выступили слёзы. Он забубнил одно и то же: – Слово даю! В рот не возьму! Вот, зуб отдам!
– Зачем мне твой ржавый, нечищеный, запущенный зуб?

В этот момент неподалёку громко залаяла собака и кто-то вскрикнул. Белкин обернулся на эти звуки. Когда повернулся обратно, «инопланетянина» уже не было. Оглядевшись вокруг, неистово стал креститься: «Господи, почудилось, что ли? Да нет. Нет, наяву с мистером Икс с планеты Z разговаривал».
– Разговаривал! – кричал Белкин во всю глотку на бегу…

* * *

Утром вся Верхняя Слобода уже знала о встрече алкаша Степаныча с инопланетянином. И многие оценили эту встречу по-своему. У Белкина «белочка»! Белая горячка то есть. И разговаривал он с ней, а не с каким-то инопланетянином. Даже друг спросил:
– У тебя, друган, та?.. Тебя белка стеганула?

Обиделся Васька. Вечером отправился в шинок за самогоном. Идёт к Манькиному дому, озирается. А ту акацию, возле которой с инопланетянином встретился, стороной обошёл. Шинкарка тоже знала о той встрече. И прямо у порога, встречая постоянного клиента, сказала:
– Ну ты, Василий, горазд на выдумки!
Сели они за стол. Выпили, лясы поточили. А за окном уже темень. Белкин и не собирается уходить. Намекает Маруське, мол, ночевать с ней остаться не против. Поняла тот намёк она или нет, только вдруг встала из-за стола и говорит:
– Пора, Васька, до дома тебе. Вставай, иди.
– А он?! – испуганно спросил Белкин.
– Кто?
– Инопланетянин энтот. Он же сцапает меня и на свою планету отопрёт. Потому как я ему слово дал больше в рот не брать спиртного.
Манька подбоченилась, с ехидцей посмотрела на захмелевшего.
– Косишь? Иди, покуда я сама тебя на ту планету не отправила! Иль, может быть, ты со мною спать ляжешь?
Страшно идти ночью домой Белкину: заберёт ведь инопланетянин. Заранее прощается мысленно: «Прощайте, земля моя, жена. Детишки, мать-старушка, Верхняя Слобода!» И просит Маньку:
– Не с тобой, я лягу у порожка.
– Нет, – категорически отказала хозяйка шинка.
Волей-неволей пришлось идти подвыпившему Белкину домой. Постоял-постоял он у Манькиного дома и как пустился бежать…

* * *

Наступило утро в Верхней Слободе, а с ним и новая история с пришельцем. Его вторым объектом оказался сторож складов КФХ Князева, Яшка Спиридонов. В эту ночь он не досторожил до утра. После встречи на рассвете с Мистером Икс явился домой ни живой ни мёртвый. Фермер Князев с Яшкиной женой сразу заявили о произошедшем участковому. Он пришёл к Яшке, и тот рассказал милиционеру всё. Как он, обходя склады КФХ, не­ожиданно столкнулся с инопланетянином. Как только пришелец сказал на чисто русском языке, что прилетел с другой планеты, Яшка упал в обморок. А как только пришёл в себя, кинулся бежать с поста и отказался охранять склады.

«Кто-то шутит так», – подумал участковый, покидая дом Спиридоновых, хотя и сам почти поверил в аномальное явление. Теперь всё село уверовало в существование пришельца. Только Манька-шинкарка не верила. Она вообще не верила ни в бога, ни в чёрта. Даже заявила где-то смело и категорично: «Брехня это! Пусть ко мне приходит этот инопланетянин…»

Женьке пришлось прекратить похождения, ибо началась настоящая охота за пришельцем. Съехались телевизионщики, газетчики. Пришелец больше не появлялся в селе, но продолжала греть надежда поймать существо с другой планеты…

Пришла золотая осень – пора свадеб. Состоялась свадьба и у Женьки с Асей. Изрядно поддатый Белкин оказался в хатке. Там и уснул. А когда проснулся, заметил в углу плохо прикрытый старой курткой наряд пришельца. Удивился, но потом смекнул, что к чему. Надел наряд. «Ну, Гвоздь! – сказал. – А я поверил в пришельца и чуть не бросил выпивать. Манька – молодец. Ни во что не верит. И правильно», – заключил и в наряде инопланетянина вышел из хатки к гулявшим на свадьбе…

