Мастера создания казус белли

(Владивосток, год 1918-й, ночь с четвёртого на пятое апреля)

Тот, чьё имя так и не было установлено комиссарами Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией Центросибири, затаившись в трущобах Владивостока, неспешно вечерял за колченогим столом, застеленным липкой клеёнкой. Таинственный враг большевиков трапезничал, с завидным аппетитом наворачивая обгрызенной деревянной ложкой разварную кашу из глиняной миски с колотым краем. Каша из чумизы не годится в пищу генерал-лейтенанту императорских сухопутных войск, но сам генерал Эмиро об этом не задумывался. Его лужёному желудку, в отличие от нежного нутра прочих генералов генерального штаба, были одинаково полезны и грубые злаки Маньчжурии, и нежнейший рис Японии, чьё белое зерно взращивается под присмотром кукол-пугал и каменных столбов духов поля.
Во исполнение долга перед особой Его Императорского Величества служивый (именно такое значение имело слово samurai) был готов жить впроголодь. Даже грызть жёлтые скалы в степях и пустынях Джунгарии. К примеру, сейчас генерал укрылся на конспиративной квартире военной разведки – в вонючей «дыре», которую побрезговал бы почтить своим присутствием всякий приличный господин его ранга. Благородный самурай – секретарь, писарь, повар… в конце концов воин, – воспитанный в духе поклонения чистым силам природы, подышав с полминуты плотным, сально-влажным, шибающим в нос мочой и помоями воздухом той хибары, непременно бы лишился чувств. Более изощрённого истязания для приверженца Синто вряд ли вообще можно выдумать…
Между тем в убогой лачуге царили мир и покой. Ветхий домишко втиснулся в общий ряд с другими хатками Иманской улицы, ­взбиравшейся по взгорку на Корейскую слободу. В шпионском убежище было тихо. Благостное молчание двух мужчин – гостя, по виду европейца, и престарелого маньцзы хозяина – нарушал дробный стук ложки, жадно бьющей о стенки глубокой миски. Чудный звук равномерного соприкосновения двух земных первоэлементов – глины и дерева – был варварским образом нарушен стуком в дверь. Откладывая прочь хлебало, гость велел:
– Сивый, глянь, кого там бес принёс! – Послав подручного к дверям, сам Эмиро, обнажив ствол, взвёл курок и до нужды спрятал вооружённую револьвером руку под столом. – Пошёл! – зашипел гость на мешкавшего содержателя явки.
В сколоченную из горбыля дверь очень настойчиво долбился чей-то кулак. Сгорбленный годами лишений старик-маньчжур, для порядка поохав: «Да иду я, иду!» – зашаркал кривыми ногами к ряднине. Отдёрнув мешковину, прячущую выход, состарившийся хунхуз сквозь плохо подогнанные доски разглядел пару рабочих: засаленные кепи, лоснящиеся по бокам и локтям ватные фуфайки, скрывающие часть лица шарфы грубой вязки, – озираясь по сторонам, работные люди топтались у его порога. При желании старый бандит мог бы, просунув пальцы в щели дверного полотна, дотронуться до неизвестных. Или ткнуть их в рёбра длинным ножом…
Не отпирая запоров, маньчжур «облаял» пришлых:
– Чего надо! – По Корейской слободе шаталась тьма-тьмущая подобных субчиков с коричневыми раскосыми глазами.
– Лао-хань, впусти гостей! – приказал обедающий гость. От миски с кашей генерала оторвали майор Кондо Акихико (в правых организациях Владивостока офицер готовил антибольшевистский переворот) и капитан генштаба Савада Киоши.
– Доброго дня, высокочтимый господин! – майор взял себе право приветствовать старшего начальника. – Как ваше драгоценное здоровье? Хорошо ли спали, была ли приятна дорога?
Генерал и без того не переносил суесловия, а тут и вовсе был в «образе». Вжившись и внешне, и, главное, внутренне в свою легенду, он, соответственно, рассуждал, чувствовал и говорил, как крещёный инородец Шапиев. Не совсем русский, но на данный момент Иван от пят и до кончика языка. Как результат, в ответ на японскую манерность генерал выдал витиеватую тираду – арабская вязь, а не матерные слова, – не совсем понятную Кондо и Саваде. Японцы и ранее слышали подобные изречения, но простодушно опускали значения слов, полагая их не несущими смысловой нагрузки. Теперь же из уст генерала хлёсткие выражения русского языка обрели форму головомойки, устраиваемой начальством нерадивым, не способным думать ничем, кроме причинного места, офицерам. Уязвлённые японские сердца сжались, замедляя кровообращение, и побледневшие разведчики машинально вытянулись в струнку перед татарином Шапиевым, завладевшим языком и телом японского генерала. А Иван продолжал бушевать:
– Вам, господа, нельзя поручить вспороть собственное брюхо! Всё выйдет сикось-накось… Кому из вас двоих пришла в голову бредовая мысль грабить несчастных иностранцев в гостинице «Версаль»?
