КАРАГАНДИНЦЫ И СТАРПЁРЫ: СМЕРДЯКОВЩИНА НА ЭСТРАДЕ

Как-то выдался пустой вечер, болела голова, нездоровилось. Устроилась перед телевизором. Стала смотреть музыкальную передачу «Старпёр», где собрали певичек и, с позволения сказать, певцов, которые когда-то взмыли на перестроечной волне, испробовали славы, а потом отправились… в Караганду. Сразу оговорюсь, я ничего не имею против города Караганды, название которого происходит от наименования кустарника карагана (жёлтая акация). В данном случае имеется в виду широко распространённая фраза «Где-где? В Караганде» – устойчивое выражение русского языка, которое имеет характер эвфемизма, когда вместо нецензурного слова или табуированного понятия используется замещающее его слово, означающее: а) нежелание прямо отвечать на вопрос о местонахождении объекта; б) его значительную удалённость; в) факт его забвения. Кроме того, данное выражение имеет юмористический оттенок, а наличие рифмы свидетельствует о стремлении к меткости и афористичности речи.
Так вот, отправленных в караганду исполнителей стали быстро забывать, к тому же их быстро потеснили юные и нахальные эстрадные «неофиты», и тех списали в утиль. Но сегодня их всех из этой караганды вытащили на свет Божий, причесали, пригладили, стряхнули нафталин, сбрызнули о-де-колоном, замазали морщины косметикой и выпустили на сцену.
Ведущие (их почему-то трое) – такие же старпёры: Змеюка Бандерша, Человек-Павлин и Бедик – Кривоногий Хлюпик. Бандерша чуть похудела, надела чёрное сверхмини-платье со змеиным рисунком, обнажив какие-то пожухлые ноги. И хамит, как всегда, но думает, что шутит, эпатирует. Человек-Павлин молодится из последних сил, потому и рядится в эти перья, стразы и накладки на все места. Хлюпик играет роль интеллигента, наверное, потому что в очках. (Неужели я тоже интеллигент?)
Жюри – смех на палочке. Их несколько: первая – Халда, ставшая известной после того, как накачала себе губы и спела песню про изумительную природу Гималайских гор.
Второй – Голубой Клоун, он здесь главный критик, потому что знает много мудрёных слов: тесситура, фиоритура, мелизматика, фразировка, вокальная линия… Он артистично жестикулирует, говорит возбуждённо, эмоционально. Почти всех хвалит, но иногда жеманно журит, иногда даже пускает актёрскую слезу.
Третья – Борзая, она вообще не музыкант, и что она делает в жюри, непонятно. Вернее, понятно – рисуется. Она судит всех безапелляционно, нахально, видимо, чувствует за собой серьёзный финансовый тыл. Конечно, это так, время от времени в сети появляются сообщения: то её видели в Милане на шопинге, то на отдыхе на Мальдивах. Она действительно внешне похожа на борзую – сухая, худая, с узким, вытянутым лицом. Прочитала в энциклопедии об этой породе собак: борзая – из породы охотничьих (ловчих) для безоружной охоты (травли) на зверей. И дальше: «Благодаря длинным ногам борзые отличаются высокой скоростью бега, они выносливы и лучше других собак подходят для охоты на открытой местности, где могут видеть и долго преследовать добычу». Недавно Борзая развелась с мужем и, оставшись одна, незамедлительно стала охотиться на богатых мужичков и ухватила какого-то политикана. Значит, на борзую она похожа не только внешне.
Четвёртый член жюри – Шепелявый Пенёк, считается у них классиком. Когда-то он писал примитивные песенки, их пели беспородные певцы, иногда он исполнял их сам сипловатым, дефективным голосом. Постепенно он сколотил себе состояние, перестал петь, и теперь он самодовольный и сытый, хотя выглядит потрёпанно и жалко. Он сонно сидит за столом и время от времени что-то изрекает. Все члены жюри не устают называть его гениальным. Слова «гениальный» и «классик» звучат так часто, что вызывают даже удивление и вопрос: что за этим стоит? Но Пенёк этому не удивляется, он даже не изменяется в лице и не пытается остановить поток хвалебного словоблудия. Но не потому, что уверен в своей гениальности, а потому, что уверен в своём состоянии, которое, как он думает, позволяет ему вести себя надменно и нагло. Кстати, точно так же ведёт себя и Губастая Халда. Она вообще только и делает, что просто шлёпает этими выдающимися губами, а присутствующие так увлечённо следят за этим процессом, что даже не вдумываются в смысл сказанных ею слов.
Ещё два члена жюри – Сонная Черепаха, которая давно уже вышла в тираж, но её везде приглашают и осыпают похвалой, и Внучок-Паучок, то ли сын, то ли внук известного деятеля культуры, бездарный и туповатый, как валенок. Если Черепаха хоть в юности недурно пела, то этот изображает пение каким-то странным, глуховатым, словно из подполья, голосом. Но им приторно и умильно восхищаются, находя в его голосе «брутальную мужскую загадку». Интересно, что бы это значило?
