Культ личности

Вовка вытряхивал заварку из чайника и замер под раковиной, где стояло ведро с отходами, наверное, соображал, правильно ли он видит то, что видит. Он разогнулся: в руках была любимая тарелка тёщи.
– С нашей мамой беда, – сказал муж, разглядывая совершенно целую, без единой трещинки тарелку.
Нашей маме, а если точнее, моей – девяносто три года. Беды можно ждать каждый день, но вчера ещё ничего не предвещало. Она полна сил: зимой чистила снег, весной посадила огород, а вчера окучила картошку.
Муж поставил тарелку в раковину и сказал:
– Первый признак деменции – наличие любимой тарелки в помойном ведре.
– Давай не будем спешить с выводами и навешивать ярлыки, – сказала я, – деменция не начинается с бухты-барахты даже в девяносто лет. Спорим, что этому найдётся здравое логическое объяснение?
– Ну если логическое, то я пас… спорить не буду, женскую логику не переспоришь. Даже девяностолетнюю….
К завтраку вышла мама, как всегда, улыбчивая, в беленьком платочке и чистом фартуке. Деменции ни в одном глазу.
В девяносто лет о здоровье надо спрашивать аккуратно и ещё аккуратнее о тарелке в мусорке, чтобы не обидеть. Обидчивость – жирная черта старости. Я начала заход издалека:
– Доброе утро, мама. Как спалось? Кошмаров не было? Гляжу, ты на ночь покушала? – Я положила кашу в тарелку и поставила перед ней на стол. Тарелка была та самая, любимая… из помойки.
– Ты её помыла? – спросила мама.
– Помыла, а что она делала в мусорном ведре?
– Пряталась, – сказала мама, помешивая горячую кашу. – Не смотри на меня так скорбно, как будто я умираю. Вчера не было сил помыть тарелку, а утром Вова проснётся, выйдет на кухню завтракать, а в раковине немытая посуда лежит.
Я повернулась к мужу:
– Ну, что я говорила? Всё логично! Это не деменция, а культ личности и нарушение одной из заповедей – не сотвори себе кумира. И в таком цейтноте я живу последние сорок лет. Первый кирпичик в фундамент постамента для тебя мама заложила ещё в утро свадьбы.
«Люся, – сказала она, – на свадьбе веди себя прилично. Никаких друзей! Ты должна хвостиком ходить за мужем. Теперь ты мужнина жена».
– Вот так с тех пор и хожу… хвостиком… вокруг постамента.
– И чем это плохо? Ты бы хотела, как у соседей? Каждый день через стенку транслируют скандалы зятя с тёщей. И всегда новая тема для дебатов.
– А помнишь, рыбья косточка у меня в горле? Я тогда чуть не оттопырилась, пришлось в больницу ехать, трубку глотать. Ты примчался, когда уже всё закончилось, и не знаешь, с чего началось.
– Ты хочешь сказать, что я виноват и встал костью у тебя поперёк горла?!
Мы ещё не ссорились, но голос мужа был на полтона выше обычного.
– Не ты лично, но твой культ личности. Он складывался из любой самой малой мелочи. Например, полы надо мыть в пятницу, и никак не в субботу. Спросишь почему? А чтобы не отвлекаться на домашние дела, когда у мужа выходной и жена должна своё личное время всецело посвятить ему, то есть тебе. Так учила меня мама.
