Роман КРУЧИНИН

Роман КРУЧИНИН

 

 

 

 

 

* * *

Не знаю, кстати ли, не кстати,
поэт ли, каменщик, маляр,
моё призвание – читатель,
Россия – библия моя.
Пляшу от печки – от пролога,
от печенегов к татарве…
Я между строк читаю много
и по губам, и по траве.
Читать! – письмо берестяное,
читать! – и «Слово о полку…»,
читать! – и в холоде, и в зное –
и чтить – хоть спящим на боку.
Но главы есть… – к земле приникни,
в росе ли весь, в слезах ли весь…
Ах, век двадцатый, – на полкниги! –
побед не счесть и жертв не счесть…
Но знамя есть, но будет знамя?
Порвёт ли на платочки знать?
Боюсь, что так и не узнаю,
вернее так – боюсь узнать…

* * *

Какая странная роса –
красна, но это не от крови…
(Глаза закрою – набросать
хоть пару строчек – и открою.)
И где я только не бывал –
и ворон там полынью болен,
и гор-то нет – и всё ж обвал,
а вот на этом русском поле…
Какая тишь, какая гладь!
Ромашка с васильком в обнимку…
(Не дай мне, Боже, удалять
душою сделанные снимки.)
О, из всего любовь лишь есть! –
к заре, росе, родному дому…
…Да был я здесь, всегда был здесь,
я просто видел по-другому.

* * *

Приласкай, берёзовая ветка,
бор сосновый, снова помани,
дни такие выпадают редко –
тихие да светлые, мои!..
Не бодаюсь с чёртиком рогатым,
с ангелом бодаться не по мне…
Стройным стал, как во дворе ребята,
пазуху оставив без камней.
Как за мной тропиночка пылится!
На какой версте меня сморит?..
Как сморит – прими же, мать-землица,
светлые да тихие, мои!..
Не собачусь ни с какою псиной
и с листвой осенней не листвюсь… –
просто лучик солнца с выси синей
притянул и намотал на ус.

* * *

Свети, моя тьмутаракань,
чтоб тьму смахнуть с названья,
чтоб светлячком стал таракан…
и беззапойным Ваня.
Свети, без имени ещё,
звезда лесов и речек,
размолвки прошлые не в счёт –
Ивана с Марьей встреча!..
Свети не зло Москве назло,
добром ли дюже манит?
Хочу, чтоб Ване повезло,
ну и, конечно, Марье.
Свети, да будет свет в ответ,
любовь да воркованье…
Вот Марья шлёт тебе привет,
ну и, конечно, Ваня.
Свети во славу всей Руси,
чтоб деточек немало,
и, кто б названье ни спросил,
в ответ:
– Иван да Марья.

* * *

Пусть говорят – хоть трезв, хоть пьян, –
народ наш долго не протянет
и, вероятно, средь землян –
чужие, инопланетяне.
Пусть нет дорог ни там, ни здесь,
свободы нет и ум оплёван.
Но есть любовь, прощенье есть,
сердца расписаны Рублёвым.

* * *

Пусть двери нынче крепче веры,
а быт – любуйся, не бурчи,
но никогда не зачерствеет
тоска по хлебу из печи.
Дай, Боже, в миг, когда в сторонку
вся жизнь, на план передний смерть,
открыть в последний раз заслонку,
о сажу душу потереть…

* * *

Есть Хлебный Спас, Медовый Спас
и Яблочный, конечно,
но уверяю каждый раз,
что есть ещё и Снежный.
Я жду в тенетах слов и нот,
когда сквозь мрак суровый
на солнце Родина блеснёт –
храм Спаса-на-сугробах!..

* * *

О, полки-полки, книжки-книжки,
а сколько строк ведут во тьму,
а дух, а дух всё ниже, ниже!..
Но томик Пушкина возьму.
Какая вьюга там, за дверью,
а между вьюг – в дыму, чаду…
Но если я в Россию верю,
ещё и Тютчева прочту.
Не то чтоб вдруг эпоха лета,
не то чтоб высью мир храним,
но я к двоим прибавлю Фета,
потом Есенина к троим.
Потом – Рубцов, Рачков и Юшин,
всё шире круг добра, не уже,
прочтённых, может быть, не хуже
моя наивная тетрадь.
Открыл и дописал: «…отвьюжит,
и да пребудет благодать!..»

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.