Забытое лето

Утренние звонкие переливы деревенских петухов слышались по всей округе. С июньским рассветом просыпалась деревня, встречая новый день.
– Вставай… просыпайся скорее! – мягко тормошила меня за плечо жена моего двоюродного брата Дарья. – Скоро стадо собирать начнут. Кто просился вчера на пастбище? Давай-давай… поднимайся. Умывайся – и завтракать! – настойчиво толкала меня женщина.

Мне было тогда девять лет, и мать с отцом привезли меня, городского мальчика, погостить в деревню, чтобы я увидел жизнь крестьянскую. Каждое лето на праздник Троицы родители приезжали в родное селение, где проводили несколько дней: посещали могилы умерших родственников и общались с живыми, помогая им на сенокосе. В доме деревянный пол покрывали приятно пахнущей свежей травой, а накануне готовилось вкусное угощение, и конечно… варился молочный кусковой сахар, нарезанные плитки которого, как шоколад, привлекали детей. В тёмном прохладном углу крестьянских сеней на столе в большой миске, укрытой чистым белым полотенцем, открыто хранилось это чудесное лакомство. Но ребята никогда не трогали его без разрешения взрослых, а терпеливо ждали, когда их угостят.

Двоюродный брат Савелий – житель деревни – был старше меня на двадцать лет. Работая механизатором в колхозе, имел просторный дом с надворными постройками, хорошим садом и огородом. У них с женой была дочка пяти лет. Весёлая и курносая, она всегда крутилась рядом с нами. Запомнилось «главное богатство» их крестьянской семьи: очень спокойная корова, телёнок, двенадцать овец и ягнят, три козы (одна пуховая) и пять маленьких поросят, теснившихся под навесом в загоне, а ещё куры и утки. Последние, хотя и отличались от гусей неугомонностью, сами ходили к узкой речке, протекавшей в лощине за огородом, и самостоятельно возвращались назад.

Было ещё несколько кроликов в клетках, наблюдать за которыми, а особенно кормить их, было самым увлекательным детским занятием.
Жена брата – приятно загорелая, очень добрая, симпатичная и худая женщина примерно двадцати пяти лет – работала дояркой в колхозе, а в свободное время выполняла женскую работу в домашнем хозяйстве. Дарья излучала весёлое настроение и почти девичье озорство.

– Ну что?! Давай ущипну тебя, чтобы поднялся… – с шуткой протянула она руку. И я, не дожидаясь её щекотки, которая была страшнее пытки, пулей выскочил из кровати, бегом помчался к древнему умывальнику, висевшему во дворе у колодца на деревянном столбе. Холодная вода быстро освежила и пробудила от глубокого сна, а со всех сторон уже слышались бодрые звуки просыпающейся деревни: поскрипывание ржавых петель соседских ворот и калиток, лёгкая возня и томное мычание соскучившихся по пастбищу коров, блеяние овец и кудахтанье кур.

Я скромно присел в прохладном коридоре к столу, где стоял завтрак, приготовленный Дарьей. Куриные яйца, сладкий творог, варёный ароматный картофель с мясом и в завершение сладкий кисель и плитка молочного сахара.
– Ешь, ешь, голубок! День будет длинный и, видимо, душный. Солнце нынче высоко, а на небе ни облачка… – ласково ворковала женщина.
– Спасибо, тетя Дарья! – поблагодарил я её за вкусное угощение.

Савелий перекусил давно и собирал нужные на пастбище вещи, внимательно осматривая два длинных кнута, долгие годы исправно служивших пастухам, а затем вступил в доверительную беседу с дворовыми собаками Тимкой и Шариком. Пушистые кудлатые дворняжки, приветливо виляя упругими хвостами, стелились у ног хозяина на скошенной дворовой траве и чувственно изливали важные «собачьи тайны».

Я уже знал, что серый Тимка – труженик, а смолисто-чёрный Шарик – лодырь. Первый повизгивал от радости, когда его брали на пастбище, а второй жалобно скулил, совсем не желая отправляться на нужную «собачью работу».

Объяснение тому было простое. Тимка совсем молодой – ему три года, а Шарик уже старый – ему двенадцать лет, и в его годы очень нелегко бегать за коровами, управляясь со стадом в знойный день. Бывалый пёс жалобно скулил, аккуратно вытянув остроносую мордочку на передних лапах. Плотно прижимаясь к траве, он повизгивал и умолял оставить его дома.

