БАМОВЦЫ
Быль в стихах
Строителям Байкало-Амурской магистрали – мостоотрядовцам Александру Кравченко, Альберту Авакимову, Евгению Ставицкому, воину-железнодорожнику Владимиру Щербаню, водителю Николаю Ратникову и другим, кого знал и знаю лично, а также труженикам «БАМлага» и «Строительства-500»
ПОСВЯЩАЮ
Юрий ГОВЕРДОВСКИЙ
Отец и сын
Пробежала дрожь по губам.
Над буржуйкой склоняясь низко,
«Мой отец не достроил БАМ», –
Повторил бригадир Косицкий.
Над бытовкой столбом дымок,
Припадёт, если ветер дунет.
До костей мостовик промок
На дождливой сейчас Амгуни.
Нависает второй пролёт
Над бурливой рекой таёжной.
Так сердито вода поёт
И шуршит по камням тревожно,
Как тогда – сорок лет назад…
В память это вонзилось цепко.
Не отводит Косицкий взгляд.
Звенья лет БАМ стыкует крепко.
И под дробь, что рассыпал дождь,
Говорит, головой качая:
«Про сынов промахнулся вождь –
За отца и сын отвечает».
Сможет он, что не смог отец:
С ним же в связке незримой вместе
Горьких лет завершит венец
«Золотым звеном» на разъезде.
«Тёщин язык»
«На БАМе я в должности вырос, –
Довольный, рассказывал он. –
Сейчас подо мною “Магирус” –
Совсем не лошадка, а слон!..»
А прежде на ЗИЛе, КамАЗе
Колян по тайге колесил:
То гнал по накатанной трассе,
То грязь бездорожья месил.
По дебрям намотано сколько,
Подсчитывал Силин в уме…
И всё хорошо бы у Кольки,
Когда бы не счёты к зиме.
Нет хуже на свете «награды»,
Когда виноват без вины,
Когда ледяною преградой
Лежат на пути тягуны.
Нет худшей дороги на БАМе!
Невольно срывается крик,
Когда, вспоминая о маме,
Вползаешь на «тёщин язык».
Надёжны дорожные крепи,
Но наледью «тёщин» оброс.
Срываются крепкие цепи
С таких непослушных колёс!
КамАЗ с драгоценнейшим грузом
Ревёт, но напрасен порыв –
Как будто бы нехотя юзом
Сползает с прижима в обрыв!
И даже бульдозер бессилен –
Оборван спасительный трос…
И с ломиком мечется Силин,
Совсем позабыв про мороз.
Колодки вбивает под шины,
Разъял отработанно сцеп.
И тихо сползает машина,
И замер на месте прицеп.
На нём мостовые строенья,
Без них на объекте – хоть плачь!
Спасли!..
Только нет настроенья,
Когда потеряли тягач.
«Сейчас он, разбитый, в карьере.
Да-а, было тогда горячо…» –
Подводит итоги потерям
Колян, сокрушаясь ещё.
В «Магирус» влезая трёхосный,
Похлопал любовно:
«Горбач! –
И тихо: –
А если серьёзно,
Никак не забуду тягач…»
Золотые костыли
Теплом потянуло от печки,
Стрекочет «Ятрань» за стеной,
И чувствует Вовка-секретчик
Ненастную осень спиной.
Вёрст десять протопал он пешим,
Не выпил и чая стакан,
Как вновь за секретной депешей
Отправил его капитан.
Шагает Володя по шпалам:
Портфель, на плече автомат,
Промёрзший, промокший, усталый,
Сквозь зубы срывается мат.
Мечтал: отогреется в части
И в клубе посмотрит кино…
Но вдруг замечает несчастье –
Висит над провалом звено!
Портфель затыкает за пояс,
По шпалам отчаянно мчит
Туда, где невидимый поезд
Гудит… И Володька кричит!
На БАМе такое бывает –
В болото ушло полотно.
Как это опасно, он знает,
Он вызубрил это давно!
Безбожник, он молится Богу:
«О Боже, не выпусти зло!..»
Но вдруг запинается, ногу
Как будто огнём обожгло.
Что делать бедняге-солдату
И как отодвинуть беду?!
Он жмёт на курок автомата!
Визжат тормоза на ходу,
Над рельсами сыплются искры,
И слышен отчаянный свист,
И скорость снижается быстро,
И что-то кричит машинист!
