ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ СОБОР

Алексей ФЕДОТОВ

Переезд в Иваново

За двенадцать лет, в течение которых отец Амвросий служил в Толпыгино, на Ивановской кафедре сменилось много архиереев: после архиепископа Венедикта был назначен епископ Роман, после него – архиепископ Иларион, затем – архиепископ Леонид, наконец, управляющим Ивановской епархией стал митрополит Антоний. Именно с этим архиереем оказались связаны перемены в судьбе отца Амвросия.
Хотя в шестидесятые годы двадцатого века и не было тех средств связи, которые есть у людей сегодня, «сарафанное радио» передавало информацию не менее быстро, чем современные мессенджеры. Про митрополита Антония в Ивановскую епархию дошли слухи, что это крутой архиерей, которому невозможно ни в чём противоречить. Впрочем, он с самого момента приезда постарался им соответствовать. Священники боялись знакомства с ним, никто из них не спешил первым инициировать встречу с архиереем. А он в первый же месяц изучил все личные дела и начал сам их вызывать в епархиальное управление. Этих вызовов все опасались, отец Амвросий не был исключением. Поэтому, когда в Толпыгино пришла телеграмма, что его ждёт на встречу митрополит, он воспринял её как что-то опасное.
– Что вы так волнуетесь, батюшка: уже пятый архиерей за время, что вы здесь служите. Те ничего вам не сделали, и этот не сделает, – попробовала успокоить его монахиня Нина.
– Не знаю: предчувствие какое-то, что всё меняется, былой стабильности уже не будет, – грустно ответил игумен.
Митрополит принял его не сразу: пришлось около трёх часов подождать в приёмной. Наконец секретарь епархиального управления сказал отцу Амвросию, что можно зайти.
Он зашёл в кабинет, в пояс поклонился владыке, подошёл под благословение. Тот изучающе посмотрел на него взглядом, который немногие выдерживали, не отводя глаз, потом спросил:
– Почему в духовной академии не стал учиться?
– Хотелось служить, владыка, – просто ответил игумен.
– Нравится тебе в деревне?
– Да, владыка.
– А что же там может нравиться? Ну, даже если и нравится. Я твоё дело внимательно прочитал. Ты человек молодой, тебе тридцать пять лет всего. И при этом дельный, нареканий к тебе никаких нет. От тебя может быть польза епархии.
– Так я вроде бы стараюсь служить на приходе, чтобы польза была…
– Я не про приход, а про всю епархию говорю. Введу тебя в епархиальный совет. Будешь учиться шире смотреть на церковные дела, а не мерить всё деревенскими мерками.
– Владыка…
– Что? Я знаю, что я владыка. А у тебя почерк хороший?
Игумен растерянно пожал плечами, и митрополит тут же раздражённо пододвинул ему ручку и лист с бумагой:
– Напиши что-нибудь.
– Что именно?
– Что угодно, адрес свой например.
Всё это время митрополит сидел за столом, держа в руке посох, а отец Амвросий стоял перед ним. Чтобы написать адрес храма в Толпыгине, он тоже не садился, а лишь наклонился над столом. Архиерей посмотрел на написанное и, судя по всему, остался доволен увиденным.
– Будешь помогать мне антиминсы подписывать, – сказал он.
С этого дня спокойная жизнь у игумена закончилась. Вызовы в епархиальное управление были частыми. Судя по всему, он был один из тех немногих священников, которые понравились митрополиту. В одну из встреч архиерей сказал:
– Три дня тебе на сборы, перебирайся в Иваново, я назначу тебя священником в Преображенский кафедральный собор.
– Но, владыка, в Толпыгине прихожане так привыкли ко мне, не захотят отпускать…
– А кто их спрашивать будет? Кто они такие? И цирк с прощаниями нечего устраивать – у нас здесь не самодеятельный театр. Уехал – и всё. А к ним новый священник приедет. Не понравится – пусть не ходят в церковь. В Советском Союзе никто насильно в неё не загоняет. Не то что в старое время, когда справку об исповеди на работу нужно было приносить каждый год.
Увидев, что отец Амвросий чуть не плачет, митрополит раздражённо громко сказал ему:
– Ты мне сын, я тебе отец! Как благословлю, так и будет!
– Да, владыка, – послушно ответил игумен.
– Ты не переживай так, я ведь тебе добра хочу, – несколько успокоился архиерей, увидев, что священник ему не перечит.
Вернувшись в Толпыгино, отец Амвросий вошёл в храм и долго стоял в алтаре, прощаясь с этим ставшим ему родным местом. На глазах его не раз выступали слёзы, пока он молился, вспоминал всё, что было связано с годами его служения здесь.
Даже монахине Нине игумен ничего не рассказал, повинуясь строгому запрету митрополита Антония. Потом, при встрече, когда она попеняла ему, что даже ей-то не сказал о своём переезде, ответил так: «Я просто никак не мог ослушаться владыку митрополита Антония. Мне было очень тяжело расставаться с приходом. Я прослужил в нём двенадцать лет, но в три дня должен был собраться и не устраивать никаких прощаний, потому что всё это было неожиданно и могло быть не в мою пользу, поскольку время сейчас очень тяжёлое. Народ расплачется, заволнуется. А любые волнения для церковной жизни опасны, следовало их избежать».
В Иванове он снял комнату в старом деревянном доме на четырёх хозяев. Комнаты эти жильцы гордо называли «квартирами». Дом стоял напротив закрытого Владимирского женского монастыря. Часть его построек снесли, часть использовали для нужд военного завода, в том числе и храм, который, лишившись куполов с крестами, казался каким-то несуразным строением. Две «квартиры» в доме занимали бывшие насельницы Владимирского монастыря; ещё в одной жила Вера Сергеевна Баскова с семьёй, а в четвёртой – две её тёти. В 1965 году она взяла тёток к себе, после чего освободилась «квартира», которую она сдала отцу Амвросию.