Вскоре мужчина сдался его уговорам. Озорно и ласково поглаживая рукой лохматого друга, шутливо и примирительно выговаривал:
– Опять отлыниваешь! Ну уж ладно, оставайся… Но в следующий раз поблажки не будет…
Услышав желанные слова, Шарик радостно залился весёлым лаем, высунул ярко-красный язык, стараясь облизнуть ноги хозяина, и бойко замахал хвостом от переизбытка собачьих чувств.

Савелий, я и Тимка направились к краю деревни собирать коров.
Открывались деревенские коровники, и женщины, повязанные летними платками, одетые в кафтаны и лёгкие кацавейки, выводили домашних кормилиц на улицу, где они вливались в стадо, которое быстро увеличивалось.

Пока двигались по деревне, Савелий коротко объяснял мне некоторые премудрости «пастушьей науки».
– Эта смирная, вот брукастая, а этой… нужен глаз да глаз! – раскрывал он характеры разных коров. – Ну да ничего… Тимка всё знает! – сказал он и вдруг резко подал команду собаке. Та стремительно сорвалась к другой стороне стада, отгоняя строптивую корову, пытавшуюся уйти в дальние деревенские огороды.

«Ловко у Тимки получается…» – гордо восхищался я нашим четвероногим другом. Во мне сразу появилось робкое чувство «взрослости» и захотелось быть похожим на Савелия.
Вскоре мы вышли на широкий луговой простор и медленно потянулись по краю глубокой деревенской балки. Идти нужно было к ближнему пруду, где располагается стойбище.
Овец и коз выгнали на другое место гораздо раньше. По очерёдности их пасла другая крестьянская семья. Вдалеке, на крутом вытоптанном овцами склоне балки, виднелось ушедшее далеко от нас стадо, слегка прикрытое утренней светлой дымкой, – безликая, серая масса животных с размытыми очертаниями, в которой невозможно было разглядеть пастуха.
Прелестно летнее утро на Троицу! Воздух блестит в лучах солнца хрустальными кружевами, ещё не высохла в густой траве роса, веет живительной прохладой прошлой ночи, а птицы уже заводят звонкие трели. Из ближайшей рощи слышатся певчие переливы и дробное цоканье крупных птиц, прилетевших на гнездовья.

Высоко-высоко в ослепительном синем небе гордо парит коршун. Распластав крылья, он замер в небе, осматривая округу зорким взглядом. Упругие потоки воздуха держат птицу. Легко и почти незаметно коршун качается в воздушном потоке, делая короткие повороты крыльями из стороны в сторону. Неожиданно появился второй пернатый хищник, и вот стихают призывные мелодии и бодрый клич мелких птиц, летящих к густой дубраве. Чувство природного инстинкта обрывает пение. Почуяв грозную опасность, пернатые разлетаются, скрываясь в тайных местах.

Савелий восторженно смотрит в небо.
– Правда, красиво?! – неожиданно спрашивает он.
– Очень! Я никогда не видел раньше коршуна! Даже не знал, как он выглядит. Это чудо! Так держаться на ветру!.. – восхищённо прошептал я.
– Лет пять назад их было много. Гнездовья делали вон там… – Савелий показал рукой в направлении дальнего кургана, покрытого густым лесом. – Что-то нарушило их жизнь, а что – неведомо. По-прежнему вылетают, но гораздо реже, чем прежде. На любого хищника есть свой хищник… – задумчиво произнёс он.

Мы шли со стадом дальше, оба молчали, а коршуны медленно парили в сторону от нас. Преданный Тимка внимательно наблюдал за всем происходящим на нашем пути.
Начиналась буйная луговая трава, большие поляны земляники и душистого чабреца. Ягод было немного, но чабрец цвёл в полную силу, источая приятный терпкий аромат. Чуть вдали призывно колыхались от лёгкого ветерка жёлтые сочные цветы зверобоя, ласковые васильки, образуя плотный покров травы, и высокие фиолетово-розовые соцветия высокого кустистого иван-чая.

– На праздник Ивана Купалы кипрей имеет большую целебную силу, – стал объяснять мне Савелий особенности этой травы, имеющей два разных названия, и по пути сорвал несколько её пучков, сунув их в просторную сумку, висевшую у него на плече.
– А когда бывает этот праздник? – спросил я моего наставника.
– Скоро будет… в июле. Всё радуется в это время: и природа, и люди.
– А почему Купалы? – допытывался я у него.
– Я не всё знаю. Но как объясняли мудрые старики, праздник лета повёлся от древних волхвов, когда мы, поклоняясь силам природы, были язычниками и ещё не открыли для себя веру греческую, православную. Купались в реке, исцеляясь от болезней и сглаза, загадывали сокровенные желания. Были у нас свои боги: Перун – бог грома и молнии, Ладо – бог веселия и молодости, и появилось красивое имя – Лада.