Успели! Застыл от провала
Лишь в метре состав в аккурат.
Володя бормочет устало:
«Скорее, ребята, в санбат».
Он месяц лежал на растяжке,
Глазами изъел потолок!
Потом с костылями в упряжке
Больничный отматывал срок.
Закончились будни пустые,
Секретчика в штаб привели,
Обнял капитан:
«Золотые,
Володя, твои костыли!»
Новый Ургал
У срубов старого Ургала,
Где в забытьи тайга дремала,
Переживал охотник-дед:
– Видать, земли вам, хлопцы, мало,
Коль здесь сошёлся клином свет?!.
Дед по головке Витьку гладил –
Внучка, с которым очень ладил.
При этом жалостно вздыхал:
– Мне много ль надо – хлеб, полати,
А Витька миру не видал…
Дедок немало мыкал горя,
Но, сокровенным мыслям вторя,
Вслух горевал лишь об одном:
– Внучок увидеть хочет море.
Да где оно?! Тайга кругом!..
Меж пихт тянулся ввысь багульник,
Гудел Ургал, как будто улей,
В тревоге замерла тайга,
И, точно ожидая пули,
В кустах дрожала кабарга.
Совсем не радовало деда
В глухих местах безумство это:
Куда ни глянь – во все концы
Спеша летят, шагают, едут
И стройотряды, и бойцы!
Смотрел старик, как, сгорбив спины,
Сгружали хлопцы Украины
Походный груз, и через час,
Прибитая к стволу осины,
Табличка виделась – «Донбасс»…
Ну а потом был путь былинный –
Всё по хребтам, всё по трясинам,
На что таёжный край так щедр!
И робы, взмокшие на спинах,
И взятый с боем километр.
И жгучий снег, как из солонки,
И вахты гвалт ночной, бессонной,
И нескончаемые дни.
Так было всюду – на Алонке,
В Ургале и на Солони…
Ещё не лязгали вагоны,
И на солдатские погоны
Давила тяжесть грузных шпал!
Но перегон за перегоном
Боец исправно выдавал…
И вот он – БАМ!
За буквой каждой,
Наполненной свершений жаждой,
И боль, и счастье и беда…
Такое, ощутив однажды,
Не позабудешь никогда!
Бойцы сманили даже деда.
Шёл первый поезд – знак победы!
Стоял народ у полотна,
И дед, той славою задетый,
Кричал всем что-то из окна.
Он был в восторге (то бесспорно!),
Поскольку Витьку очень скоро,
Придя на бамовский вокзал,
Он повезёт через просторы
В тот мир, что внучек не видал.
Поклоны бил – спасибо, боги,
За то, что из родной берлоги
Теперь – куда желаешь путь
По рельсам бамовской дороги!
Товарищ, это не забудь!
На станции Солони
Азиатским красив орнаментом
Небольшой вокзал Солони.
Словно выткали руки мамины
Это чудо! Аллах храни!
Да и станция вся – красавица!
И доволен Хаким-таджик:
«Что, понравилось?
А понравится
Из медведя тебе шашлык?»
Хитровато он улыбается:
«Долго мишка людей пугал».
И хлопочет Хаким, старается.
Раскалённый шипит мангал.
На груди у него качается
На шпагате медвежий клык.
«Амулетом зуб называется», –
Объясняет, смеясь, таджик.
Верит в силу его целебную
И в могучий таёжный дух.
Подаёт мне краюху хлебную
С мякишем, как лебяжий пух!
«Ах, Хаким! Коль столы накрыты,
Расскажу, что не так давно
Я с Алонки привёз знаменитое –
Знаешь? – криковское вино.
Там отряд ребят из Молдавии.
Вам, таджикам, он шлёт поклон.
Так давайте ж выпьем за здравие,
Хоть на БАМе сухой закон!
И пускай шашлыков немало,
И не всё разрешит ислам,
Передал украинец сало
Из Ургала грешникам нам».
В изобилии хлеба, соли,
Крепких, искренних братских уз!
Был тот БАМ как большое застолье,
Как великий землян союз…
Последний бамовский герой
Когда, забыв, что царь и Бог
Всегда вели страну к победам,
Её возглавил демагог,
Пришёл черёд великим бедам.
Под звон речей сдавал он всё:
Афганистан, моря, Европу.
И до сих пор с трудом идём
По воле псевдофилантропа.
