В царстве синей птицы
Часть I
Электричка быстро уносила нас прочь от города. Его тусклые огни таяли в серой дымке пасмурного апрельского утра. Мимо проносились едва освободившиеся от снега, дышащие паром поля, еще не одевшиеся кудрявой листвой белоствольные посадки молодых березок, крутые глинистые обрывы по берегам извилистых речушек.
Вагон мерно отстукивал колесами по старенькой железнодорожной ветке, теряющейся среди полей и лугов, стремясь куда-то вдаль, туда, где сквозь редеющий туман уже виднелась темная полоса старого леса. В то утро мы с другом ехали на, пожалуй, одну из самых увлекательных для заядлого птицелова охот, охоту за варакушкой – чудесной «синей птицей», скрывающейся от людских глаз среди топких болот и камышовых крепей.
Чем ближе мы подъезжали к заветной станции, тем чаще в запотевших окнах мелькали небольшие прудики с плотно затянутыми сухим рогозом берегами, тем дольше тянулись вдоль железнодорожной насыпи блестящие ленты полой воды – дорога шла к низине, в которой, закутанный в густой туман, покоился подтопленный лес. Вот, постепенно замедлив свой ход, электричка въехала в сосновый бор, словно стеной обступивший ее с обеих сторон, и остановилась возле бетонной плиты-платформы. Затерявшаяся в лесу станция даже не имела своего названия, только на столбе светлел выведенный краской номер километра: «389». Смоляной пьянящий аромат соснового бора сразу наполнил грудь, утренняя свежесть приятно защекотала кожу, придавая сил перед дальним переходом.
Узкая, еще не хоженная в новом сезоне тропинка вела от станции через гущу молодых сосенок к дачному поселку на краю леса, но наш путь лежал в другую сторону. В чаще леса, вдали от людей, куда грибники-то не забредают в самую грибную пору, густые заросли подлеска надежно прятали рукотворное болото – старый выработанный торфяник, на который каждую весну прилетают гнездиться варакушки.
Вара´кушка (лат. Luscinia svecica) – птица семейства дроздовых отряда воробьинообразных. В зависимости от подхода к классификации, вместе со всем родом соловьи может относиться к семейству мухоловковых.
Размером чуть меньше домового воробья. Длина тела – около 15 см. Масса самцов – 15–23 г, самок 13–21 г. Спинка бурая или серовато-бурая, надхвостье рыжее. Горло и зоб у самца синие с рыжим пятном посередине; пятно может быть белым или только окружено белым, может отсутствовать. Синий цвет снизу окаймлен черноватым, а затем рыжими полукольцами поперёк груди. У самок горло беловатое с небольшою синевою. Хвост рыжий с черноватой вершиной, средняя пара перьев хвоста бурые. Самка без синего и рыжего цветов. Горло беловатое, окаймленное буроватым полукольцом. Клюв черный, ноги буро-черные.
Распространена в Северной Европе, Северной и Центральной Азии; в России – практически на всей территории. Варакушка – перелётная птица. Зимует в Северной Африке, Азии, Южном Китае и Индии.
Казалось бы, к чему ехать «за тридевять земель», чтобы поймать птицу, которую при достаточном опыте и сноровке можно добыть и на любом пригородном пруду. Но об этом позже, а пока нам предстоял нелегкий путь сначала по разбитой КамАЗами колее, а потом и по лесному бездорожью.
Постепенно в лесу совсем рассвело, и он стал наполняться весенними голосами. Высоко в кронах жужжали зеленушки, клесты проносились со звучным цоканьем, а где-то за огромным заросшим оврагом лениво выговаривал «колена-слова» большой дрозд деряба. Под нескончаемый птичий щебет идти сразу стало веселей, и, подгоняемые предвкушением интереснейшей охоты, мы наконец дошли до ивняка, плотным кольцом обступившего всё болото. Сквозь густые заросли его еще не было видно, но холод сырого околоводного воздуха и доносящиеся редкие куличьи голоса говорили о том, что наша цель совсем близко. Пробравшись через частокол упругих ивовых прутьев, мы оказались на берегу. Головы кружились от внезапно открывшегося простора, после блуждания среди стволов лесных гигантов, под пологом их темных раскидистых ветвей, полукилометровое болото казалось необъятным. Неколебимая водная гладь сладко нежилась под покровом тумана, клубящегося над ней. Лишь кое-где из-под поднявшейся воды вид_нелись покрытые сфагнумом островки, из которых древними идолами торчали полусгнившие стволы-обломыши засохших на корню берез. Здесь же, рядом с ними, ютилась их молодая поросль, которую вскоре ждала та же участь.