Здесь он остановил разъяснения. Чувствовалось, что его крестьянских познаний о жизни древних славян было недостаточно.
В моей душе было упоение! Ещё бы! Ведь я, как взрослый, веду стадо коров, с нами верный пёс, над нами парят хищные коршуны, раздаются звонкие переливы птиц, а целебные травы, лечившие давным-давно древних славян, буйно цветут вокруг.

Мы вышли за косогор, перед взором открылась серебряная гладь большого деревенского пруда, мы подходили к пастбищу. Стадо привычно располагалось на луговой сочной траве, а Тимка властно «одёргивал» не в меру ретивых и строптивых коров.

Время летело стремительно, и наступил жаркий полдень. Насытившись луговым кормом, коровы лениво лежали в траве. Савелий сделал из брезента небольшой шалаш, и мы укрылись в нём от жаркого палящего солнца. Вокруг летали стрекозы, квакали горластые лягушки на пруду, жужжали шмели и звенели кузнечики в траве, и весь мир растений и насекомых разговаривал дивным языком природы.

Савелий дал мне выпить прохладного кваса, и полуденная дремота стала одолевать меня. Веки глаз упорно смыкались, и я не мог их разомкнуть. Брат подал мне какую-то подстилку, и я сразу уснул, едва коснувшись её головой. Не знаю, сколько времени я проспал, но, думаю, немного. Когда я открыл глаза, рядом со мной спал Тимка, положив мохнатую голову на передние лапы, на одной из которых пристроилась и мирно спала… крупная ящерица. Её тёмно-зелёное узорчатое одеяние причудливо переливалось на фоне травы. Пёс открыл один глаз, увидел на лапе незваную гостью, но не смутился, вновь закрыл его, продолжая дремать. Стояла звенящая жара, утомившая всех, и не было конфликта между разными существами, а властвовали мир и согласие, показывая удивительную природную «толерантность». Тимка не мешал ящерице отдыхать и не сбрасывал с лапы. Послышались приближающиеся неторопливые шаги Савелия, обходившего пастбище, и, заслышав их, ящерица только тогда прыгнула в густую траву.

Сбиваясь от волнения, я рассказал родственнику об этом чуде, а он, громко смеясь в ответ, поучительно делал мне наставление:
– В природе всё мудро и разумно. Не следует только её беспокоить…
Вскоре приехали на дневную дойку деревенские женщины, и я рассказал об увиденном Дарье.
Женщина, улыбаясь, дополнила мужа:
– Здесь ты увидишь много таинственного!

Вечером мы, усталые, возвращались назад. Шли по деревне, и вместе со стадом в воздухе плыл аромат свежего парного молока. Жители разбирали своих кормилиц по дворам, почти сразу приступая к вечерней дойке, и когда с ней задерживались, нетерпеливые коровы тревожно гребли ногами землю, призывая хозяев быстрее их подоить.

Вымотанный за день, искупавшись в летнем душе, я жадно выпил большую кружку молока и тут же уснул крепким детским сном на постели, которую мне собрали в доме. Проснулся глухой ночью, спать совсем не хотелось.

Я тихонько встал с кровати, оделся и решил выйти во двор, чтобы рассмотреть ночное звёздное небо. Мне было интересно, как оно выглядит по сравнению с ярко-синим дневным.
Большая массивная дверь открылась легко. Я вышел в тёмные сени. В маленькое окошко боковой стены светила ночная луна. Рядом была кладовка с открытой дверью, хорошо освещавшаяся лунным светом, падавшим через оконное стекло. Проходя мимо неё во двор, я услышал там лёгкий шорох и как будто чей-то голос. Неожиданное волнение стальным обручем сковало тело, а сердце бешено забилось в груди, готовое разорваться от детского испуга. Сказки о леших и домовых, обитающих в старых деревенских домах, хорошо хранились в моей памяти. Затаив дыхание, я всё же короткими шагами осторожно прошёл дальше и заглянул внутрь комнаты.

