Сивашский рубеж

Рассказ

– Гриша, девчонки целовать не дадут! Оттирай лицо скорее! – посоветовал пожилой стрелок, помогая подняться парню.
– Николаич, так я им не скажу, что соль разъела. Таких сказок в уши надую!
– Хитрец выискался! Женщин не проведёшь, – он подтолкнул Гришу, – давай, шевелись! Глаза боятся, руки делают!
– Ноги делают! – поправил Гриша, еле перемещаясь в вязком серо-зелёном месиве, и протяжно вздохнул: – Ступни совсем окоченели, язвы на коже появились. Обсушиться негде. О костре и помышлять нельзя, фрицы сразу обнаружат. Так скоро в ранах и кости видно будет.
– Не ной! Вон ребята катят артиллерию, миномёты и ящики со снарядами на горбу тащат и то молчат.
Гриша бросил беглый взгляд на солдат, которые волочили на связанных телеграфных столбах средства связи: рации, катушки проводов.
– А чё под миномёты плоты не сколотили или из столбов салазки не собрали?
– Не шибко ты умный! Времени-то в обрез. Лодки все под орудия и боеприпасы загнали. Как мост ставить будут, чтоб танки перебросить, так и лес ближайший в ход пойдёт, и избы разберут. Там уж наши с сельчанами трудятся. А мы с тобой на крымскую землю наскоро перебраться должны, плацдарм у немца оттяпан ночью малыми силами. Гитлеровцы думали, что Сиваш нам не по зубам. Только румын тут выставили. Но сейчас-то гитлеровцы уже в курсе, что русский солдат пришёл, откуда не ждали. Слышал же, как громыхало. При первых же выстрелах наши несколько огневых точек накрыли, – Николаич прокашлялся, – теснить врага наша задача, не до провизии нам сейчас даже. Воду только тянуть приходится. Разведчики предупредили, что в колодцах и на сотне метров горько-солоно ещё. А еду уж после полудня понесут. Носильщикам хо́док ещё порядком предстоит.
Гриша присвистнул.
– Ветер сильнее задул, вода прибывает. Может, легче плоты тащить будет…
– Ага, по пояс в ледяной воде. Так себе облегченье. – Николаич на миг призадумался и изрёк: – Так, мы где-то около километра по грязи прохлюпали. Теперь дважды по столько же осталось. Хех, из-за прилива дольше плескаться получится.
– А потом опять открытый ил и крутой подъём по изрезанным берегам, – закончил за него Гриша, цитируя слова сержанта. – А как ваш радикулит?
– О чём ты, парень? Тут и про воспаление лёгких многие забыли. Ты лучше думай о том, как немца выбивать будем и в мёрзлую землю вгрызаться. Враг, пожалуй, уж резервы подтянул.
– Изготовиться к бою – дело привычное, – с бравадой заявил Гриша и деловито добавил: – а вот землянку вырыть сразу не удастся. Поначалу в лисьих норах спасаться от холода будем.
– Ишь ты! А лет тебе сколько, напомни-ка, воин?
– Восемнадцать.
Лицо Николаича озарилось, он тише обычного ласково произнёс:
– Лидочке, доне моей, сегодня восемнадцать годков стукнуло. У неё волос длинный, белый, как ковыль, а глаза светлые, как незабудки.
– А знаете что? Ваша Лида как раз мне в невесты подойдёт. Засватаю, как с победой вернёмся.
Ответ Николаича потонул в шквальном грохоте орудий. Немцы атаковали переправу из артиллерии всех калибров. Пригнувшись, почти ползком в густой жиже под свинцовым дождём бойцы Красной армии выбирались на берег и сразу же вступали в бой.
Гриша вкатился в небольшой окоп. Николаич забрался следом.
– Цел, батя?
– Живой. Сам как?
– Осколком плечо зацепило.
– Сейчас перетянем.
Позади них послышался слабый голос:
– Вас если высушить, что статуи станете. Прямо как заготовки скульптур выглядите.
Николаич замотал головой так, что мутные брызги и комья грязи полетели в разные стороны.
– Василий, земеля, ты, что ли?
– А кто ж ещё?
Перевязывая Гришу, Николаич спросил:
– Чего затихарился тут, ваятель?
– Патроны закончились. Зато одной рукой окопался как? Любо посмотреть!
Закончив с перевязкой, Николаич полез по карманам.
– За окоп спасибо тебе. С патронами подсоблю. Но попервах покажи, что там у тебя с рукой, подлатаю как смогу. – Он обернулся к Грише, а того и след простыл. – Тьфу, удрал жених!
Василий усмехнулся:
– Для дони выгодную партию подыскал?
– Вроде того. Из мальчишки знатный сапёр вышел, быстро учится, – Он философским тоном подметил: – На войне всё быстрее… – Иживо сказал: – Видать, ринулся к своим пехоту помогать защищать.
– М-да, передний край укрепить минами надо и проволочное ограждение выставить бы. Но это лучше по темноте.
– До ночи ждать нельзя… – Николаич перекрестился. – Давай сюды свою руку.
Забинтовав обожжённую кисть земляка, Николаич устроился за пулемётом. Опустошив весь запас патронов, он уселся рядом с Василием. И вдруг засмеялся.
Василий прищурился.
– Что надумал?
– Непрерывно гитлеровцы поливают – и не высунуться, патроны не раздобыть. Вперёд как двинуться? – Он сделал паузу. – Сейчас только вглубь – и это тоже вперёд.
– Чего? А-а-а! Мою идею покрал! – рассмеялся Василий.
А Николаич закивал:
– Командир говорит, что основательно укреплённая оборона – это не избыточно потраченные физические усилия. Это есть спасение для наших бойцов и успех при отражении противника. Пусть себе немцы стреляют, а мы будем копать, – он игриво подмигнул, – заодно согреемся.
– Твоя правда. Окопы тут знатные потребуются. Сказывали, что вермахт своим приказал обороняться до последнего солдата. Чуют погибель фрицы, чуют.
Николаич схватился за лопатку:
– Так приблизим же нашу победу!
– А запевай нашу любимую!
И земляки под громовые раскаты орудий, лирично распевая знаменитую «Катюшу», принялись рыть с особым усердием, создавая добротный задел для будущих боёв.

Это были первые часы боя, первые часы подготовки для нанесения главного удара всей Крымской операции. Русским воинам предстояло выстоять пять с половиной месяцев, с 1 ноября 1943 по 8 апреля 1944 года. Тогда бойцы ещё не знали, что за прорыв обороны противника на Гнилом море приказом Верховного главнокомандующего нескольким дивизиям присвоят почётное наименование «Сивашская».