– Мамы плохому не учат! – муж старался перевести всё в шутку, но меня уже понесло…
– А кость в горле, это не просто кость, а ещё один штрих к возвеличиванию личности. Я пожарила рыбу к ужину, но не дождалась тебя и начала отщипывать вкусные кусочки от каждой рыбки. Ты ж знаешь, я зажарки люблю. И тут мама… толк меня под руку словами: «Люся, ешь всё подряд, не ковыряй. Вове не понравится некрасивая расковырянная рыба». Ну я и начала… всё подряд. Результат – кость в горле. Это был ужас! Я закрылась в ванной, пыталась сама вытащить косточку, запихивала в рот полруки, но она уходила дальше и дальше… Мама бегала за дверью, стучала, сначала требовала открыть, потом стала умолять вызвать врача… Так продолжалось долго: я измучилась, вытаскивая кость из горла в ванной, а мама измучилась от чувства вины в коридоре. Я ей потом сказала: «Что ты носишься с Вовой как с писаной торбой?» Знаешь, что она ответила? «Он чужой, и ему стыдно лишний раз залезть в холодильник».
– Дорогая, не завидуй, что мне так повезло с тёщей.
– Правильно, сынок, в наше время редко кому везёт не только с тёщей, но и с зятем. – Мама доела кашу, положила тарелку в раковину и пошла к двери. – Вы тут завтракайте, а я пойду проверю жуков на картошке, а заодно присмотра место в огороде под памятник золотой тёще от любимого зятя.
Она вышла, но дверь за собой закрыла неплотно.
За сорок лет претензий накопилось много, и я продолжила:
– Каждое утро начинается с вопроса: «Что ты будешь готовить на ужин Вове?» А вечер заканчивается опять же вопросом: «Есть ли у Вовы на завтра чистая рубашка?» Иногда мне надо приложить усилия и вспомнить, что я у неё дочь, а ты не её сын, – сказала я с раздражением.
– Так вот почему у меня всегда есть чистая рубашка и ужин вовремя!
– Да, без прямых указаний мамы ты бы остался голодным.
Чём выше поднимались голоса, тем чаще мама мелькала в коридоре. Наконец она не выдержала натиска на своего кумира, приоткрыла дверь и строгим голосом сказала:
– Люся, не спорь. Вова всегда прав.
– Люся, слушайся маму, она всегда права и любит нас одинаково. – Муж чмокнул меня в макушку и примирительно обнял, тем самым заканчивая спор о том, кого больше любят в этом доме.
– Хорошо, уговорили. Я согласна прожить ещё тридцать лет – больше не выдержу – при культе твоей личности. Но иногда, чтобы народ не роптал, кумир должен слезать с пьедестала. Дорогой, вынеси, пожалуйста, мусор…

Пакт о ненападении

Желание придушить подушкой свекровь возникло в субботу в полночь.
Двадцать лет назад я подписала брачный контракт с её сыном, и одновременно с ней был подписан договор о ненападении. Двадцать лет нейтралитет соблюдался. Вчера она перешла границу. Граница пролегла по порогу квартиры Соньки, которая жила напротив.
Звонок раздался вечером, когда я домывала посуду.
– Ты что делаешь? – спросила Сонька. – Нет желания выпить чаю и поговорить об искусстве… кто с кем живёт? – Она была весёлым человеком, лёгким в дружбе.
– Сейчас, свекровь спать уложу и приду. Витька в командировке, я свободна. Хочу посуду мою, хочу чай пью.
Чай был чёрный, душистый, к нему полагались пирог с капустой и душевные разговоры. В общем, вечер проходил спокойно. В девять часов я засобиралась домой, но Сонька начала рассказывать очередную длинную историю, и пришлось внимательно слушать ещё целый час. Потом была попытка уйти в десять, но она сорвалась – я вспомнила, как случайно зашла в магазин, а там стояла сумочка, о которой я мечтала всю жизнь. В одиннадцать, уже на выходе, Сонька остановила меня вопросом: «Когда ты последний раз видела Тамарку, тебе не показалось, что она располнела?» Пришлось задержаться и обсудить Тамаркину проблему.
Наконец пробило полночь, я засобиралась домой.
– Пора! – сказала я. – Иначе карета станет тыквой, а кучер крысой.