Вознамерившись откусить собственный язык, майор Кондо вздрогнул. И сама задумка, и исполнители, русские офицеры, – всё было его детищем. Он приготовился к худшему. Вот сейчас этот выскочка и генеральский любимчик Савада откроет рот, и его, Кондо Акихико, отправят с позором назад, в Токио.
– Мы заблуждались, высокочтимый господин, в своём стремлении исполнить миссию, возложенную на нас с майором Кондо! – неожиданно подал голос в его защиту капитан Савада. На поверку капитан оказался добрым малым.
– Этой попыткой, господин, мы, ваши верные слуги, лишь надеялись дать толчок к началу интервенции, – оправдываясь, майор Кондо был жалок.
– Глупой и дилетантской! – объявило начальство, и офицеры переглянулись. Не смея шелохнуться, разведчики стояли навытяжку, и, меняя гнев на милость, генерал добродушно усмехнулся: – Чтобы разжечь пламя войны, господа офицеры, нужна кровь!
Майор ободрился. Возможно, Небо даровало ему шанс реабилитироваться.
– Высокочтимый господин, мне это сразу пришло в голову, но моё предложение капитан-сама не поддержал! – теперь помрачнел Савада Киоши. Не ошибался ли он в дружеском расположении майора, готового продать его с потрохами за благосклонное похлопывание по плечу?
– Майор намечал конкретную цель? – Генерал «по-русски» облокотился локтями на залитую постным маслом клеёнку. Его явно заинтересовали слова майора.
Кондо Акихико торжествовал. Если план провокации сработает, его ожидает триумф.
– Да, господин! Считаю наиболее удачной кандидатурой для ликвидации профессора института Востока господина Спальвини.
– Та-а-к! – протянул генерал и, желая устроиться поудобней, собрался откинуться на спинку стула. Стула не было. В доме нищего хозяина отсутствовала даже табуретка. Генерал сидел на дощатом ящике из-под консервированного американского супа. Эмиро хохотнул: «Едва не свалился!» – и остался сидеть как есть – с прямой спиной.
– Профессор японской словесности Спальвини, говорите?
Майорское сердце бешено застучало: «С этого момента моя служебная карьера пойдёт в гору!» Но начальство думало иначе:
– Вы ахо, достопочтенный майор-сан! – Круглое лицо разведчика вытянулось. – Вам следует практиковать прикрытие «под городского сума­сшедшего», у вас это должно неплохо получиться!
– Отчего, высокочтимый господин? – простонал майор.
Эмиро Эсами вскипел:
– Я вынужден из-за вас, господа офицеры, сидеть в этой крысиной норе, забившись тараканом в щель вот этого поганого стола! – От мощного шлепка генеральской ладони по столу хлипкая мебель затряслась. – Всё, что вас и меня сейчас окружает, собрано стариной Лао-хань на помойке. Тут, рядом, на берегу у мыса Кунгасного, – генерал не на шутку разошёлся. – Фанза из обломков ящиков и кусков фанеры, бросшенная за непригодностью мебель… даже миска, из которой я ел, господа офицеры, и ложка, – он потряс щербатой деревяшкой, – подобраны добряком Лао-хань на мусорной свалке! – Генерал умолк. Но не оттого, что заморился читать нотации нерадивым службистам. Отломив небольшой кусочек от булочки бао, он отёр рисовым хлебцем стенки и дно пустой миски. Справившись с этим нехитрым занятием, генерал отправил получившееся лакомство в рот. Жуя его, он продолжал выволочку: – Рассудите здраво! Это же нонсенс – грабить иностранцев и не побеспокоить проживающих в соседних номерах японцев. Или наши сограждане брезгуют «Версалем»?
– Никак нет! – подсуетился капитан Савада.
– Тогда выходит, господа, вы сигнализировали общественному мнению, что операцию в «Версале» спланировало японское командование? – Предпочтя не отвечать, проштрафившиеся офицеры уставились в земляной пол. – В результате вашей непроходимой тупости, господа, в накладе осталась Великая Япония! – Отобедавши, Эмиро Эсами подобрел. С лукавой нежностью мудрого учителя он из-под опущенных ресниц поглядывал, как под его взором с ноги на ногу переминаются двое великовозрастных оболтусов. – Ради идеи господства Отечества в Азии вы предлагаете умертвить несчастного книжного червя, япониста местного института? Того, кто понимает и любит культуру вашей страны? Дружит с главным редактором японской газеты Идзуми Есиносукэ? Невольно помогает вам, знакомя вашего тайного помощника Кобаяси Хирокити с нужными представителями владивостокского общества? – Генерал с укором смотрел на подчинённых. – Большей глупости, поверьте мне на слово, я давно не слышал!