Зять, козёл и тёща

Памяти В. М. Шукшина посвящается

Вера Павловна Авдеева невзлюбила во всех отношениях Сергея Звягенцева с тех пор, как он стал подрастать, на дух не переносила, как говорят в таких случаях, ненавидела всем существом. И думать не думала она, и знать не могла, что этот слегка рыжий паренёк станет её зятем. Пока однажды её последышек Люба, а детей у Авдеевых четверо, не обрадовала мать.

Был летний вечер. Отец и мать были дома.
– Мам, – начала она, зная, что мать будет против, – я выхожу замуж. В субботу придут сваты.
И первый вопрос у Веры Павловны к дочери был таков:
– Кто?
– Звягенцев.
– Сергей, что ли?
– Да!
Вера Павловна от такого известия даже присела.
– Отец, это что же такое? Преподнесла дочка, – обратилась к главе семейства мать.
Отец Любы Пётр Петрович не был враждебен к Сергею.
– А что такое, чем он тебе не нравится? Парень как парень.
– Нет, – ответила Вера Павловна. – Только не Звягенцевы, не их непутёвый. Других, что ли, нет?
Пётр Петрович улыбнулся и стал на сторону дочери:
– Для неё хорош.
Вера Павловна не отступила от своего, говорила, что рыжий – это ещё ладно, непутёвый, вечно зубы скалит, ходит как дуралей, да к тому же ещё лентяй, каких поискать. По селу весь день слоняется, собак гоняет, а вечером в клуб идёт дурочек ловить. И поймал.
– Мам, – обиженно ответила Люба, – хватит. Вот всё, что ты сказала, это не о нём.
– А о ком? О нём, за кого замуж собралась. Вылитый весь папаня, яблоко от яблони недалеко падает. Не хочу их в доме своём видеть, даже на пороге.
Уговаривали всей семьёй.
Была свадьба.

* * *

Прошло с десяток лет. Вера Павловна и Пётр Петрович уже на пенсии. У Сергея с Любой родилось два сына. Старший – парень рослый, и чем-то вроде бы сходство с Авдеевыми имел. Его-то больше любит Вера Павловна, чем второго внука Алексея, копию отца. «Рыжий, и выходки папашины», – рассуждала Вера Павловна, но ни того, ни другого не обижала и принимала одинаково. А неприязнь к зятю осталась, все эти годы отношения были напряжённые, холодные.

Пётр Петрович, видя всё это, осаживал жену, не давал ей разойтись до кипения, сам же поддерживал отношения с Сергеем. Люба и Сергей жили дружно, любили друг друга.
…Появления тёщи в доме дочери и зятя были часто такими, чтобы наговорить на Сергея и поссорить их.

– Люба, – сказал однажды недовольный муж, – когда это всё прекратится, за что так не любит меня Вера Павловна, моя тёща, ведь я ей никогда в жизни не делал плохого? Вечно она меня унизить хочет, недовольна мной.
Люба не знает, что ответить.
– Что молчишь? – спросил Сергей. – Я понимаю, что она тебе мать. Сколько мне её терпеть? Иногда мне её просто убить хочется.
Люба вздохнула и ответила:
– Я-то, Сергей, что могу? Человек она такой, тяжёлый. Давай потерпим!
– Сколько?
– Не знаю!
Муж не стал больше огорчать жену.
– Да, – ответил он, соглашаясь, – если б не Пётр Петрович и не братья твои Алексей и Николай, вряд ли мы были бы вместе. Так?
– Да, – согласилась Люба, – но я бы всё равно за тобой на край света пошла.

Сергей как-то под вечер пришёл с работы пораньше и заметил в окно, как к ним чуть ли не бегом торопится тёща. Заявилась, зная, что Сергей дома (а он спрятался в другой комнате, чтоб не видеть её), прямо с порога начала дочери нотации читать:
– Где твой бездельник? Видела, домой прошёл. Хлыст бездомный. Молчишь, ни слова ему. Опять ушёл, куда? На рыбалку, бездельник, ни горя, ни забот. Дом-то вон хоть бы подделал. Непутёвый. Говорила тебе, а ты не послушалась. Хлебай теперь от него.