Всю дорогу до места меня не переставал мучить один вопрос: не рано ли? Тут, на лесном холодном болоте, жизнь появляется куда позже, чем на водоемах, берега которых хорошо прогреваются солнечными лучами, быстро освобождаясь от снега. С начала апреля оттаявшие берега становятся центром жизни перелетных птиц. Даже такие сугубо лесные обитатели, как дрозды и синицы, регулярно наведываются сюда, кормясь бок о бок с обычными болотными жителями. Укрытый же от весеннего солнца торфяник всё еще дремал под надежной защитой окружившего его бора. И только один его берег, соседствующий с солнечной поляной, так плотно поросшей сорными травами, что ни одно деревце не могло прижиться в густой зелени, уже полностью обнажился из-под снега и даже зазолотел желтым цветом мать-и-мачехи.
Если где и можно было встретить первую варакушку, то только там. Но пения желанной птицы слышно всё не было. Мои опасения стали подтверждаться. Возможно, было действительно слишком рано, а быть может, эти привередливые в плане выбора места обитания птицы и вовсе перестали селиться здесь. Дело в том, что варакушка выбирает для гнездования далеко не любой водоем. Непременным условием является наличие пологих берегов, густо поросших ивняком, и соседство открытого заросшего разнотравьем пространства, где потом будет кормиться летный молодняк. Эти птицы светолюбивы, и лес не самое подходящее место для них, но это болото чем-то привлекало небольшую группу птиц, ежегодно появляющуюся на его берегах. Видимо, небольшой солнечной полянки хватало для прокорма потомства нескольких пар. Но с годами всё выше поднимались над топкими берегами лесные гиганты, под натиском могучей лесной поросли солнечный просвет с каждым годом всё сужался и, видимо, достиг той отметки, когда варакушки признали место непригодным.
С чувством глубокого сожаления о несостоявшейся охоте мы стали медленно править обратно к станции, бредя вдоль еще не обследованного участка берега, где частые земляные насыпи глубоко вгрызались в водную гладь. Благо погожий весенний денек располагал для прогулок, и, коротая время до следующей электрички, можно было всласть побродить по апрельскому лесу, наполненному чудесными голосами ранних певцов. По всему бору наперебой гремели трели цветных зябликов, звучащие здесь совсем иначе, чем в городских парках, на небольших опушках по краю болота поднимались в токовый полет лесные коньки со своими точь-в-точь канареечными голосами, из сосновых вершин доносилось визгливое пение местных чижей. Но больше всего внимания привлекало невообразимое количество большаков, вызванивающих на все лады, словно колокольчики. Бравые желтогрудые сенаря с элегантными черными «галстучками», рассевшись по макушкам небольших березок, заявляли права каждый на свой участок. Не поднимаясь высоко в кроны, они всё же стремились занять положение повыше, словно желая утвердиться перед другими. И только один звонкоголосый самец с каким-то печально-куличьим оттенком песенки высвистывал из самых зарослей ивняка, скрывался от глаз, словно стесняясь своего голоса, не похожего на лихой синичий перезвон. Я решил взглянуть на скромного исполнителя и стал медленно приближаться к кусту, из которого не переставало доноситься чуть приглушенное синичье пение. Не дав мне дойти до своего укрытия всего пару метров, птица издала какой-то странный, похожий на стрекотание сверчка звук и смолкла. Серая тень мелькнула у основания куста, потом круто взлетела на самую верхушку, и на солнце заиграл ярко-синий цвет варакушечьей «манишки». «Смотри, вот она… синяя птица болотных урем», – шепнул я другу, впервые увидевшему эту красавицу. Как ловко этот виртуоз-пересмешник провел нас своим синичьим голосом, и у него в запасе еще немало таких уловок! Будто понимая, что всё наше внимание приковано сейчас к ней, неприметная до этого варакушка начала свой концерт. Как подлинный артист, она начала с плавной распевки, виртуозно сплетая в единое куличьи наигрыши, голоса жерлянок и еще какие-то непонятные звуки. Постепенно варакушка перешла на более сильные колена, чередуя собственные видовые звуки с голосами лучших певцов. То она налаживала бесконечный напев полевого жаворонка, то вдруг переходила на соловьиное щелканье и дроздовые «слова», а то вдруг начинала кричать неведомой болотной птицей, чей голос, быть может, принесла с далеких африканских зимовок. Кульминацией представления стал токовый полет, когда птица с песней поднималась над болотом, а затем, произнося удивительно мелодичные коленца, «парашютиком» опускалась на макушку какой-нибудь березки. В полете, помимо удивительного окраса грудки, в глаза бросался еще и огненно-рыжий хвост с темно-бурым Т-образным рисунком. Закончив пение так же плавно, как и начала, птица нырнула к кромке воды и скрылась в густом сухостое рогоза.
