Тропинка к Пушкину
Лет тридцать назад попал впервые в Софьинку Уметского района, где раньше находилась усадьба Боратынских Мара. Конечно, к тому времени от нее ничего на сохранилось. Мы с краеведом Юрием Николаевичем Ишиным побродили по оврагу и его склонам, заросшим чернолесьем, отыскали в его верховье крошечный родничок, который еле пульсировал, ire превращаясь даже в маленький ручеек. Он как-то незаметно растворялся на поверхности, увлажняя вокруг себя почву, снова прячась в земные глубины. Припав к нему губами, мы испили ключевой водицы.
Конечно, трудно было представить, что таким образом утоляли жажду члены многочисленной семьи Боратынских, но именно тогда я почему-то особенно остро почувствовал свою причастность ко всему сущему на земле, к ее истории, ко всему роду человеческому. Шли годы, менялись поколения, уходили в небытие целые эпохи, а родничок продолжал свою неутомимую работу, как и сто, и двести лет назад. И так же подумалось: вечна память о тех, кто здесь жил, влюблялся, радовался, плакал… И ничего, что родничок еле заметен, еле точится. Придет время и вспомнят и о нем, помогут ему, восстановят старые тропки в роще, что на покате двух холмов, и помолодеет Софьинка, и зажурчит веселее родник в овраге, и будут приходить к нему люди (так не хочется называть их туристами) и будут преклонять перед ним колени и вместе с кристальной влагой из подземных кладовых впитывать чувство приобщения к миру высокой поэзии, к отечественной истории.
Потом мы поднялись из заросшего оврага, и воспитатель здешнего детского дома показал нам огромный валун, который казался каким-то неправдоподобным, сказочным среди этого степного и лугового раздолья. Мы обследовали его самым тщательным образом, непременно надеясь найти на нем надпись, что-либо вроде: «Налево пойдешь… Направо пойдешь…» Но надписи не было, а камень, похожий на огромный морской голыш, располагал к отдыху на нем. И мы, конечно, посидели и сфотографировались на память, и услышали от нашего проводника, что местные жители зовут этот странный валун «камнем Пушкина», ибо, по преданию, в свой приезд сюда в гости к Евгению Абрамовичу Боратынскому Пушкин любил отдыхать на камне. Очень уж красивый вид открывается отсюда на заречные дали, так далеко и ясно видно отсюда, что кажется – пол-России охватываешь взглядом.
Это уж потом я узнал, что не приезжал, к сожалению, Пушкин в Мару, да и на Тамбовщине никогда не был. А сейчас вот, по прошествии стольких лет, думаю, что если бы побывал, Александр Сергеевич в тех краях, не прошел бы он мимо этого камня, обязательно бы па нем отдохнул, ибо он притягивает к себе, как магнит. Камень Пушкина… Легенда, созданная народом, передаваемая из поколения в поколение, дожила до наших дней. А о том, что Александр Сергеевич не бывал в нашей губернии, позже прочел я в книжке Н. Гордеева и В. Пешкова «Тамбовская тропинка к Пушкину», увидевшей свет в 1969 году. Она была написана авторами с какой-то моцартианской легкостью. Впрочем, о Пушкине, наверное, и надо так писать – без натуги, вдохновенно, с любовью. На прилавках книга не залежалась и скоро стала библиографической редкостью, потребовалось второе издание. Авторы же, ободренные неожиданным успехом, с радостью принялись за более углубленную разработку темы. Увы, они ушли из жизни почти одновременно, не осуществив до конца задуманного.
А «Тропинка» полетела по свету, стала желанной для многих книголюбов страны. Автор книг о потомках Пушкина, В. Русаков, рассказывал, как правнучка великого поэта москвичка Софья Павловна Вельяминова, показывая ему только что полученную от племянницы книжку наших земляков, сказала:
– А «Тропинка», видно, интересная. Хотя я еще только бегло просмотрела книжку, вижу: в ней много новых для меня сведений.
Узнав, что Русакову хотелось бы иметь «Тропинку», Софья Павловна посоветовала:
– Напишите Галине Северьяновне Усовой в Мичуринск. Она тоже из рода Пушкиных, да и к тому же человек отзывчивый. Уверена, Галя обязательно пришлет вам книгу.
Но если Александр Сергеевич не бывал на Тамбовщине, не писал о ней, казалось бы, о чем и говорить? И тем не менее, наша земля – край пушкинский. Здесь жили предки и потомки поэта, здесь родились его мать и жена, похоронена одна из внучек. «Многие тамбовцы, – сказано в предисловии к «Тропинке», – были друзьями и приятелями Пушкина, литературными и политическими единомышленниками, другие явились прообразами героев его произведений. Наконец, наш город и слово с корнем «тамбов» встречается не раз в пушкинских текстах».
Не праздное любопытство возбуждает наш интерес к жизни поэта, к многочисленной «пушкинской родне», его потомкам. И не тщеславие движет авторами при создании краеведческих трудов, вот, мол, и у нас теперь своя тропинка к Пушкину есть… Каждый, даже косвенный факт, каждая малоизвестная деталь позволяют более широко познавать жизнь и творчество величайшего поэта. Всенародная любовь торит тропинки и к его памятникам, и к его бессмертным творениям.