Сергей это слышал, понимал, как нервничает Люба и горит между двух огней.
Люба не выдержала на этот раз пустых упрёков матери.
– Что ты хочешь, мама?
А та будто не слышит её:
– Лентяй! Дом скоро без мужской доглядки завалится.
– Хватит, – закричала Люба. – Живём мы и живём, к тебе пить, есть не ходим. Мама, я больше этого слышать не хочу. Не ходи больше в этот дом.

Обиделась. Ушла. А Сергей подумал: «Змея подколодная, чего добивается? Развести нас хочет, как только её земля носит. Ни дочь, ни внучат не жалко. У людей вон тёщи как тёщи, приедут, погостят, с внуками понянчатся – и будьте здоровы! А мне с тёщей не повезло. Рядом живёт, все соки выжала».

А однажды, давно уже это было, после рождения первенца Саши, в горячую страду зашёл в сумерках с бутылкой Пётр Петрович. Спросил у дочери, которая только что уложила Сашу:
– Зять-то где? А я прямо с поля. Внучок растёт, а зайти некогда. С утра и до вечера в поле. Забежал поглядеть, а он уже спит. Да, заработался дед. Сергей-то где?
– На огород ушёл. А потом должен баньку затопить. Чумазый пришёл, как ты, папа.
– А мать была у вас?
– Была.
– Опять на мозги давила? Не знаю, что с ней делать. Мать её в душу. Стервой уродилась. Что он ей, соли, что ли, на больное место насыпал?
Люба не хотела расстраивать отца, молчала. Пришёл Сергей, позвал тестя мыться в баню. Там Пётр Петрович предложил:
– Давай, зятёк, выпьем, чтоб языки развязать.

Они сидели на мокром полке. Пётр Петрович налил в стаканы по сто граммов водки. Хлопнул зятя по голому плечу:
– А ты говори мне всё, не робей, что тёща твоя выкинет. Я её враз на место поставлю, вот чёртова баба, взяла в голову дурь… Видно, крепко эта дурь у неё в голове сидит. Но главное, у вас с Любой всё хорошо, вон какого пацана родила. Ладите?
– Ладим!
Пётр Петрович выпил, предложил Сергею:
– Пей, не бери в голову, а эту стерву я успокою. Пусть место знает. Наливай, зять, ещё!

С тех пор утекло немало лет, а разговор тот помнит Сергей.
Уже два года нет Петра Петровича, ушёл с этого света.
Люба после смерти отца перестала сносить нападки матери, сказала ей очень грубо:
– Я терпела все твои кляузы, а теперь, после смерти папы, не желаю. Не нравится тебе Сергей, но он мой муж, и не мути воду в чистом роднике.

Эти слова были до того обидны для Веры Павловны, словно ошпарили они её. Она тут же собралась уходить и перед уходом сказала:
– И такое матери родной сказать, как только язык повернулся. Я с тобой сколько ночей бессонных провела, – с досады плюнула на пол, – ноги моей тут больше не будет. При отце б такое не сказала.

Люба продолжила:
– Бессовестная, папа был не такой. Что ты хочешь, чтоб я развелась, детей без отца оставила из-за твоей прихоти?
– Эх! Внучат люблю, что Сашу, что Алёшу, а вот папашу терпеть не могу.
– Любишь?! Да не любишь ты никого!
Вера Павловна ушла и не появлялась в доме зятя.

А через неделю после той ссоры у Веры Павловны похарчилась коза. Коз она завела ещё при покойном Петре Петровиче, когда не стали водить корову, завели козу. Но не сразу, Пётр Петрович долго сопротивлялся появлению коз во дворе. А затем сдался, но в шутку перед покупкой сказал обидные для жены слова:
– Вера, смотрю на тебя, ты сама скачешь словно коза. – А потом взял под ручку и подвёл к зеркалу: – Смотри: коза и есть, с длинной вытянутой бородой. А глаза чем-то вроде как козьи напоминают. Только одна загвоздка – рогов нет, да и не будет. У таких, как ты, они не растут…

Обиделась она тогда на мужа, целый месяц с ним не разговаривала, язвой ходила, пока он не заметил:
– У тебя что, Верочка, язык вроде отнялся? Целый месяц слов от тебя не слышу.
– Дурак, – крикнула Вера Павловна, – чтоб у тебя язык отсох. Сколько лет вместе прожили, а под старость лет козу во мне рассмотрел.
…А теперь Вера Павловна собиралась купить новую козочку, стала смотреть объявления в районной газете, нашла, поехала и купила.