Слова оказались пророческими: когда я вышла из квартиры, ни кареты, ни кучера не было – меня встретила свекровь. Она стояла в проёме настежь открытой двери с гневным лицом. Ещё не дойдя до середины коридора, я услышала много нового о себе, но больше всех досталось Соньке, которая только и думает, как разрушить мою семью, а квартира её – притон и логово разврата.
– Ты знаешь, какая слава о ней ходит? – кричала свекровь.
– Никакой Слава к ней не ходит, – я постаралась перевести всё в шутку, пока весь подъезд не вышел обсуждать личную жизнь Соньки.
– Ты дурочкой-то не прикидывайся. – Свекровь не любила, когда ей перечили. – Свою семью разрушила, теперь за твою принялась.
– Марь Васильна, а ничё, что мне пятьдесят лет и я сама могу решить, с кем мне дружить и где водку пить?
Про водку – это я напрасно. Свекровь на последних двух словах аж поперхнулась, но это её не остановило. Она начала перечислять все мои недостатки и прегрешения видимые и невидимые. Невидимых было больше. Особенно озаботилась моей дружбой с Сонькой.
– Как только муж за порог, так сразу шмыг к ней! – Больше всего её беспокоило, что Сонькина слава ляжет несмываемым пятном на мою репутацию. – Я Вите позвонила, пусть знает, где шастает его жена, пока он деньги на семью зарабатывает.
Зря она так… Витя – дело святое, и трогать его нельзя. И тут возник острый позыв ответить резко Марь Васильне, но общественный коридор не располагал к дебатам.
– Соня, – сказала я, – закрой дверь, иди выпей валерьянки и ложись спать, а завтра жди нас с извинениями.
– А с вами, мама, мы продолжим дискуссию о моём моральном облике за закрытыми дверями, без свидетелей и общественной поддержки, – я чуть повысила голос.
При этих словах дверной глазок в соседней квартире бабы Оли посветлел. Завтра не только подъезд, но и весь дом будет в курсе разногласий в нашей семье.
Не успели мы войти в квартиру, как раздался звонок, это был муж Витя.
– Дорогая, я тебя люблю. А мама любит меня. И с этим ничего сделать нельзя.
После звонка мужа меня немного отпустило, я сдержалась, свекровь осталась жива. Но кто ж ей будет памперсы менять? Лет через тридцать.
Валерьянка не помогла, долго не спалось. Посетила светлая мысль написать двухтомный бестселлер «Пакт о ненападении», и первые строки будут такие: «Девочки, любите свекровь  – мать вашу, но знайте, она не вам мать, а вашему мужу. А если не повезло в жизни – достался титул свекрови, – то мой совет: берегите сноху – залог вашей счастливой старости».

Спасибо Ваське-паразиту

Муж бережно относился к своей жене и не разрешал ей носить из магазина больше трёх сумок. В благодарность за это она родила ему сына: вырастила, воспитала, выучила, вывела в люди. В этом процессе она успела состариться: седина хной не закрашивалась, морщины от крема не разглаживались, маникюр не делал руки моложе.
В воскресенье после обеда муж, чуть помявшись и не глядя в глаза, сказал, что полюбил и уходит в другую жизнь, где много света, музыки и праздника.
– Ты посмотри, на кого ты стала похожа?! Ты давно смотрела на себя в зеркало? Когда последний раз вставала на весы?
Про весы было почему-то особенно обидно.
Мужик – это такая скотина, которую сколько ни корми, всё равно в чужое меню смотрит.
Она чуть поплакала, потом взяла чистый лист бумаги и написала: «Моя новая жизнь, полная света, музыки и праздника». Список был короткий и состоял из двух пунктов: первый – похудеть, второй – отпраздновать своё освобождение из рабства каждодневного труда на благо неблагодарного Васьки.
Только прожив большую часть жизни, начинаешь понимать, что нельзя откладывать свои желания и мечты на потом… у женщин «потом» после замужества нет. Когда-то она рисовала, мечтала путешествовать, научиться танцевать танго. Вышла замуж и поняла, что муж и танго несовместимы, а путешествия возможны только раз в год к родителям в другой город и летом на дачу.