Итак, предки Пушкина на тамбовской земле… В 1805 году, доказавши древность своего происхождения, представители пушкинской родовой ветви были приняты в тамбовское дворянство, занесены в шестую часть дворянских родословных книг губернии. Корни же их генеалогического древа уходят в более глубокие пласты истории. Достаточно вспомнить пращура поэта Петра Михайловича Желтоуха, первообживателя нашего края. В областном государственном архиве хранится рукопись историка – краеведа А.Н.Норцова, в которой повествуется о другом дальнем предке – Григории Гавриловиче Пушкине, известном дипломате первой половины XVIÍ столетия. Не один раз бывший елатомский воевода направлялся в Польшу с миссией посла. Он вошел в русские энциклопедические справочники как «одно из самых замечательных лиц нашей истории». В архивных документах упоминаются также стольник Петр Петрович Пушкин, прапрадед поэта Федор Петрович Пушкин, прабабка Сарра Юрьевна Ржевская, прадед Алексей Федорович Пушкин…
Дочь последнего, Мария Алексеевна (в замужестве Ганнибал), оставила глубокий след в душе поэта, так как с младых ногтей пестовала внука Сашеньку, была его первой наставницей, выучила фа моте, много рассказывала ему о старине. Это се имел в виду Александр Сергеевич, когда писал в «Начале автобиографии»: «Дед мой служил во флоте и женился на Марье Алексеевне Пушкиной, дочери тамбовского воеводы”. Семейная жизнь Ганнибалов не сложилась, и вскоре после замужества «тамбовская бабушка» осталась с дочерью Надеждой, будущей матерью поэта. Но была ли она дочерью тамбовского воеводы? – задумались авторы «Тропинки». Мы убедились, писали они, что послужной список участника взятия Очакова и Хотина, капитана Алексея Федоровича Пушкина, невелик, и нет в нем намека на тамбовское воеводство. В главе «Об одной ошибке поэта» они высказывают предположение: а не имел ли в данном случае ввиду Пушкин своего пращура, козловского воеводу Петра Михайловича Желтоуха (который, конечно же, никак не мог быть отцом Марии Алексеевны)? «Не здесь ли разгадка?!» – восклицали они.
Ошиблись все-таки исследователи, а не поэт. Внес в это ясность липчанин Сергей Панюшкин. Он обнаружил в Липецком государственном архиве дело, в котором (датировано 14 декабря 1772 года) хранится «желательная челобитная» двух беглых поляков – Анисима Фролова Л одре го и Козьмы Григорьевича Распольского. Они обращаются к сокольскому «воеводе Алексею Федорову сыну Пушкину». В те годы, оказывается, существовал город Сокольск, поставленный в 1647 году на реке Воронеж. Он был одним из пунктов» Белгородской оборонительной черты и территориально подчинялся тамбовскому наместничеству (см. статью Сергея Панюшкина «Об одной ошибке пушкинистов» в «Книжном обозрении», 1986, 25 июля).
Нет, Александр Сергеевич Пушкин хороню знал историю своих предков. Ему принадлежат крылатые слова о том; что гордиться их славою «не только можно, но и должно». Кто не помнит его строк:
«Люблю от бабушки московской
Я слушать толки о родне,
Об отдаленной старине,
Могучих предков правнук бедный…»
Но эти уточнения, разумеется, нисколько не принижают труда тамбовских пушкинистов. Кстати, хочу обратить внимание еще на одну поправку. В статье «Земля его предков» («Тамбовская правда», 1987, 28 февраля) Г.Ходякова пишет о неточностях, допущенных Н.Гордеевым и В.Пешковым в главе «Об одной ошибке поэта». Они касаются биографических сведений предка Юрия Алексеевича Пушкина, которому поэт доводился внучатым племянником. Так вот, ушел он в отставку не подполковником, а полковником, и было у него не трое, а пятеро детей. Мелочь? Как справедливо замечает автор статьи, «составление родословной требует предельной точности». И с этим нельзя не согласиться.
Так что любимая бабушка поэта Мария Алексеевна, женщина, по свидетельству современников, энергичная, умная и рассудительная, была дочерью «тамбовского воеводы». И мы ее вправе называть не московской, а тамбовской бабушкой поэта. Когда перечитываешь (в который раз!) «Тамбовскую тропинку к Пушкину», невольно задаешься вопросом: почему ее авторы не заинтересовались второй бабушкой – по отцовской линии? Здесь их могли ожидать интересные открытия. Ольга Васильевна Пушкина (до замужества Чичерина) не оставила, правда, заметного следа в жизни своего знаменитого внука (она умерла, когда ему было около трех лег), но тем не менее се забывать негоже. Хотя бы потому, что через нее пересеклись родовые ветви Пушкиных и Чичериных.
