РУССКИЙ СНЕГ
РАССКАЗЫВАЕТ ПЕРВЫЙ КОМАНДИР 40-Й АРМИИ ГЕНЕРАЛ-ПОЛКОВНИК Ю. В. ТУХАРИНОВ
В сентябре 1979 года я прибыл из Забайкалья в Ташкент. Получил повышение по службе – стал первым заместителем командующего войсками Туркестанского военного округа. Сразу с головой окунулся в работу, много ездил, летал.
Особых разговоров об Афганистане у нас тогда не было, хотя, как и всех советских людей, нас, военных, волновали события в этой стране. Это был интерес, если так можно сказать, обычного уровня. С военной стороны, подчёркиваю, нас, офицеров и генералов штаба округа, больше занимали другие, привычные для этой поры заботы – итоговая проверка, парад, подготовка к новому учебному году.
Но вот 12 или 13 декабря (не помню точно) меня вызвал командующий войсками округа генерал-полковник Ю. П. Максимов. Он сказал, что предположительно намечается с целью интернациональной помощи ввести наши войска в Афганистан, и предложил ознакомиться с планом ввода. С этого дня дома я почти не бывал. Ознакомившись с планом, вылетел в район Термеза готовить войска к предстоящему вводу. И всё же теплилась, признаться, надежда, что до этого дело не дойдёт…
Костяк управления и штаба нашей 40-й армии сложился из офицеров и генералов штаба и служб Туркестанского военного округа. Как первый заместитель командующего войсками, я стал командармом; генерал-майор А. В. Таскаев, человек ещё фронтовой закалки, был назначен членом военного совета – начальником политотдела армии; генерал-майор Л. Н. Лобанов – начальником штаба; генерал-майор А. А. Корчагин – начальником разведки.
Бытует мнение, что развёртывание контингента велось в условиях строжайшей секретности под видом обычного учения. Это не так. По нашим военным меркам, подготовка к вводу войск в Афганистан велась почти открыто. На полигонах шла активная подготовка приписного состава, сколачивание подразделений. Особый упор делался на совершенствование маршевой выучки с учётом горной специфики региона.
Отмобилизование личного состава и техники прошло в целом нормально. Были, правда, единичные случаи неприбытия специалистов и машин из народного хозяйства, но эти недоразумения оперативно поправлялись. Предметную помощь нам оказывал штаб ТуркВО, возглавляемый в то время генерал-майором Г. Ф. Кривошеевым, тыловые службы округа.
Подготовка к вводу советских войск в Афганистан осуществлялась также в полной согласованности с руководством этой страны. Тут я могу сослаться хотя бы на такой пример. Утром, накануне перехода частями границы, я вылетел в Кундуз, куда должна была прибыть мотострелковая дивизия. Встречал меня начальник оперативного управления генерального штаба ДРА генерал-майор Бабаджан, специально прибывший по этому случаю из Кабула. Была у меня там встреча и со старшим братом Амина – Абдуллой Амином, осуществляющим общее руководство северными провинциями Афганистана. Встречи носили официальный, рабочий характер. Речь на них шла о размещении наших частей.
В районе Термеза между тем заканчивалась подготовка войск к переправе через Амударью.
Общий замысел сводился к тому, чтобы двумя маршрутами: Термез – Хайратон – Пули-Хумри – Кабул – Газни и Кушка – Герат – Шинданд – Кандагар войти на территорию ДРА и таким образом опоясать кольцом наиболее жизненно важные центры республики. Части предполагалось разместить в них гарнизонами и тем самым создать условия для обеспечения жизнедеятельности Афганистана. Однако уже перед самым началом ввода план претерпел кое-какие изменения. Я получил приказ направить переправляющуюся первой дивизию не в Кабул, а в Кундуз. Ввод же второй дивизии – с кушкинского направления – осуществить несколько позднее.
Переходя границу, мы не намерены были ввязываться в боевые действия с отрядами противников режима, считалось, что само присутствие наших войск отрезвит мятежников. Наша военная помощь расценивалась тогда больше как моральный фактор поддержки народной власти.
Время «Ч» – переход советско-афганской границы – было намечено на 15 часов по московскому времени 25 декабря.
Надо сказать, с переправой через Амударью, по фарватеру которой проходит граница, первоначально было немало мороки. Амударья – река капризная, своенравная. Её песчаные берега легко размываются течением, река непрерывно меняет своё русло. Навести через неё понтонный мост было делом довольно сложным. Готовый к переправе военной техники, мост через какое-то время оказывался совершенно непригодным к этому – понтоны либо отходили от берега, либо садились на береговую мель.
Выход подсказали местные жители, показав свои приёмы укрепления берегов с помощью камыша. Мост возводился совершенно открыто. Это видели все. К назначенному времени всё было готово. На командный пункт армии прибыли первый заместитель министра обороны СССР Маршал Советского Союза С. Л. Соколов и командующий войсками Туркестанского военного округа генерал-полковник Ю. П. Максимов.