Уже после первых минут наслаждения удивительным пением этой варакушки стало понятно, что трудный путь был пройден недаром, что стоило ехать за ней именно сюда, где складываются неповторимые условия для непревзойденного певца-имитатора. Только на таких лесных болотах могут граничить друг с другом дремучий лес, прибрежные заросли и солнечные поляны со своими неповторимыми обитателями, из голосов которых варакушка и сплетает свою удивительную импровизацию.
На голос запевшей варакушки с разных концов болота поспешили откликнуться еще с полдюжины птиц, но ни одна из них не смогла превзойти по звучности и разнообразию колен первую. Поймать надо было именно ее.
Охота осложнялась тем, что птица держалась как раз на том участке берега, где искусственные земляные насыпи заходили далеко в воду. Кроме того, что добраться до мест жировки варакушки было трудно даже в высоких сапогах, из-за изрезанного профиля края болота околоводная полоса оказалась очень протяженной, и вероятность случайного попадания птицы на место, где установлен самолов, была невелика. Но дело того стоило, уж очень хороша была варакушка. Однажды мне довелось добыть на этом болоте великолепный экземпляр с очень похожей песней, и с тех пор я навсегда остался поклонником этого вокалиста, по праву считая его одним из лучших комнатных певцов. К сожалению, тогда моя неосторожность дала птице свободу, она выскользнула из-под руки во время очередного кормления. Благо произошло это в конце первого лета пребывания птицы в доме, и у нее были все шансы выжить, оказавшись на воле. С тех пор я не раз заводил себе птиц, отловленных на пригородных водоемах, но они не шли ни в какое сравнение с запомнившейся «лесной» варакушкой. И теперь поиски вновь привели меня на далекий торфяник, когда-то подаривший своего лучшего певца.
Теперь эта замечательная варакушка вновь напомнила мне о старом знакомстве, и, утопая почти по колено в вязком иле, мы приступили к работе. Вдоль кромки воды, где предпочитает кормиться варакушка, нужно было расставить лучки-самоловы. Заядлые охотники порой используют для ловли приманных варакушек, кроя подлетевших «выяснить отношения» птиц небольшим тайничком. Но на сильно заросших болотах средней полосы, где и для лучка-то место найти непросто, в условиях ограниченной видимости едва ли этот способ будет эффективнее дюжины самоловов. Хотя такое количество заряженных снастей при охоте за варакушками редко используется. Чаще я обхожусь парой-тройкой удачно расположенных самоловов. Главное в ловле варакушек – правильный выбор места, и спешить в этом деле не стоит. Случается, что варакушка из раза в раз упрямо обходит снасть, расположенную всего в метре от места жировки, не обращая внимания ни на соблазнительно чернеющее пятно разворошенной сырой листвы, ни на мучных червей, казалось бы, хорошо заметных на приподнятом сторожке. Поэтому вначале нужно внимательно последить за птицей, дать ей несколько раз сойти на землю и только потом на участке, где больше всего белых пятен помета, установить снасть.
Хорошо замаскированный самолов становится практически незаметен, а расчищенный до влажной земли участок хорошо привлекает птицу. Самым удачным расположением снасти будет ее установка прямо на кромке воды, когда центральная рейка идет вдоль нее, а кроющая дужка при срабатывании слегка притапливается в жидком грунте. Таким образом не только перекрывается кормовая «трасса» варакушки, бегущей по мелководью, но и исключается случайный вылет пойманной птицы. Конечно, фиксировать расположенную таким образом снасть приходится длинными стальными шпильками, неподвижно удерживающими лучок на мягком субстрате. Но это теория, а на практике, в неповторимых условиях каждого конкретного случая, зачастую приходится импровизировать.