Начало службы в соборе

Отцу Амвросию было сложно привыкать к кафедральному собору. В Толпыгине он был единственным священником, а здесь кроме него пять священников, несколько диаконов. Отношение церковного совета совсем иное: за четыре года, прошедшие после реформы приходского управления, эти люди успели почувствовать себя хозяевами в приходах. И если в Толпыгине он на личных отношениях сохранял хрупкий баланс, то здесь был такой комок переплетённых межличностных отношений, что разобраться в нём меньше чем за год было практически невозможно. Казалось, что в соборе был какой-то паноптикум выставленных напоказ болезней и уродств человеческой природы, каждое из которых представлял отдельный экспонат, а некоторые умудрялись совмещать в себе и целый букет отрицательных качеств. На этом этапе хрупкий баланс поддерживался общим страхом перед митрополитом Антонием, который благодаря связям во властных структурах мог убирать неугодных ему членов церковных советов, а с духовенством и вовсе был крайне жёстким. Отцу Амвросию приходилось теперь видеть его ежедневно: каждый будний день митрополит ждал его в епархиальном управлении, где давал ему какие-то поручения, а по субботам вечером и по воскресеньям утром он сослужил с ним в числе других священников всенощное бдение и литургию. При этом игумен в полном объёме нёс и череду как штатный священник кафедрального собора. Боявшиеся митрополита члены церковного совета со священниками вели себя достаточно пренебрежительно. Впрочем, отец Амвросий благодаря своему такту и тому, что их интересы никак не пересекались, сумел сохранять с ними вежливую дистанцию.
На город с четырёхсоттысячным населением собор был единственным храмом; получалось, что один священник почти на 70 тысяч жителей. Хотя народ здесь в основной массе отрицательно относился ко всему церковному, нагрузка на духовенство собора была колоссальной. В воскресные дни и большие праздники собор был переполнен, несмотря на то что ходить в храм на богослужения без негативных последствий для себя могли очень немногие. Впрочем, были определённые лица, чьё хождение на службы власти даже скрыто поощряли – разного рода полусумасшедшие люди, склочники, сплетники, болтуны, не имеющие в силу возраста или инвалидности какой-либо созидательной занятости и превращавшие кафедральный собор в своего рода «клуб по интересам».
Они приходили сюда, чтобы обменяться свежими сплетнями обо всех священнослужителях и членах церковного совета, составить жалобы на них патриарху, в Совет по делам религий, возникший после объединения Совета по делам Русской православной церкви с Советом по делам религиозных культов (отсутствие отдельного центрального правительственного органа, курирующего Московский патриархат, должно было показать понижение его статуса в государстве).
Многие заслуживающие доверия очевидцы событий того времени считают, что авторы кляуз были людьми намного более порочными и беспринципными, чем те, о ком они писали. А по мнению отца Амвросия, всё более укреплявшемуся с годами, работники исполкомов и уполномоченные были гораздо порядочнее, чем многие так называемые верующие, приходившие в храм из любви к кляузам и пакостям ближним.
Епархиальное управление между тем переехало в новый дом – очень маленький, но находившийся рядом с собором. Отцу Амвросию, которому приходилось в течение дня приходить и на службы в собор, и в епархиальное управление к митрополиту, это было удобно, а вот для организации работы епархии это стало большим минусом. Однако митрополит Антоний, который с момента приезда в Иваново открыто говорил о своём желании поскорее перебраться в Тулу, этим не озадачивался: он считал, что его здесь уже нет, а временно можно потерпеть и некоторые неудобства.
К игумену Амвросию он привязался, иногда с ним подолгу разговаривал. Раздражительного архиерея успокаивал этот степенный спокойный священник, научившийся не показывать эмоций даже в моменты, когда внутри всё кипит.