Да, подписал он тот указ,
И бамовцам вручили звёзды,
Но лично сам хотя бы раз
БАМ поддержал в делах серьёзных!
То время было – просто жесть,
Когда всё скверно, мир не красен.
Но хорошо, что люди есть
Такие, как, к примеру, Басин!
Когда возглавил Главбамстрой,
Страна под горочку катилась.
«Зачем нам БАМ?!»
Но наш герой
Не на живот за стройку бился!
Нет денег? Вводим хозрасчёт,
Своими делаем руками
Всё то, что нужно… Свой зачёт
Он с честью выдержал на БАМе!
Да, был и жёсток, и колюч,
Но он имел на это право,
И трассу сдал стране под ключ,
И заслужил достойно славу.
Журят писателя подчас
За высоту и пафос слога.
Но что рассудит лучше нас,
Чем не великая дорога?!
Имена
Когда от моря до Тайшета
Проедешь ты по трассе этой,
То окунёшься в глубь времён:
То далеко, то рядом где-то
Горит созвездие имён.
Разъезды, улицы, вокзалы…
И прочих мест ещё немало,
Где благодарная страна
Рукою твёрдою вписала
В свои скрижали имена.
Здесь выплывут из дали мглистой
Первопроходцы, декабристы,
Оставшись в памяти людской,
А потому и ныне близко, –
Бестужев, Кюхля, Невельской.
Здесь современные герои,
Кто БАМ умом, руками строил,
Совсем не рвясь на пьедестал.
Пример? Алиев – на Ангое
Назвали в честь него вокзал.
«Гвоздевский, Кузнецов, Аносов,
Милько…» – стучат, стучат колёса,
Впечатав в память по слогам
Имён созвездие – к вопросу:
Не ЧТО, а КТО такое БАМ?!
На Кузнецовском перевале
Как долго остывают глыбы скал!
Ты вновь меня согрел, мой перевал!
Мы снова встретились!
В распадке, у костра,
Тайга баюкает, как старшая сестра.
Лопочут говорливые ручьи,
Как будто вопрошают: «Чьи вы, чьи?..»
А чьи вы, чьи вы? Этот же вопрос
Звучал, когда под перестук колёс
Вагоны шли печальной чередой.
Везли – тех из дому, а тех –
уже домой.
Мелькали рек таёжных пояса,
Болота и дремучие леса.
Кружилось над распадком вороньё…
Вдруг понял я, что это всё – моё!
Здесь в летний зной
и в яростный мороз
Дал мой отец ответ на тот вопрос,
Когда
часов по пять – не больше – спал
И трассу пробивал на перевал,
Когда, вгрызаясь в твердь и лес валя,
Он знал, что Удоменская петля –
Дорога к морю, нужная стране,
Измученной до края на войне…
Здесь нынче закрывает неба синь
Крутым прижимом Сихотэ-Алинь,
Здесь, в скалах,
бьются близкие сердца
Тех, кто прошёл по трассе до конца,
Здесь обелиск венчает та звезда,
С какой прорвались к морю поезда!
1982–2019 гг.
Комсомольск-на-Амуре – Москва
Юрий Говердовский
Юрий Говердовский родился в 1950 году в городе Краснокамске Пермской области. С 1953 по 2000 год жил в Комсомольске-на-Амуре, первостроителем которого был его дедушка по матери. Работал инженером-конструктором, с 1977 года – в редакции городской газеты «Дальневосточный Комсомольск», где прошёл все ступени от корреспондента до редактора. Освещал строительство крупных объектов города и края, в том числе Восточного участка Байкало-Амурской магистрали, побывал в местах, где шло сооружение БАМа ещё в довоенные и военные годы, на строительстве объектов магистрали в 70-е и 80-е годы – в Ургале, Солони, Дуссе-Алине, Ясном, Удоми, Косграмбо и других. Именно в это время начала складываться быль в стихах «Бамовцы».
Член Союза писателей России. Стихи, рассказы, повести, очерки публиковались в журналах «Новый мир», «Дальний Восток», «Форум», «Родная Ладога», «Александръ», в литературных сборниках, книгах «Кроме ночи», «Экспедиция», «Полковой художник», «Личные обстоятельства», в газетах, звучали на радио и телевидении. Победитель, лауреат, дипломант всесоюзного, всероссийских, региональных творческих конкурсов, лауреат «Российского писателя» за 2022 год.