Виновата война

История моей мамы

Светлана КИРЕЙЧИК (ДОМАРКОВА)

Ветеран педагогического труда, г. Барановичи Брестской области, Республика Беларусь

– Кому обязана жизнью я?..
– Конечно, матери с отцом.

Восточная Беларусь. В деревне Малые Шарипы Горецкого района Могилёвской области в 1916 году родилась моя мама, Анна Титовна Мешкова. Исконно русская фамилия, так как предки её жили на Смоленщине. Трудные годы были: и холод, и голод, и разруха. Это было время, когда хлеба краюха была счастьем.
В конце 30‑х годов мой дедушка Тит со своим старшим сыном Елисеем поехал на заработки на Украину. Он не знал, что в это время и там был голодомор. В 1939 году он вернулся оттуда больным и голодным и в том же году умер, оставив жену, сына и пятерых дочерей.
У сына и дочерей было большое желание получить образование. Как этого добиться? Страшная бедность. Жизнь была невмоготу. Сколько страданий, горя и слёз в своей жизни пережила бабушка Пелагея… Пришло такое время, когда болезнь непрошено вкатилась в хату. Болезнь всех уложила в постель, а трёхлетняя Надька просит есть. Ей говорят: «Паставь услончык и вазьми у чыгунке на прыпячку батвы бурака» . Она ручонкой худенькой тащила в ротик ботву с лебедой. Не выдерживало сердце, в груди болело у бабушки, когда глядела она на маленькую Надьку, на её голубые впалые глазёнки. Сильная болезнь и голод, не выживет дитя… Взяла она её на руки и отнесла на станцию Зубри за 12 километров. И посадила на лавочку. Девочка рыдала: «Мама, забери Надьку…»
Надьку забрал милиционер, в дальнейшем её определили в приют. Бабушка думала: когда наступят лучшие времена, заберёт Надьку. Но наступили ещё страшнее времена – началась вой­на. Она принесла с собой смерть, кровь, разруху, беду, горе, слёзы жён и матерей. Вой­на оставила рубцы в сердцах наших людей. Старший Елисей пошёл в военкомат. А Надьку из детского дома эвакуировали на Украину, в станицу Знаменское.
Моя мама ещё до вой­ны окончила семь классов. Она ходила в школу в районном центре Горки Могилёвской области. Надеть и обуть было нечего. На ноги обувала лапти. Не могу представить, что было такое время. Там же, в Горках, она познакомилась с моим отцом, Артёмом Минаевичем Домарковым, который учился в Горецкой сельхозакадемии. Одновременно он занимался в аэроклубе, совершал прыжки с парашютом. Они полюбили друг друга.
На обратной стороне фотографии надпись: «У знак сумеснай вучобы у Горках. 1935 г.». Глядя на фото и эту надпись, задумываешься: неужели эта красивая парочка могла разлучиться на всю жизнь? Конечно, это судьба, вой­на разлучала многих. С первого дня вой­ны – Горецкий военкомат, место службы – 365‑я ОАЭ штаба связи Карельского фронта. Читаю в документе: «Совершил 36 боевых вылетов по связи и на разведку с налётом 49 час. 30 мин., из них ночью 17 час. 45 мин.».
Артём Минаевич Домарков добросовестно нёс службу. Имел благодарности от командира части. Награждён медалью «За оборону Ленинграда». Должность – штурман звена, 365‑я авиационная эскадрилья связи штаба Карельского фронта, участник вой­ны с 22 июня 1941 года. За отличное выполнение боевых заданий на фронте в борьбе с немецкими захватчиками и отличное несение оперативной работы в части удостоен ордена Отечественной вой­ны II степени 11 августа 1944 года, а 14 декабря 1944-го – ордена Красной Звезды (фронтовой приказ № 76 от 14.12.1944).
Каким образом примерно в 20‑х числах января 1945 года произошла встреча Артёма и Анны, точно не знаю, но 27 октября 1945 года в Западной Белоруссии, в деревне Шашки Ганцевичского района Брестской области, куда мама приехала работать учительницей начальных классов, родилась я. При себе мама имела бедный чемоданчик, на дне которого лежала кипа писем от любимого Артёма. Было известие на запрос мамы, что он пропал без вести. Это была злая весть. И хоть осознавала, что любимого унесла вой­на, поскольку он в списках без вести пропавших, всё же долгие годы горевала, ждала, надеялась. Встречая почтальона, с надеждой ждала доброй весточки…