* * *

20 сентября Сергею пришла повестка – явиться на судебное заседание в районный суд. Повестка пришла на два дня раньше. Ист­цом в суде была тёща, обвиняющая зятя в убийстве козы. Любе пришлось идти к матери на поклон, а до этого к ней внуки ходили.
– Бабушка, – спросил как-то Алёшка, – а почему ты к нам больше не ходишь?

Вера Павловна не знала, что ответить внуку, в растерянности бухнула:
– Сама на поклон, внучок, не пойду. Стара я стала кланяться, а то голова отвалится.
Засмеялся Алёша и спросил:
– А разве голова может отвалиться?
– Пусть мать поклонится, у неё от этого голова не отвалится!
В дом родительский Люба шла с большой неохотой, боялась переступить порог, как чужая.
– Пришла просить за зятя? Пусть в суде решают, как поступить с ним, – сказала мать.
– В суде так в суде, – с обидой в голосе сказала дочь.
Утром 22 числа Сергей собрался ехать в район на своих стареньких «жигулях», предложил и тёще поехать с ним.
– Купить хочешь? – с ухмылкой отказалась та.
Поехал один. По селу слух пошёл: «Авдеева с зятем судятся».

…Сергей долго сидел в длинном коридоре нарсуда, с болью в сердце, с ненавистью к непутёвой тёще. Сидел один, пока не появилась тёща. Пришла – ноль внимания на зятя. Молча села в стороне и всё время смотрела куда-то в одну точку, ни разу не взглянув на Сергея. А потом вдруг заявила:
– Душегуб! Паразит! Дочь с матерью рассорил, а животное-то при чём?
Сергей промолчал.
– Ты получишь, паразит. Посажу!

Сергей сидел молча, ни слова, словно каменный. Да и что с ней говорить, всё одно, что об стенку горох. По коридору прошла высокая длинноногая девушка в короткой обтягивающей ноги чёрной юбчонке, на высоких каблуках. Она вошла в кабинет, через минуту вышла и подошла к Вере Павловне. Это была судебный секретарь.
– Авдеева – вы? – спросила она. – Истица по делу № 20 «Смерть животного»?
– Да, по козочке! – Умудрилась пустить слезу горючую. – Вон он, изверг, – указала на Сергея.
«Вот тёща даёт, мать её в душу, поискать не найти. Денег предлагал, не берёт. Козу взамен предлагал, тоже не берёт, – думал Сергей. – Только одного хочет – посадить. Сатана в юбке».

От тёщи длинноногая подошла к Сергею:
– Звягенцев?
– Да.
– Ждите!
– Ясно.
Когда девушка ушла, Сергей встал, подошёл к тёще:
– Ловко получается у вас, прирождённая артистка. Ну добьётесь вы, посадят меня, вам-то от этого что? Я на нары, а детей кто кормить будет? Вы?
– Прокормлю, – буркнула злобно Вера Павловна.

Минут через десять пригласили в судебный зал. В зале четыре человека: судья – женщина в чёрной мантии, девушка – секретарь суда и они – зять и тёща. Сергей сел в одной стороне, тёща – в другой.