После расстановки ловушек началось томительное ожидание. Варакушка, как назло, не подавала голоса, и разглядеть ее в густых зарослях было невозможно. На такой ловле чувствуешь себя беспомощным, никак не можешь повлиять на течение охоты и полностью отдаешься воле случая, сводя всё свое участие лишь к регулярной проверке снастей. И только иногда судьба дает шанс увидеть момент поимки птицы, когда с замиранием сердца следишь за тем, как юркое создание, появившись невесть откуда, ловкими перебежками приближается к снасти и в мгновение ока оказывается под сеткой. Но в этот раз на помощь нам пришло не зрение, а слух. Возле ближнего лучка, местоположение которого можно было лишь предполагать, послышалось тонкое посвистывание, в котором нельзя было не узнать голоса варакушки. Еще пара секунд – и в безветренном тихом воздухе раздался едва уловимый шлепок проволочной дужки о сырую землю и последовавший за ним недовольный крик накрытой птицы. Сорвавшись с места, мы бросились в заросли ивняка, не разбирая дороги, увязая ногами в болотном грунте и царапая кожу колючими сухими ветвями, мы спешили к тому месту, где стоял самолов. Регулярными выкриками птица помогла нам найти верный путь, и вот на небольшом мшистом выступе уже показался закрытый лучок, в сетке которого подпрыгивала сероватая со спины птичка. Я осторожно вынул птицу из снасти и оцепенел, не веря своим глазам. «Ты что, сажай, пока не упустил», – говорил мне друг, подставляя открытую кутейку. «Это она, та самая варакушка», – трясясь от восторга, едва проговорил я, разглядывая небольшой темный шрамик на когда-то перебитой светлой брови птицы и левую лапку, лишенную крайней фаланги одного пальца. Такую «приметную» варакушку я и поймал пятью годами раньше на этом месте. Спустя столько лет мой первый питомец снова был у меня в руках, еще более нарядный, повзрослевший, но с тем же, запомнившимся навсегда, запавшим в душу несравненным напевом, каждую весну неизменно влекущим меня на болота, в его царство, где он – лучший певец, где он – хозяин.
Часть II
Осторожно пересадив ценнейшую добычу в кутейку из легкой ткани и угостив пленницу дюжиной хорошенько напоенных мучных червей, мы отправились в обратный путь. Чтобы дать птице возможность перекусить в дороге, я не стал опускать садок в рюкзак, а решил нести его в светлой сумке. Словно помня свое первое путешествие в полотняной переноске, варакушка ничуть не дичилась и время от времени бойко посвистывала своим соловьиным голосом и суховато произносила «чак-чак». На станции я осторожно заглянул в кутейку через сетчатую вставку: черви были подобраны подчистую, а старая знакомая гордо стояла на высоких ножках, поблескивая радужной манишкой, не сводя с меня пристального взгляда большого выразительного глаза под светлой пересеченной бровью. Наконец в синеватой дымке весеннего воздуха показалась красная лента подъезжающей электрички, и еще раз заморившая червячка варакушка отправилась в темный рюкзак, где без лишнего беспокойства благополучно перенесла долгую дорогу до дома.
Варакушка, желаннейший обитатель клеток завзятых охотников, очень привередливая, «строгая», как говорят птицеловы, птица. А за свежепойманной варакушкой требуется особо тщательный уход. Случается, что эта птица подолгу не принимается за корм и быстро слабеет. Если птицу не удалось накормить в первые два-три часа после пленения, ее необходимо выпустить. Тотчас после поимки, еще в полотняной кутейке, варакушке следует предложить сильно напоенных мучных червей, за муравьиное яйцо сразу принимаются не все птицы. Дома птицу пересаживают в небольшую клеточку с деревянными прутьями, прикрытую светлой тканью. Лучше, если помещение будет невысоким, 15–20 см, а присады размещены в один ярус невысоко от пола. Так полохливая птица быстрее обнаружит корм и воду. Если варакушка продолжает сильно биться даже в затененной клетке, ей лучше подвязать крылышки, скрестив их концы за спиной и зафиксировав несколькими оборотами нити. Совершенно недопустимо коллективное выдерживание варакушек в одной клетке, как это делается в ряде случаев с другими певцами при весеннем лове. Даже подвязанные варакушки проявляют невероятную агрессивность не только к своим сородичам, но и ко всем своим соседям, часто забивая насмерть более слабых птиц.