Вечерело. К урезу воды подошёл авангардный батальон мотострелкового полка на боевых машинах пехоты. Пограничникам вручены списки убывающего личного состава. Открыта граница. Колонна вступила на понтонный мост, пошла…
Конечно, я не представлял тогда, что этой самой минутой открывается длительная, растянувшаяся почти на десять лет так называемая афганская война. Мы думали, что наше пребывание в Афганистане будет временным, весьма недолгим, что оно принесёт облегчение дружественному нам народу. В ту ночь я не сомкнул глаз. Вслед за мотострелковым полком по мосту прошли танковые подразделения, переправился командный пункт дивизии, в готовности были другие части.
Со многими людьми, отправляющимися той ночью на афганский берег, я был мало знаком. Но офицеров дивизионного и полкового звена знал основательно. Для близкого знакомства с другими своими подчинёнными слишком невелик был срок моей службы в округе, тем более – в должности командарма. Узнал я их уже в Афганистане, как говорится, в деле.
Утром поднялся на вертолёте в воздух. Колонны были в движении. Техника шла, оставшихся машин не было. Командный пункт дивизии застал в Ташкургане. Командир доложил обстановку на маршруте, после чего я уточнил решаемую дивизией задачу. Особых беспокойств первый этап марша не вызывал.
Через несколько часов мы сделали ещё один облёт войск, переправившихся через границу. На этот раз – с маршалом Соколовым. Первое приземление в Пули-Хумри, где расположилась одна из колонн дивизии. Хорошо помню эту картину. У колонны щебетали с нашими солдатами вездесущие афганские «бочата» – мальчишки. Возле командирской машины собрались люди постарше – бородатые старики, мужчины. В стороне стояли женщины. На лицах были доброжелательные улыбки, живой интерес к прибывшим «шурави».
Так было. Наши военные колонны с радушием встретил афганский народ. Я хочу однозначно сказать об этом. Кое-кто сегодня с недоверием, с усмешкой говорит о первых совместных субботниках, встречах дружбы, взаимном посещении делегаций… Но так было. Другое дело, что в дальнейшем ситуация изменилась. О причинах этого – разговор особый.
Световой день предназначался для отдыха, но мало кто успел тогда отдохнуть. Тут и общение с местным населением, и обслуживание техники, и масса других забот. Как я уже говорил, частям нашей передовой дивизии следовало продвигаться в направлении Кундуза. Но вечером, в 19:00, я получаю новую задачу – повернуть дивизию на Кабул. Пытаюсь связаться с командиром соединения – связи нет. Командный пункт, как оказалось, втянулся в горы, и связь временно была потеряна – горы экранируют радиоволны. Что делать? Когда КП выйдет на доступное для связи пространство? Минут через тридцать звонит маршал Соколов, интересуется, поставлена ли новая задача дивизии.
– Пока не поставлена, – отвечаю, – ввиду отсутствия связи.
– Дорогой товарищ! – слышу голос маршала. – Понесёте личную ответственность за срыв задачи!
– Так точно.
Маршал положил трубку.
Я, конечно, понимал всю меру ответственности, понимал и вытекающие из неё последствия… К 17 часам следующего дня (27.12.1979) дивизия должна быть в Кабуле. Связался с подполковником Касымовым, командиром авангардного полка. У того имелась связь с комдивом. Через него поставил новую задачу дивизии. В 20 часов её колонны двинулись на Кабул.
Наиболее трудным оказался этот, второй, переход. Здесь предстояло преодолеть высокогорный Саланг. За всё послевоенное время наши войска впервые осуществляли такой переход. Участок протяжённостью в 94 километра был отмечен на командирских картах как особо опасный. Ночью дорога обледенела. На подъёме буксовала колёсная техника, на спуске – гусеничная шла юзом…
Тоннель – 2700 метров. Его вентиляция рассчитана на прохождение машин с карбюраторными двигателями. А тут пошла дизельная – БМП, танки. Образовалась загазованность. Вести технику водителям пришлось в противогазах.
К назначенному времени первое соединение армии было в Кабуле. 29 декабря двумя полками вошла в Афганистан ещё одна мотострелковая дивизия – через Кушку. Её части расположились в Герате и Шинданде. В последующем зона её ответственности расширилась до Кандагара. Я почувствовал некоторое облегчение, но, видимо, напряжение, трудности маршевых переходов не могли пройти просто так. Я выкуривал тогда по две пачки в день. Ходил чёрный. И вот 31 декабря – температура 39 с десятыми. Воспаление лёгких. Госпиталь. Но чуть оклемался – и в Кабул. В Афганистан в первых числах января нового 1980 года передислоцировался из Термеза штаб армии.
В Кабуле тогда выпал глубокий снег. «Русские принесли», – говорили афганцы.
«Красная звезда», 1989 г.