И тут Веру Павловну впервые осенила мысль: «А вдруг посадят, и надолго, ведь дочь не простит меня до гроба».
В зале тишина: муха пролетит – услышишь.
Судья объявила о начале заседания:
– Заслушивается дело № 20 Звягенцева Сергея Алексеевича, 1979 года рождения, о причинении смерти домашнему животному, в частности козе. Истица – гражданка Авдеева Вера Павловна, 1956 года рождения. Ответчик, встаньте, послушаем вас.
Сергей встал.
– Мы вас слушаем!
– Я, ваша честь, работаю в КФХ шофёром, – начал рассказывать Сергей. – 19 августа мы возили зерно сдавать на хлебоприёмный пункт. А обратно брали кирпич с завода. Загрузился я кирпичом, еду, а на перекрёстке гражданка Авдеева Вера Павловна стоит, тёща моя!
Судья удивилась: тёща с зятем судятся. «Обычно зять идёт к тёще на блины, а к такой, видно, не сходишь».
– Стоит, а на верёвочке козу держит, – говорит Звягенцев, – как проехать мимо, мама второй половинки моей. Остановился, объяснил, что не могу посадить её в кузов, кирпич там. И в кабину козу не посажу, не переношу я их на дух. Пришла в голову мысль – за фаркоп рогатую привязать. Вера Павловна, тёща, согласилась. Я и привязал! Добежит, подумал я, езды-то от райцентра нет ничего. Едем, вроде тёще хорошее дело сделал, а она со мной не разговаривает. Лицо недовольное, будто рядом с ней не зять, а чужой. Не выдержал я, представил, что там за фаркоп привязана не коза, а тёща, и газанул. В зеркало смотрю – бежит. Ну, думаю, мать твою, сдохнешь! А сам на тёщу зыркаю. Злоба у меня кипит, а она сидит, словно мыльный пузырь, – вот-вот лопнет, недовольная мной всю жизнь. Сорвал я, ваша честь, свою злобу на козе. Погубил козу, жалел потом, а поделать уже нечего. Предлагал денег взамен или козу. Не берёт, посадить желает. Виновен, знаю, сажайте, мне всё равно.

Судья, полная невысокая женщина, после услышанного сторону зятя приняла:
– Я не понимаю вас, гражданка, довести так зятя. Хорошо, что за вас не взялся, – улыбнулась она.
Вера Павловна сконфузилась.
– Всё верно изложил ответчик? – спросила её судья.
– Верно. Всё так, – согласилась Вера Павловна.
– Хотите зятя посадить?
– Хотела.
– А сейчас?
– Не по сердцу он мне всю жизнь. Дочка умудрилась…
– А вы всё время воюете. Воинственная женщина. Пора смириться!

В разговор встрял Сергей:
– Мне жизнь портила, дочке на мозги капала. Совести у вас нет, тёщенька.
Девушка-секретарь что-то писала и улыбалась.
– Знаете что? – строго сказала судья. – Моё слово будет таким: за вмешательство в жизнь семьи Звягенцевых, где имеются дети, то есть ваши внучата, я могу вас привлечь к ответу. Сделайте ваших детей и внуков счастливыми. Оставьте всё плохое в прошлом.

Вере Павловне стало нехорошо от осознания дурости, которая всё это время преследовала её, и она сказала:
– Я раскаиваюсь, готова попросить прощения у Сергея, Любы и у внучат.
– Вот видите, – одобрила судья, – я думаю, что дома ещё обсудите. Соберётесь за столиком. А сейчас выслушайте приговор: Звягенцева Сергея Алексеевича, 1979 года рождения, признать виновным в смерти животного. Возместить ущерб истице Авдеевой Вере Павловне – сумму, равную стоимости козы. А кроме того, назначить Звягенцеву наказание в виде одного года (условно). На этом судебное разбирательство считаю законченным. Вам понятно решение суда, гражданин Звягенцев?
– Да.
– А вам, гражданка Авдеева?
– Понятно.
Вера Павловна из зала суда вышла сгорая от стыда. Подошла к Сергею.
– Сынок, – сказала она, – прости дуру старую.
– Что же, – ответил зять, – лучше позже, чем никогда.
Вере Павловне было интересно узнать, и она спросила:
– Зятёк, а ты б и впрямь меня так же, как козу?
– Давайте забудем, – предложил он, – кто старое помянет, тому глаз вон.

Домой вернулись вместе. «Жигули» подъехали к дому. Выйдя из машины, довольные и улыбающиеся зять с тёщей пошли к порогу.
Люба увидела эту картину из окна. Не веря глазам, она выбежала на крыльцо, довольная увиденным. И сердце её трепетало от радости, что всё теперь будет хорошо…

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.