Рекомендация

Митрополит Антоний часто о многом говорил с отцом Амвросием, рассказывал ему об особенностях архиерейского служения. А однажды сказал:
– Я решил написать митрополиту Никодиму про тебя. Ты рассказывал мне, что он тебя знает по твоей диаконской хиротонии в Ярославле.
– Зачем? – испугался игумен.
– Хватит тебе в этой ивановской глуши киснуть. Пора выбираться в какое-то более приличное место.
– Но, владыка, мне всё здесь нравится…
– А монаха не спрашивают, нравится ему или нет. Посылают – и всё. Вот смотри, что я ему написал. – И протянул растерянному священнику письмо.
В нём был следующий текст: «Его Высокопреосвященству, Высокопреосвященнейшему Никодиму, митрополиту Ленинградскому и Ладожскому, председателю Отдела внешних церковных сношений Московской патриархии – митрополита Антония – Рапорт. Имею честь почтительнейше доложить Вашему Высокопреосвященству, что во вверенной мне Епархии в Кафедральном Соборе служит Игумен Амвросий Щуров. Поверьте мне, я впервые за всю свою многолетнюю пастырскую и архипастырскую деятельность встречаю такого инока – доброго, культурного, образованного, уравновешенного и любящего свою Родину. За всё это время я изучил его и почитаю как сына родного. Знаю, что Вы, дорогой Владыка, нуждаетесь в добрых кандидатах для посылки за границу, а также и для рукоположения в сан Епископа. Твёрдо верю, что Игумен Амвросий не посрамит Русской Православной Церкви, а также и Родины нашей».
Отцу Амвросию было очень лестно, что митрополит так его оценил, но и страшно:
– Владыка, да ведь митрополит Никодим, наверное, меня и не помнит, мало ли там ставленников было, – только и сказал он.
– Не помнит – перешлёт документ в управление делами Московской патриархии, – ответил ему архиерей. – Я твёрдо убеждён, что ты должен стать епископом.
Через некоторое время из управления делами пришел запрос послужного списка и характеристики на игумена Амвросия (Щурова), которые митрополит Антоний им отправил. Однако его ходатайство осталось без удовлетворения, хотя митрополит Никодим и вызывал священника в Москву и дважды с ним встречался.
Спустя годы уже епископ Амвросий так вспоминал об этом: «Отец Никодим стал митрополитом, председателем отдела внешних церковных сношений. И он вызвал меня телеграммой в отдел. По этому вызову я поехал в Москву и дважды был у владыки Никодима на приёме. Память моя хорошо сохранила его образ – величественного, деятельного святителя нашей Святой Церкви. По-видимому, владыка Никодим в то время имел в отношении меня какие-то соображения, но какие именно, я, в силу сложившихся обстоятельств, так и не узнал. В дальнейшем я много раз видел владыку Никодима, когда он был митрополитом Ленинградским. Помню его всегда энергичным, мудрым, умеющим широко смотреть на вещи».
– Ну и ладно, – сказал архиерей отцу Амвросию, сообщив, что получил устный отказ. – Значит, попозже это будет, может, я спешу, как старый человек, а ты ещё молодой, у тебя время есть: и стать архиереем, и послужить в этом сане. А пока будешь архимандритом.
В воскресенье, 9 января 1966 года, во время литургии в Преображенском кафедральном соборе он возвёл отца Амвросия в сан архимандрита, надел ему митру и мантию со скрижалями, к большому неудовольствию многих из соборных протоиереев. Как потом выяснилось, с патриархом это возведение не было согласовано – митрополит Антоний нередко так делал, когда считал нужным.

Уже 27 января 1966 года он наконец получил то назначение, которым так грезил: стал митрополитом Тульским и Белёвским. Впрочем, в Туле он послужил совсем недолго – уже 7 июля этого же года ушёл на покой. В ноябре 1968 года был назначен митрополитом Тамбовским и Мичуринским и служил в этом качестве до июня 1970 года. В восьмидесятилетнем возрасте митрополит ушёл на покой окончательно и жил в подмосковной Малаховке до своей кончины 21 ноября 1973 года.
Перед отъездом из Иванова он ещё раз сказал отцу Амвросию, что видит в нём будущего епископа, а чтобы им стать, архимандрит должен служить в Преображенском соборе – отсюда его и призовут на архиерейское служение.
И когда с ним уже у машины, которая должна была отвезти его в Тулу, прощались некоторые из тех, с кем в Иванове у него было наиболее доброе общение, митрополит, перед тем как захлопнуть дверцу машины, погрозил отцу Амвросию пальцем и сказал: «Не уходи из собора!» Это были последние сказанные ему слова митрополита Антония.