Гусары флота

Александр ЗАЙЦЕВ

Пролог

Как дети Божие, а по Православию – как раб Божий с ожиданием таинственного благополучия рождающей его матери, переживающей неведомые второй половине человечества значительные физические страдания.
Вот как-то так и появился на свет в 1948 году малыш-крепыш, которого бабка-повитуха Катерина, ещё оглушающе орущего, уложив в чистую тряпицу, взвесила безменом.
Результат даже её поразил: без малого одиннадцать фунтов, прежние её младенцы весили восемь, максимум девять фунтов, а этот почти одиннадцать!
Чудеса, но не в решете, а в деревенском домике, притулившемся к проулку, ведущему к излучине правого берега широко известной полноводной реки Дон, в глубокой древности именовавшейся Танаисом.
Прошёл месяц, второй. Отец Сергей и мать Клавдия подготовились к крещению сына. Председатель колхоза «Тихий Дон» Филипп Снегирёв выделил отцу лошадь. Он запряг её в телегу, постелил соломки и подогнал к дому.
В транспортном средстве разместились мать с ребёнком, будущие крёстные, впереди справа с вожжами в руках – отец.
По просёлочным дорогам направились в центр – город Лебедянь. Расстояние в пятнадцать километров преодолели часа за полтора. В пригород въехали с западной стороны.
Православных храмов в городе шесть, но работал только один – Преображения Господня, что на правом берегу высохшей речки Лебедянки, у крутого склона прибрежной Тяпкиной горы.
В советское время храм был на некоторое время закрыт, но уже после Великой Отечественной войны (1941–1945 гг.) несколько десятилетий оставался единственным действующим храмом в Лебедянском районе. Здесь отпевали покойников и тайно крестили детей и взрослых. На праздники к нему съезжались верующие из всех окрестных сёл и деревень.
В храме всё готово к крещению ребёнка. Здесь же отец, мать, будущие крёстный отец, крёстная мать. Ребёнок, завёрнутый в пелёнки, находился на руках матери.
– Мать, разворачивай своё чадо, – сказал священник.
Мать передала пелёнки будущей крёстной матери, а ребёнка – священнику.

Штурвал у моряков ассоциирует- ся с уверенностью и надеждой, а якорь – с верой и тоже с наде- ждой. Штурвал за сотни лет прак- тически не претерпел изменений, а якорей десятки модификаций.

Священник:
– Во имя Отца, Сына и Святого Духа… – Отец Владимир осторожно опускает двухмесячного малыша в купель. – И ныне, и присно, и во веки веков…
Приподнял над водой младенца, продолжая читать молитву, снова окунул, затем ещё раз.
Ребёнок молчал, удивлённо моргая глазками. Передавая малыша крёстной матери, отец Владимир погладил его по головке.
– Моряком будет. Берегите его, родители.
Мать и крёстная вытерли мальца полотенцами, запеленали, укутали в ватное сине-красное одеяло.

Почему запомнился цвет?
Очень просто: когда ребёнок начал спать самостоятельно в деревянной кроватке, изготовленной отцом, то всегда просил мать подать то маленькое цветное одеяльце. Прижимал его к груди, со счастливой улыбкой спокойно засыпал. И так на протяжении десяти лет.

Все направились к выходу из храма.
– Терпеливый Сашка, весь в меня, – сказал отец.
– Гаврилыч, а в кого же ему быть? Наша порода – алексеевская, – ответил крёстный.
Возвращение домой той же дорогой и на той же телеге.
Дом в три окна, крытый соломой. В красном углу под иконами накрыт стол. За столом шесть человек. Под «коньячок» «три свеколки» взрослые обмывают крестины послевоенного сына.
Справа, метрах в тридцати, находилось здание сельского клуба. В настоящее время от бывшего клуба остался метровый холм мусора, заросший диким кустарником.


