Заменила тишина стрельбище вселенское
Игорь Ерофеев (Черняховск)
ЛЕЙТЕНАНТ КРУГЛОВ
Натекло в окоп воды, на ногах – пуд глины.
От пяти взводов осталось меньше половины.
Магазин и две гранаты дали для атаки.
– Немец что-то замолчал…
– Жрут поди, собаки…
Впереди часовенка без стены, нагая.
Метров триста до неё – мама дорогая!..
– Ничего, братва, пробьёмся!
– Ясно, лейтенант…
(Месяц, как дерёмся вместе, а храбрец,
талант!)
Дождь опять пошёл некстати – сильный-то
какой!
– Ну, ребята, поднялись! Не робеть! За мной!
Дождь полил как из ведра – ничего
не видно…
А часовню мы отбили – то-то не обидно.
«Слава Господи, живой, руки лишь дрожат…»
Шесть бойцов и лейтенант по холму лежат…
– Окопаться с интервалом метров
через пять… –
И добавил старшина: – А ребят – собрать…
Схоронили в глинозём прямо за оградой.
Под одной для всех звездой положили рядом.
Наслюнявив карандаш, крупно написали:
«Семь гвардейцев здесь геройски за деревню
пали:
Рядовые Нечитайло, Черышев, Седов,
Губаридзе, Ковш, Галямов, лейтенант Круглов.
Сорок третий год. Ноябрь, третьего числа».
Только надпись от дождя сразу потекла.
– Нам теперь держаться надо: наши здесь
лежат.
Фриц повыдохся совсем и к реке прижат.
…Натекло в окоп воды, на ногах – пуд глины.
Без стены стоит часовня в центре Украины.
Мы ушли – они остались в мире вечных снов:
Шестеро бойцов пехоты, лейтенант Круглов.
ПИСЬМО
Здравствуй, мамка! Здравствуй, Катя!
Всё нормально – я в санбате.
Здесь уже с восьмого дня, как ударило меня:
Прям на именины взвод попал на мины…
Спеленали счас меня, как стреножного коня –
Ни вздохнуть, ни… знаешь что…
Только руку вот почто лекари отняли?
Был я без сознания – вот и подгадали,
Откромсали до плеча… Как такой теперича?
Ни косу не взять, ни вилы – как в хозяйстве-то
вполсилы?
Правда, в остальном – живой. Скоро, говорят,
домой…
Знамо дело, не солдат – не поднять и автомат.
А намедни передали, что представили к
медали…
А Петро, второй мой номер, от потери крови
помер;
Жизнь – она ж такая штука: ей молитва –
не наука.
Всё хранил с собой иконку, перекрестится
в сторонку:
«Боженька меня хранит!..» И вот на тебе –
убит…
А моей не говорите – что-нибудь с письма
наврите:
Ну её, Тамарку, к ляду… Может, справят мне
протез –
За баранку сяду.
…Я-то что? Другие вон – на культяпках в хату.
Поломала жизнь война русскому солдату…
Вы там шибко не горюйте – я в здоровой
форме,
И кормёжка неплохая: хлеб и сахар в норме.
Самодейтельности вот наезжают часто…
Наши в Пруссии уже – скоро немцу баста!..
Марк Бернес здесь выступал – аж слезу
пробило:
Вроде бы всего лишь песня – а какая сила!..
Батя жив: письмо пришло где-то из-под
Минска.
Переводят их рембат в Первый Украинский…
Интересно, есть ли наши, кто вернулся
с фронта?
Это правда, что погиб Ванька Ферапонтов?
Как терпели под фашистом вы такое время?
Фриц же пол-Полесья, гад, сжёг к ядрене фене…
Счас пишу, а сам не знаю, помер кто, живой?
Возвернусь, а вместо дома – только печь
с трубой?..
Наш район уже давно вышел с оккупации…
Как же я хочу прижаться к нашенской акации
Да сходить на Веркин дол – полежать в траве…
Здесь с тоски дрянные мысли только в голове…
Что-то я совсем раскис… Почерк-то не мой –
Хорошо, сестричка Валя пишет всем домой…
Крепко всех люблю, целую. Ждите под апрель:
Привезу галет, тушёнку и отрез – фланель.
Век, что ль, убиваться мне, что рука была?
Главное – страна б стояла, ты бы, мать, жила.
И Победа бы скорей, Гитлеру б – хана…
Да чтоб внуки не забыли, что была когда-то
в мире
Страшная война.
* * *
Заменила тишина стрельбище вселенское,
И с Рейхстага передан красный флаг в музей.
Потянулись по домам псковские, смоленские,
Сохранятся карточки фронтовых друзей.
А солдаты в комнатах ходят – пригибаются:
Им всё окопы кажутся на передовой…
Не успел отец пригнуться в том бою под Прагою –
Миномётчик третьей роты, в званье «рядовой».
С пацанами бегал я к поездам на станцию –
Может, батя возвратится и откроет дверь:
«Вот он я, сынок, живой! Ни одной царапины!
Ну а то, что был убит… этому не верь!»
А война закончилась вечною победою,
И от пороха очистил небеса салют.
И мужьям вернувшимся стелют бабы новое,
За безвестных молятся, за погибших пьют.