Теперь о карагандинцах. Их много, они идут сплошным потоком. Безликие, малоталантливые, часто вовсе безголосые, но их хвалят. Хвалят почти безостановочно, за редким исключением кому-то занижая баллы. Уровень хвальбы зашкаливает, она сочится даже не патокой, а какой-то тягучей медленной лавой.
Вот, например, Алкоголичка, и хотя она вроде не пьющая дама, но голос её давно ­охрип, огрубел (она и в молодости-то не блистала вокальными данными), а теперь и вовсе звучит вульгарно, отвратительно и пошло. К тому же этому способствует сам выбор песни. Подтанцовка изображает пьяных девок. Это даже не эпатаж, это надругательство над здравым смыслом. Но жюри всё равно её нещадно хвалит, особенно Голубой Клоун. Он в восторге и от песни, и от её прокуренного голоса, он находит в нём некую «плоть», вкус, остроумие и «скоморошье веселье». И весь этот ужас называет блистательным выступлением. При этом Борзая и Черепаха радостно смеются. Им вторит Змеюка Бандерша, которая уже давно не скрывает свою рептилоидную сущность. Она обращается к соведущему, Кривоногому Хлюпику, которого неизвестно как зовут на самом деле, но она фамильярно и подчёркнуто называет его «Бедик», иногда специально ошибаясь и произнося «Педик», на что он не менее радостно откликается.
Вот ещё один, с позволения сказать, певец со странным именем Мудан, он выходит в ярком костюме цвета фуксии и начинает даже не петь, а воспевать «весеннюю паранойю» и с болезненной страстностью зовёт «в отрыв». Бог бы с ней, с этой мелкотравчатой песенкой, но жюри в неистовом восторге. Голубой Клоун захлёбывается от собственной экспрессии и, видимо, от избытка чувств роняет стакан воды. Наверное, вошёл в образ и почувствовал влияние этой «паранойи».
Дальше выступает стареющая Шансонетка с претензией на душевность, потом – Блеющий Баран с накрашенными бровями. Слушая его, я даже забываю о его блеянии про апрель и капель и сосредоточиваю внимание на этих бровях. Они так чётко выписаны на его лице (нарастил, что ли?), что кажется, будто они живут своей жизнью, отдельной от своего носителя. То они как-то невпопад словам песни взмывают вверх, то выгибаются домиком, изображая то ли страдание, то ли смятение чувств.
После них выступает Чудище Лесное, обладающее, кстати, неплохим голосом, но его вид вызывает омерзение. На нём – невероятных размеров развевающийся плащ, но главное – изо рта торчат клыки. Интересно: как же он с ними поёт?
Следом за ним на сцене появляется певец со странным, противоречивым и даже, я бы сказала, оксюморонным именем – Гад Раевский. Первая часть имени понятна, она отражает его суть, а вот почему он стал Раевским? Видимо, всё из тех же соображений эпатажа (гад из рая?). Всем известно, что в своё время продюсер «раскрутил» его на спор, доказав, что даже из совершенно безголосого исполнителя можно сделать, прошу прощения, звезду. Но раскрутив и получив свой гонорар, он потерял к нему интерес, ведь для раскрутки певца с его стороны всё же нужны или кое-какие способности, или харизма, или хотя бы артистизм, а не сонная рефлексия под видом лиризма, и он надолго осел в караганде.
Все они – наша эстрада, вернее, не наша, а непонятно чья. Хотя… и это понятно, чья она и кто они, все эти люди в перьях, стразах, масках, клыках, пайетках, бирюльках, накладках. Но почему они вылезли на свет Божий и смердят здесь, зарабатывая большие деньги за свой смердёж и ненависть к родным традициям? Кто остановит это зловоние? Невольно вспоминаются советские времена (рука чуть было не вывела эпитет «счастливые»), когда существовала цензура (опять же чуть было машинально не написала «благословенная»), когда на эстраде звучали мелодичные песни. Но я не о тех, утёсовско-бернесовских, с приблатнённым душком, а о настоящих – раздольных, русских, полётных песнях, которые открывают богатство души человека с его вечным стремлением к красоте и гармонии.
Конечно, эта передача – всего лишь частный случай того, что происходит на эстраде. И не только, а в искусстве в целом. Помните, недавно появилась песенка: «Укусила пчела / За самое за за, / За-за-за-за-за-за-за, / За любимое место. / Полюби меня за / Зелёные глаза. / И  расскажи-жи всем / Про красавицу-невесту». К сожалению, исполняют её не старпёры, а вполне молодые люди. Так что смердяковщина на эстраде пока процветает. Доколе?

Любовь РЫЖКОВА

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.