Закончился кинофильм. Зрители вышли на улицу. Среди них молодой парень в морской форме. Александр подошёл к нему.
– Здравствуйте, Алексей.
– Здравствуй, Саня, – ответил Алексей.
– Почему ты в морской форме? – спросил Александр.
– Учусь на судового электрика в мореходной школе.
– Скажи мне адрес.
– Кронштадт, улица Зосимова, 3.
– Напишу туда запрос, чтобы выслали правила приёма.
– Попробуй, может, что и получится.
– Спасибо, – поблагодарил Александр.
Правила приёма он получил недели через три.
Прежде чем оформлять документы, побеседовал с соседом, Николаем Сергеевичем Зайцевым.
– Дядь Коль, на какую профессию заявление писать: на матроса 1-го или 2-го класса?
– Вот этого я не знаю, – ответил Николай Сергеевич.
– Но ты же служил на Дальнем Востоке, а там Тихий океан рядом, – не унимался Александр.
– Да, я служил в Советской Гавани. В бухте Сигнальной оборудовали базу для подводных лодок.
– Ну вот, для моряков же.
– С флотом мы были связаны только косвенно, но если рассуждать о шофёрах, то у них первый класс выше, чем второй. Пиши на первый класс.
Впоследствии Александр очень хорошо усвоил, что для второго класса – наготове швабра и кисть, а для первого – штурвал и сигнальный прожектор.
В начале лета Александр отправил документы в Кронштадт, но вместо вызова получил разъяснение о необходимости письменного согласия родителей, так как был несовершеннолетним.
Тогда он решился на подлог. Потренировался, подделал почерк отца и подготовил справку.
Пришёл в Куликовский сельский совет, в кабинет председателя, и протянул ему листок.
Именно этот человек, сам того не подозревая, проложил простому деревенскому пареньку истинные курсы к одиннадцати морям и двум океанам.
– Кто писал? – спросил тот.
Александр сконфуженно:
– Я-а-а…
Пронзив юношу взглядом, председатель достал печать, бухнул по листочку и поставил подпись.
– Уважаю твоих родителей, поэтому прощаю обман. Разберусь впоследствии. Желаю успехов.
Видимо, с этого момента и пролегла незримая граница между земными благами и ещё ой какой далёкой романтикой океанских просторов.

Железнодорожная станция Рождество.
Август 1965 г.

Заветный вызов в Кронштадт пришёл через пару недель.
Перед посадкой в вагон поезда Елец – Москва раздался голос отца:
– Неужели мы бы с матерью не дали тебе согласия? Зачем же ты так, а?
Впоследствии сын извинился, и далеко не один раз.
Поезд идёт в Москву. Александр в общем вагоне на третьей, багажной полке.
И вот Ленинград. Перрон Московского вокзала. Мимо проходит морской офицер.
Александр обратился к нему:
– Подскажите, как добраться до Кронштадта?
– Зачем это вам? – спросил офицер.
– На учёбу в мореходную школу.
– Какими документами располагаете?
– Вот вызов, пропуск в Кронштадт, свидетельство о рождении.
– Я служил в Кронштадте. Идёмте, – ответил офицер.

Одна из гаваней Кронштадта. 1965 г.
Гостиный двор Кронштадта

Ленинградский Морской вокзал. Приобретение билета. Посадка на белоснежную «Комету» (судно на подводных крыльях). Движение по акватории Невской губы с высокой скоростью. Ленинградская пристань Кронштадта.
Александр предъявляет пропуск вахтенному матросу. Спрашивает у ближайшего пассажира дорогу и пешком направляется в сторону мореходной школы.
Контрольно-пропускной пункт учебного заведения. Дежурный офицер проверяет документы и приказывает дневальному:
– Проводите абитуриента в первый кубрик жилого помещения.
– Есть проводить в первый кубрик, – отвечает дневальный.
Так Александр оказался на бетонном плацу 42-й мореходной школы рядового плавсостава ВМФ. Вошли в кубрик. Там около двух десятков ребят. Кубрик – длинный тоннель со сводчатым потолком и огромным окном в конце.
– О! Новенького привели, – воскликнул какой-то долговязый парень. Он подскочил к Александру и коротким замахом сбил с головы фуражку. – В помещение следует входить с непокрытой головой. Понял ты, деревенщина?
Александр не успел уклониться от выпада.
– Это тебе за деревенщину! – Он сильно толкнул незнакомца обеими руками в грудь. Парень повалился между двумя рядами двухъярусных металлических коек.
– Ты чего такой борзый? Сейчас проучу!
– Попробуй! – ответил Александр.
– Да хватит вам, – сказал дневальный. – Помиритесь. Укажите новичку его койку и тумбочку.
Приём в мореходную школу без вступительных экзаменов. Мандатная комиссия заседала на втором этаже, в актовом зале мореходной школы. Подошла очередь Александра.
– Товарищ Зайцев, почему вы решили идти учиться на матроса первого класса? – спросил его капитан 1-го ранга. – Оценки у вас в аттестате хорошие. Может быть, подадите заявление на моториста?
– Нет, – ответил Зайцев.
– Почему?
– Хочу быть капитаном.
Члены комиссии не смогли скрыть улыбок.
– Моторист впоследствии может выучиться на механика, а эта специальность всегда ­востребована и в море, и на земле, – настаивал капитан 1-го ранга.
– Я твёрдо решил учиться на матроса, – сказал Александр.
– А знаете, юноша, сколько надо вложить ума, времени, духовных и физических сил, чтобы стать капитаном морского судна? – обратился к нему один из членов комиссии.
– Нет, не знаю, но хочу выучиться на матроса.
– Хорошо, пусть будет по-вашему. Желаю успехов, – выразил общее мнение капитан 1-го ранга.
К 1 сентября будущие курсанты были пострижены наголо, помыты в гарнизонной бане, переодеты в новенькую синюю флотскую рабочую форму. Получили бескозырки с кокардами, но без ленточек с якорями. Ленточки курсанты получат через месяц, перед принятием торжественного клятвенного обязательства для работы в соответствующей сфере Вооружённых сил Советского Союза. Каждый курсант скрепил соответствующий документ своей личной подписью.
До настоящего времени сохранился ряд казарм и Северный вал крепости вдоль улицы Восстания до Кронштадтских ворот.
На улице Зосимова можно увидеть старые земляные валы, рвы и стены.
На верхнем снимке (а) к артиллерийской башне слева примыкает здание казармы. Это, собственно, и являлось зданием мореходной школы.
На нижнем снимке (б) – казематы с толщиной стен до двух метров.
В казематах располагались кубрики для курсантов. В каждом кубрике до 60 спальных мест.