Корм в первое время должен быть максимально разнообразен. Влажная мешанка готовится из большего количества белковых компонентов, включая в себя вареное куриное яйцо, нежирный творог, вареный фарш из говядины или сердца. До нужной рассыпчатой консистенции смесь доводят с помощью порошка из насекомых и рыбной муки, затем при необходимости добавляются толченые сухари. Больше обычного в корм добавляются распаренные в теплом молоке или воде муравьиные яйца. Такая мешанка дается в избытке и обновляется в зависимости от погоды два–три раза в день. Кроме нее, в рацион варакушке включают дюжину мучных червей, предлагаемых в несколько приемов. В неглубокую питейку кладут предварительно промытый мотыль, который птица достает прямо из воды. Бытует мнение, что в больших количествах он может быть вреден для птиц. Отчасти это так. При злоупотреблении этим кормом у некоторых питомцев могут наблюдаться расстройства пищеварения, однако много мотыля птицы и сами не поедают, предпочитая ему более подходящие корма. Варакушке же, которая и в природе питается преимущественно водными насекомыми и их личинками, мотыль не приносит никакого вреда, в каких бы количествах он ни поедался. Также можно предлагать птице немного опарыша и любых других насекомых. При выдерживании варакушки существует простое правило – чем разнообразнее рацион, тем лучше. При возможности содержания птицы на муравьином яйце до окончания интенсивного пения лучше полностью заменить им влажную мешанку. Так птица будет оставаться в наилучшей форме и безболезненно перенесет линьку. Вкусы у варакушек могут быть очень разнообразны, одни птицы, поедая исключительно естественные корма, упрямо отказываются от любых заменителей, другие же охотно принимаются даже за размоченный в молоке хлеб и сухой гаммарус. Вообще, индивидуальность этих птиц проявляется во всём.
Различия есть уже в самом внешнем виде птиц, и особенно окраске манишки. Основной фон может варьировать от матово-голубого до интенсивно-синего переливающегося оттенка, буроватое полукольцо под ним может быть едва различимо, а у иных особей заходит далеко на белое брюшко. Но особенно разнообразны бывают «звездочки» – красные или белые пятнышки в центре синего поля. По этому признаку выделяют два подвида: белозвездчатые варакушки – более южные птицы, гнездящиеся в западной и восточной Европе, краснозвездчатые же чаще встречаются в Сибири и считаются обитателями более северных регионов. В европейской же России ареалы этих двух цветовых форм широко перекрываются, и случается видеть и тех, и других на одном болоте. Самочки обоих подвидов окрашены одинаково, горлышко их имеет беловатый цвет и отграничено от брюшка темным полумесяцем. Пестро-серые молодые самцы одеваются во взрослый осенний наряд в первую линьку, но всё же заметно отличаются от старых птиц более тусклой расцветкой манишки.
Индивидуальность проявляется и в поведении птиц. Наряду с очень дикими, полохливыми экземплярами, попадаются на удивление доверчивые птицы, которые уже на первом году жизни в клетке становятся совершенно ручными, берут червей через решетку клетки или прямо с ладони, поют в полный голос в присутствии даже посторонних людей. По-разному варакушки и держатся в клетке, одни большую часть времени проводят бегая по полу, редко пользуясь присадами, другие предпочитают находиться в верхнем ярусе на жердочках, где исполнение песен выглядит особенно эффектно.
Запевать пойманные в середине апреля варакушки начинают уже спустя несколько дней пребывания в завешенной клетке. Естественно, что от подвязанной птицы пения ждать не стоит. После того как варакушки примутся за корм и достаточно освоятся во временных клетках, их переводят в постоянные помещения. Клетки могут быть довольно невысокими, но иметь достаточную площадь дна, хотя бы за счет увеличения длины до 50–60 см. Жердочки располагают в один-два яруса, а на дне устраивают дополнительную присаду в виде кочки из дерева или комка дерна. Поддон клетки застилают бумагой или присыпают крупнозернистым промытым песком. Помещения оставляют затененными до тех пор, пока варакушки не перестанут ударяться о прутья клетки. Если птицы располагаются в помещении, где часто бывают люди, то ткань лучше не снимать до конца пения, иначе голос птицы придется слышать лишь от случая к случаю. Так же следует поступить и если птиц планируется выпускать в конце сезона. При этом лучше пользоваться навесными кормушками и купалками, чтобы птица не привыкала к рукам.
В августе пение варакушек слышится всё реже, и птицы начинают готовиться к предстоящей линьке. Наступает самый критический момент во всём процессе содержания этих хрупких питомцев. В это время птицам дают только самые лучшие свежие корма, не ограничивая их количества. К основному рациону добавляют минеральную подкормку. В нее включают глину, крупнозернистый песок, мел, толченую яичную скорлупу и ракушечник, активированный уголь иди древесную золу. Если птица не склевывает этот корм, предложенный в отдельном лотке, то его понемногу подмешивают прямо в суррогатную смесь. Некоторые птицы весьма охотно поедают различные ягоды, преимущественно красную бузину и дерен, которые можно давать в неограниченном количестве.