И вот теперь она свободна! Хочешь – рисуй, хочешь – танцуй, хочешь – пой, а не хочешь – от одиночества вой.
Выть не пришлось, сразу прискакали принцы на белых конях. Их, наверное, тоже хорошо кормят, но захотелось разносолов с её стола.
Первым в дверь позвонил сосед Сашка, предложил поменять дверной замок, чтобы паразит Васька (такую бабу кинул!) не смог вернуться. Вторым объявился друг Васьки-паразита, Сенька. Третьим был начальник Сергей Владимирович – предложил повышение и отпуск в Сочи. Четвёртым к финишу пришёл, вернее, прискакал, а точнее, приехал Мишка – друг детства, первая любовь – ничего не предложил, кроме воспоминаний. Где ж вы были… принцы на белых конях! Вас пока дождёшься, успеешь замуж выйти, детей родить, развестись и понять, что вы на фиг не нужны.
Некогда ей! Столько планов впереди! И все праздничные.
Первым делом начала ремонт в квартире: выкинула вещи из старой жизни – нечего захламлять новую. Добралась до антресолей, где нашлась вся её доваськина жизнь. Чего здесь только не было: старенькие коньки, выкройки для выпускного платья, школьные тетрадки со стихами о любви. В дальнем углу притаился фотоаппарат «Зенит» – папа подарил на день рождения со словами: «Впереди у тебя, дочка, долгая жизнь, полная чудес. И пусть они останутся с тобой навсегда».
Коньки и выкройки выкинула, а фотоаппарат взяла в новую жизнь, где ждали чудеса, за которыми пришлось ездить по стране.
Через год она читала свой план «новой жизни», как самую увлекательную книгу о путешествиях и встречах. За это время он дополнялся идеями, иногда трудно выполнимыми: прыгнуть с парашютом, пройти сплавом по бурной реке, покорить небольшую гору. Сто первым пунктом шёл Василий, который должен был захлебнуться от досады, что потерял главный приз своей жизни – жить долго, счастливо и помереть рядом с ней. «Скромнее над быть», – подумала она и вычеркнула огорчённого Ваську из своей жизни насовсем… даже из плана. Но вдруг подумала: а ведь она должна быть ему благодарна, ведь если бы он не ушёл в свой праздник, то не было праздника у неё. Так бы и прожила у него бесплатной домработницей.
Поэтому, когда летела с парашютом, кричала: «Вася-я-я-я-а! Спасибо тебе!»
Когда пересекала бурные пороги на реке Пишляйке, то в страхе шептала: «Василий», век благодарна буду…»
Когда стояла на макушке небольшой Лысой горы, повторяла как заклинание: «Васька-паразит, что ж ты меня раньше не послал на хрен!?»
Однажды утром она проснулась от яркого солнечного безумства за окном. Сквозь шторы пробивались весёлые лучи, которые разбудили её ласковым прикосновением к лицу. «Время только семь утра, – не открывая глаз, потянулась в постели, – а я уже счастлива», – подумала она. Прошла на кухню, сварила чашечку кофе, принесла себе в постель. Открыла еженедельник, где увидела плотный график праздников на целую неделю: встретиться с подругой, отказать очередному принцу, купить сумочку под сапожки, которые купит в следующем году, позвонить Ваське и поздравить его с годовщиной освобождения от брачных уз и пригласить на открытие своей персональной выставки фотографий, которые она привезла из последнего путешествия.
Когда листала еженедельник, выпал первоначальный план «новой жизни» с двумя пунктами. Первый позабавил. Она нагнулась под кровать и вытянула оттуда весы. Встала. Стрелка пошла резко вниз и замерла на той же цифре, что и год назад, но это её не огорчило. Ведь главное в жизни женщины не вес, а умение сделать мир вокруг себя праздничным.

Наталья Баранова,
фото автора