Моему взору открылась удивительная картина: Савелий сидел на низкой табуретке и кормил зерном из ладони двух маленьких зайчат. Пушистые серенькие зверьки потешно стояли на задних лапках и, опираясь передними на его грубую мозолистую ладонь, перемалывали крохотными зубами сухую пшеницу. Они отличались от крольчат, живших в хозяйстве Савелия, своей худобой, сильной пугливостью, тонкими длинными ушами и лапами. Затаив дыхание, я не шевелился. Меня не замечали. Пролетели стремительные секунды, и зайчата, почувствовав, что рядом с ними есть кто-то ещё, молнией юркнули в дальний угол кладовки за деревянную бочку. Брат повернул ко мне голову, приложил палец к губам и чуть слышно прошептал:
– Тихо… не шуми…
Он позвал зверьков своими особыми протяжными звуками:
– Гу-гу-гу… гу-гу-гу…
Но зайчата не выходили на его зов.
Савелий шёпотом стал рассказывать:
– Подобрал две недели назад в лесных посадках, когда работал на тракторе в поле. Замёрзли очень, несмышлёные… Зайчихи не было, может, собаки загрызли или охотники застрелили. Жалко было до слёз. Ведь совсем крохи… Целый день возил в тёплой шапке под сиденьем, пока работал. Вечером привёз домой и тайком от собак и кота поселил в кладовке. Кормлю ночами, а днём они не выходят, но признают только меня. Вот подрастут, окрепнут, смогут жить самостоятельно, и выпущу на волю… В природе всё должно быть разумно и справедливо, а добро всегда рождает добро!

Он немного помолчал и добавил:
– Мы с Дарьей хотели их тебе показать, но не знали как, ведь зайчата «ночные». Вот теперь ты всё увидел. Ну, ступай, я попробую ещё покормить…
Я вышел во двор. Стояла тихая летняя ночь. Вдали чуть-чуть занимался рассвет, и хрипло начинали кричать первые деревенские петухи. Ярко светили в небе загадочные далёкие звёзды.
«Всегда, так было всегда…» – думал я тогда первую ребячью думу о вечности, жизни и взаимоотношениях людей с миром.
Прошли долгие годы.

Совсем недавно я оказался на большом городском празднике, где шумно веселились отдыхающие горожане, проводились интересные конкурсы, увлекательные игры, устраивались развлечения, давали концертные выступления рок-музыканты. В центре всего были платные поездки на верблюде.

Одна молодая семейная пара никак не могла успокоить сына примерно десяти лет, который плакал и капризничал, как часто случается с детьми, живущими в асфальтовом и кирпично-бетонном мире городов, во власти супермаркетов и потоках шумно несущихся автомобилей. Сынишка держал в руках игрушечный автомат, из которого периодически стрелял в прохожих, проезжающие автомобили и плывущие в небе курчавые облака.

– Тра-та-та-та… Тра-та-та-та, – сурово надув губы, имитировал мальчик автоматическую стрельбу из оружия.
– Ба-бах, ба-бах, – с серьёзным видом на лице изображал отец одиночную стрельбу, стараясь поддержать и увлечь сына.
Стараний отца хватило ненадолго. Бросив на землю игрушечное оружие и нервно затопав ногами, мальчик громко закричал:
– Хочу бой без правил… хочу бой без правил!..

Видимо, давно измученная постоянными капризами, мать услужливо лепетала:
– Потерпи, миленький!.. Скоро… очень скоро запишем тебя в секцию. Там научишься такому бою…
– А когда, а когда?.. – не унимался маленький «семейный диктатор», психологически хорошо чувствуя свою власть над родителями.
– Ну скоро… скоро… – вяло защищалась мать от его упрямых наскоков.
– Верблюд… видишь, сынок, верблюд!.. – радостно воскликнул вдруг отец, увидев яркое восточное животное, которое, как ему казалось, могло одним своим видом излечить капризы ребёнка.

Родители купили билет у хозяина развлечения, посадили мальчика на животное с длинными неуклюжими ногами, и «маленький властелин» величаво поплыл по широкой городской площади, возвышаясь над волнами отдыхавшего праздного народа. Он действительно успокоился под размеренный спокойный шаг животного, ведомого молодым возницей. Однако по окончании поездки его капризы возобновились, а покорный верблюд отправился катать следующего ребёнка.

Мне тогда почудилось невероятное видение.

На цветущем летнем лугу загорелая Дарья протягивает капризному мальчику большую кружку парного молока. Савелий подаёт ему яркий букет полевых цветов. Серенькие зайчата задорно прыгают и играют у его ног, а Тимка ласково скулит, наблюдая, с какой любовью и нежностью довольный мальчик ласково гладит руками крохотных и доверчивых существ…

Лев ИЛЬИН

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.