О своем деде по отцовской линии поэт писал: «Мой дед, Лев Александрович, во время мятежа 1762 года остался верен Петру III и не хотел присягать Екатерине, и был посажен в крепость…». В 1763 году он женится на Ольге Васильевне Чичериной. У них родилось четверо детей, среди которых был Сергей – будущий отец поэта. В книге Б. Модзалевского «Пушкины. Родословная роспись» сказано, что она была дочерью Василия Ивановича Чичерина и его жены Лукерьи Васильевны Приклонской. По разделу 1795 года получила с сыновьями в наследство село Болдино, сыгравшее впоследствии такую замечательную роль в творческой судьбе ее гениального внука.
Мы затрудняемся сегодня сказать, какое место в генеалогическом древе Чичериных отведено ее отцу, насколько он был близок к тамбовским Чичериным. Все это еще предстоит уточнить. Но велик искус породнить Александра Сергеевича Пушкина и одного из первых ленинских наркомов, истинного рыцаря революции – Георгия Васильевича Чичерина. Может быть, здесь обнаружится еще одна, пусть самая маленькая, тропочка тамбовцев к бессмертному имени Пушкина. Ведь установила же Наталья Константиновна Телетова, исследовавшая генеалогическую ветвь рода Ржевских (см. ее книгу «Забытые родственные связи A.C. Пушкина», Л., 1981), родственные отношения Александра Сергеевича с вольнодумцем П. Чаадаевым, поэтом-сатириком И. Мятлевым, некоторыми декабристами. Род Ржевских уходил своими корнями в легендарные времена Киевской Руси. К нему и принадлежала «тамбовская бабушка» Мария Алексеевна Ганнибал.
И коль уж зашла речь о книге Н. Телетовой, хотелось бы напомнить читателям еще об одном малоизвестном факте. Все знают село Воронцовку Знаменского района, но далеко не всем известно, что оно принадлежало крестному отцу Пушкина графу Артемию Ивановичу Воронцову. А супругой его была двоюродная сестра «тамбовской бабушки» – Прасковья Федоровна Квашнина-Самарина. Двухэтажный дом в имении строил ученик Растрелли А.Мельников. Воздвигнута была в Воронцовке и церковь – миниатюрная копия Петербургского Казанского собора. По воспоминаниям М. Бутурлина, она отличалась «роскошью и изяществом, вовсе не сельским». Воронцовы обладали большой коллекцией живописных полотен, в том числе и портретов кисти Ф.Рокотова. Часть из них попала в Третьяковскую галерею, другие экспонируются в Тамбовской областной картинной галерее. Репродукции некоторых портретов Воронцовых и Квашниных-Самариных иллюстрируют книгу «Забытые родственные связи A.C. Пушкина».
Обо всем не скажешь, но мы обязаны все это знать и помнить. И то, что на нашей земле родились бабушка поэта, его мать, Надежда Осиповна Ганнибал, его жена, Наталья Николаевна. И то, что в Рассказово долго жила первая платоническая любовь Пушкина – Катенька Бакунина, сохранившая альбом с его стихотворением. И то, что в селе Красносвободном покоится прах внучки Надежды Александровны, очень напоминавшей своей внешностью великого деда. И то, что в Козлове жили его дети – Александр и Мария, а в Кирсанове – внук, Николай Александрович.
Когда в 1880 году была организована первая публичная выставка пушкинских реликвий, находившихся в семейных собраниях (она приурочивалась к открытию памятника Пушкину в Москве), то в регистрационной книге было сделано 250 росписей представителями нашей губернии. За каждой росписью – бесценная реликвия, многие из которых были впоследствии переданы в общественные хранилища. Старший сын поэта – Александр Александрович – находился в эго время в Козлове, командовал расквартированным здесь Нарвским гусарским полком. Он предложил для экспонирования бесценные манускрипты отца. Среди них – рукописи «Евгения Онегина» и «Бориса Годунова», «Капитанской дочки» и «Бахчисарайского фонтана», личные вещи, семейные портреты, рабочие тетради. И все эти сокровища хранились долгое время на нашей земле. Как не согласиться с авторами «Тропинки», что Тамбовщина край пушкинский?!
А что же легенда о камне в Софьинке? Как и всякое народное предание, она имеет под собой реальную основу. Находясь в Козлове, дети Пушкина побывали в тех местах, где жили их родственники. Посетили они село Арапово и деревню Николаевку под Тамбовом, побродили, естественно, по Тамбову, нанесли визит в село Каширку Кирсановского уезда, возможно, что завернули и в Знаменку. Ну, и конечно же, не могли они миновать Мары Боратынских. Усадьба была еще в полном порядке, в роще росли вековые дубы, родник бил вовсю, подпитывая речку Вяжлю. Вероятно, сын Пушкина Александр Александрович, боевой полковник, любил посидеть под раскидистым дубом Марской рощи, а, возможно, не обошел и тот удивительный валун, испил из овражного родника. И осталось в памяти сельчан: был здесь Пушкин, ходил, любовался, отдыхал… И эту легенду помнят в Софьинке до сих пор. У нас, тамбовцев, есть, наш Пушкин, наш общий родник, к которому мы будем припадать столько, сколько нам отпущено быть на этой земле.
И. И. Овсянников