Мореходная школа готовила для вспомогательного флота моряков следующих специальностей
-матросы, т. е. рулевые-сигнальщики;
-мотористы;
-радисты;
-электрорадионавигаторы;
-котельные машинисты;
-судовые электрики.

В остальных казематах располагалась учебная база:
-такелажная мастерская;
-столярная мастерская;
-отсек двигателей внутреннего сгорания;
-отсек паровых машин;
-паросиловой отсек;
-склады материально-технических запасов.

В здании самой школы были оборудованы учебные кабинеты с необходимым оснащением для каждой специальности.
Столовая тоже располагалась в одном из казематов. Столы примыкали к полукруглым стенам. За каждым столом по десять курсантов.
Передвижение курсантов только строем. Сформированные группы с назначенными командирами приступали к занятиям.
Зайцеву было интересно буквально всё. И строевые занятия, и морская практика на 20-вёсельном баркасе, где Александр был правым загребным. И такелажное дело, которое вёл бывший боцман с линкора «Марат», которому в 1944 году вернули прежнее название «Петропавловск».
Преподаватель признавал только две оценки: 5 и 2, мотивируя своё решение следующим объяснением:
– Узлы вырабатывались веками. К нам они пришли в идеальном виде. Моя задача – научить вас вязать их не задумываясь, но перед этим следует подумать: а правильно ли выбран данный узел для конкретной операции? Ну а навыки будете приобретать с опытом работы.

Краснознамённый артиллерийский крейсер «Киров» ошвартован к причалу Усть-Рогатки города-крепости Кронштадт. 1965 г.

Морских узлов более трёхсот. Мы изучили около пятидесяти.
На современном флоте моряки практически используют не более десятка. Остальные сорок – для вашего развития.
Кто захочет изучить такелажное дело более глубоко – обращайтесь ко мне во время самоподготовки по вторникам и пятницам с пятнадцати до семнадцати часов, но сначала получите разрешение от начальника отделения.
Интересно было и сигнальное дело, когда курсанты вслед за миганием красной лампочки пытались украдкой на листочках записывать точки, тире азбуки Морзе.

Линейный корабль «Марат»

Преподаватель покрикивал:
– Не записывать! Отложить. В сторону бумагу, карандаши и ручки. Так вы никогда не научитесь быстро читать световой семафор.
Нравилось военно-морское дело, которое преподавал офицер К. М. Лавровский, по внешности напоминавший актёра Евгения Урбанского, сыгравшего в кинофильмах «Чистое небо», «Коммунист» главные роли.
Запомнились экскурсии по Кронштадту, на морской завод, на крейсер «Киров», ледокол «Волынец», трофейный финский броненосец береговой обороны «Вяйнемяйнен», плавбазу «Юрий Долгорукий», самые большие в мире четырёхмачтовые парусные барки «Седов» и «Крузенштерн».
Запомнилась фраза преподавателя К. М. Лавровского: Крупнокалиберные орудия кораблей и фортов остановили в начале сентября 1941 года продвижение вермахта на Ленинград.
Никогда не забыть торжественные прохождения строевым шагом под бессмертный марш Василия Ивановича Агапкина «Прощание славянки»:
Этот марш не смолкал
На перронах,
Как гроза, застилал
Горизонт,
А потом его в дымных вагонах
Поезда увозили
На фронт.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.