Кроме качества корма, в период линьки особо следует обратить внимание на чистоту воды, в которой птица должна купаться ежедневно. Это служит своего рода индикатором состояния варакушки, которая отказывается от водных процедур только будучи нездоровой. Из-за частого, иногда по нескольку раз в день, купания в клетке бывает довольно сыро, особенно если птица содержится на толстом слое песка, частая смена которого весьма затруднительна. Во избежание этого нужно либо приучать птиц к навесным купалкам, либо располагать обычные ванночки на специальных подставках, позволяющих песку под ними быстро просыхать.
Желательно на весь период смены пера перенести клетки с птицами на свежий воздух, обеспечив доступ прямых солнечных лучей в утренние и вечерние часы. Это не только будет способствовать выработке в организме птицы витамина D, необходимого для роста нового пера, но и обеспечит более благоприятную санитарную обстановку в клетке, предохранив ослабленный сменой пера организм птицы от множества возможных заболеваний. Большинство варакушек при таком уходе благополучно переживают первую линьку и впоследствии, хотя и остаются весьма требовательными питомцами, но становятся стрессоустойчивыми и при надлежащем внимании живут в клетках многие годы.
После смены пера варакушки утрачивают разноцветный окрас манишки, которая приобретает беловатый оттенок. Сквозь густой покров светлых бородок на концах новых перьев лишь слегка угадывается прежний узор. К весне рисунок постепенно вновь проявляется, хотя уже и не становится таким ярким, как в природе. Тем не менее броские белые брови варакушки и ее огненно-рыжий хвост ничуть не меняются, делая ее даже в осеннем наряде одной из самых привлекательных комнатных птиц.
Охочие до пения птицы начинают подавать голос иной раз уже с октября, постепенно распеваясь и набирая полную силу в самый разгар зимы. Однако большинство варакушек продолжает петь вполголоса весь второй сезон, лишь изредка выдавая полнозвучную песню. Не раз мне приходилось видеть, как разочарованные таким поведением своего питомца охотники отказывались от содержания варакушек, полагая, что природный запал певца иссяк и пения дождаться уже не придется. И вправду, случается, что, прожив в неволе какое-то время, птица либо вовсе бросает петь, либо бормочет несвязный напев себе под нос. Обычно это связано с излишней прирученностью, когда питомец совсем утрачивает природную дикость, становится малоподвижным, теряет интерес к происходящему вокруг. Для варакушек, как и для большинства тонкоклювых питомцев, это несвойственно. Пение восстанавливает полную силу уже к третьему сезону и звучит совсем как на природе все последующие годы пребывания птицы в доме. Освоившиеся варакушки запевают почти сразу после линьки и вскоре идут в мах.
Живущие в доме варакушки со временем пополняют свой и без того богатый репертуар голосами других комнатных певцов, а порой и другими звуками, чуждыми дикой природе. И хотя такие вставки могут быть весьма оригинальны, на мой взгляд, автомобильная сирена или телефонный звонок, вплетенные в композицию из флейты иволги и славочьего говорка, не совсем уместны. Оградить питомцев от посторонних звуков, основательно вошедших в повседневную жизнь города, едва ли удастся, но проблему можно решить, подбирая более старых птиц с хорошо сложенной богатой песней, посторонние включения в которую случаются куда реже, чем у молодых певцов. Отличить зрелую птицу легко по более яркой окраске, шершавым лапкам и по «боевым шрамам», накопленным драчливой птицей в ходе регулярных стычек. Небольшие голые участки возле клюва, сорванные чешуйки на роговом покрове лапок и другие отметины – верные признаки яровитости птицы, которая, как правило, оказывается наиболее ретивым певцом. Таким варакушкам и отдают предпочтение опытные охотники, знающие толк в великолепных пересмешниках.
Тщательно выбранная варакушка, хорошо выдержанная в умелых руках, не только всегда находится в отличной форме, но и много поет, радуя своего владельца неподражаемым голосом до восьми месяцев в году. С первых нот, пропетых болотным певцом в сумраке зимнего вечера при тусклом свете лампы, воображение сразу переносит слушателя в далекие родные места, в погожие апрельские дни, заставляя вспомнить о незабываемых минутах, проведенных на охоте за удивительным обитателем прибрежных зарослей, за своей мечтой, за своей «синей птицей».
Владимир Ламонов