Шли годы, многие спрашивали, где мой отец. Всем отвечала, что мой отец воевал и пропал без вести. У кого‑то закрадывалось сомнение, кто‑то злословил и рад был укусить, мол, где твой отец, в какой он роли? Было обидно, кусала до боли губы. Я подрастала. Когда мне было лет пять, спросила маму: «Где мой отец?» И в ответ услышала: «Погиб на вой­не».
А на самом деле случилось так, что отец чудом уцелел. Он ещё воевал в 1945 году в Японии. Его самолёт был сбит, и Артём Домарков попал в госпиталь. Позже, в мирное время (по его рассказам), искал маму и меня. Сразу после вой­ны в белорусских лесах оставались те, кто были на стороне немцев. Он ехал на грузовой машине, их обстреляли, и машина повернула назад.
Прошли годы… В послевоенное тяжёлое время, когда мне исполнилось пять лет, мама вышла замуж за местного крестьянина Брони­слава. Пошли совместные дети, один за другим: Валя, Толя, Наташа. Письма от моего отца мама хранила под потолком, а отчим их обнаружил и бросил в печку. Я успела узнать, что это были драгоценные для мамы письма. Только позже я поняла, что жизнь идёт по жестоким правилам. Мать потеряла то, что напоминало ей о любви. Важные слова сказаны в песне: «Жить без любви, быть может, просто, но как на свете без любви прожить?» Конечно, ни к чему кого‑то винить, да она и не винила, думая и произнося: «Виновата вой­на».
Мы снимали уголок в крестьянской бедной семье. Бабушкой я звала чужую женщину, с которой мы сроднились. Я её и мамой называла. Однажды она мне сказала: «Этот муж твоей матери не родной отец твой, а отчим». И я решила, что он никогда не будет мне родным. Изменила своё мнение об отчиме лишь тогда, когда увидела, что он относится к моим детям очень хорошо. А тогда я, пятилетняя, выглядывала из-за печи и смотрела, как отчим баюкал своих деток.
В 1962 году я поступила в Пинское педагогическое училище. Сбылись мои мечты и надежды.
Никогда не могла поверить, что встречу своего отца. На собеседовании с директором педучилища узнала, что мой отец ещё совсем недавно был директором Пинского зоотехникума. Но перед моим поступлением его перевели под Минск, в Марьиногорский сельхозтехникум, преподавателем. Узнав об этом, летом я со своей подругой Аней Шевчик поехала в Минск, из Минска – электричкой до станции Пуховичи, где неподалёку находился этот техникум. Мама мне в дорогу дала сохранившиеся фотографии, на которых отец – студент Горецкой академии, а мама ещё школьница. Я мечтала об этой встрече, а ещё больше переживала, волновалась. Это было очень тяжело: мама смахнула слезу, пожелала мне сил, на прощание обняла и с болью в сердце сказала: «С Богом!»
На стадионе техникума я встретилась с отцом. Аня первая подошла к нему и сказала: «Я приехала с вашей дочерью Светланой». Он опустил глаза и сказал студентам: «У меня сегодня праздник, счастливый незабываемый день, всем ставлю зачёт!» А я ждала издали, на сердце были и боль, и тревога. Ещё одна моя мечта сбывалась – посмотреть в глаза своему родному отцу. Что я увижу в них? Найду ли я в них причину всех его поступков? Как он встретит меня? Как мне его не хватало! Была, конечно, и боль в моём сердце. Не находилось слов ни для обиды, ни для упрёка. Могла упрекнуть, что он меня бросил, что дал мне такую нелёгкую судьбу. На сердце была ссадина, на душе – печаль. Но что поделать, такова жизнь. Было всякое, всё уходит вдаль.
Встреча прошла сухо, без поцелуя, только тоска в глазах и грусть у обоих. Хорошо, что произошло это в юности. Именно юность как бы унесла тоску и грусть и дала вдохновению силы. Выпили по бокалу шампанского, появились, конечно, слёзы, это были слёзы и грусти, и счастья в глазах моего отца. Не знаю, что он чувствовал, но, заплакав, смахнув слезу, прошептал: «Я очень любил твою маму…» На прощанье ещё прошептал: «Прости». Остановился и, вздохнув, сказал: «Укрой тебя Господь от всех бед и несчастий». В этот миг мне захотелось прильнуть губами к нему, приласкать его, но вместо этого только были слёзы, слёзы…
Больше встреч не было, была только переписка. А потом всё призабылось, жизнь потекла своим чередом…
Жизнь – это любовь к детям, забота о муже, ласка к маленьким внучатам, это всё радость. По-прежнему глаза влажны, но они излучают радость. Душе хочется, чтобы веселье, песни радости звучали чаще, чтоб дом нам был полной чашей, чтобы жить и не замечать, сколько тебе лет.