– Высокочтимый господин, если вы укажете нам, в каком направлении искать объект ликвидации…
Эмиро Эсами оборвал майора на полуслове:
– Беседуя с вами, господа, я заподозрил преподавателей Армейской военной академии, готовящих вас к производству в офицерский чин, в нерадении к своим служебным обязанностям. – Оба стоящих во фрунт офицера разом попытались отстоять честь преподавателей Военной академии Императорской армии. Однако генерал, давая понять, что не закончил мысль, пресёк с их стороны попытки оспорить его заявление: – Я, господа офицеры, лично в качестве кёёши несколько лет жизни отдал Армейской академии и знаю, каковы требования к знаниям обучающихся в этом заведении. Поясните мне только одну вещь. – Экзаменуемые напряглись. – Ведь мы вас, господа, учили по немецким пособиям и на немецком опыте?
– Я понял, высокочтимый господин, – обмолвился капитан генштаба Савада, – что вы великодушно пожелали нам подсказать! – Капитан сиял от осенившей его разгадки. – Зарезанные «неизвестными бандитами» на Песчаном полуострове миссионеры были немцами!
Майор военной разведки Кондо Акихико воскликнул:
– Господин, неужели мы должны покуситься на жизнь подданных императора?
Генерал поддержал капитана:
– В качестве примера Савада-кохай привёл успешный опыт наших немецких наставников! История повторяется, господа! Но Боже вас упаси причинить вред простой кухарке или рядовому торговцу, – генерал подошёл к главному. – Это мы, самураи, готовы с радостью отдать жизнь за императора Ёсихито, а не мирные кули или цирюльники одной с нами крови. Надеюсь, именно так думают господа офицеры? Воины, готовые поступиться личным ради величия нации?! – Пришла пора присутствующим опасаться за своё будущее. – Но мы с вами… – по-хозяйски рассуждал генерал. Для офицеров говоривший был хозяином их судеб, вольным распорядиться их жизнями, и оба разведчика в ожидании роковых слов взопрели, – ещё послужим Великой Японии!
– Вы намерены отдать приказ о ликвидации?.. – майор не мог смириться с такой «кощунственной» мыслью. Он был не только «слаб в коленках» кого-либо убить самолично, но и моральный дух в его с виду крепком теле был хил и немощен.
Понимая невысказанные страхи офицеров, генерал уточнил диспозицию:
– Нет, майор-сан, я сам завершу миссию! К полуночи встретимся в Куперовой пади, а в оставшиеся часы добудьте мне числящийся за артиллерийскими складами крепости револьвер и красный революционный бант.
– Это все ваши распоряжения, высоко­чтимый господин? – в отличие от Кондо Акихико, капитан проще смотрел на жизнь и не загадывал, станет ли он в будущем жертвой очередного заклания.
Генерал кивнул:
– Не премините предупредить служащих конторы Ishida, что, вероятно, я загляну к ним в первом часу ночи. – Жестом руки Эмиро Эсами отпустил офицеров. – Можете быть свободными! – И окрикнул хозяина: – Лао-хань, плешивый разбойник, мы сегодня будем пить чай?
Содержатель явки выпроваживал гостей, но на голос «важного гостя» откликнулся сразу:
– А как же! – заверил старик и, притворяя дверь, громко шепнул уходившим: – Господа, по соседству кодла мазуриков завела на хазе банковку. Теперь вся слободская рвань ошивается подле той фанзы. Остерегитесь! В потёмках Корейки проигравшие могут поправить свои дела за ваш счёт. – И, возвращаясь к «почётному гостю», Лао-хань залебезил: – Почтенный господин, я уже бегу за чайником!

***

В неурочный час праздному обывателю нечего околачиваться по улицам Корейской слободы. Самим сторонним гражданам по доброй воле едва ли придёт в голову отойти от трамвайных путей в аспидную темень ночи. И понятно отчего! У кирпичного здания бани в Куперовой пади, там, где останавливается электрический транспорт, непроглядными ночами хотя бы горит фонарь. Не так страшно! Ну а кто рискнёт – «до зарезу надо!» – прошагать к железнодорожному переезду неосвещённой Благовещенской улицей, тому, возможно, повезёт. Вдруг смельчак не собьётся с пути в потёмках Черепановской. Ну выпадет счастье храбрецу во тьме Рюриковской улицы не вильнуть куда не след. В этом случае отчаянная головушка Киевским переулком, минуя Томскую, таки взойдёт – «ежели дорогой не зарежут!» – на сопку, приютившую городскую голытьбу.
Ночью улицы, переулки и закутки слободы погружаются в кромешный мрак. В воровском раю нет места проблескам уличного фонаря и, хоть лопни твои глаза, не высмотреть и пятнышка света в чьём-либо мутном оконце. Если кромешная завеса ночи не сумела осадить порыв рискового глупца попасть в Слободу, простофиля рискует заблудиться в лабиринтах её заборов и обобранным до нитки – «благо, что живой!» – оказаться в ближайшем милицейском отделении. Конечно, в том случае, если не сгинет с концами в овражных зарослях бузины у городской свалки.
При дневном свете в слободе мало что меняется к лучшему. Разве что белое солнце блестит сквозь заносимую с городской помойки сизую пахучую дымку и накатывающие с Амурского залива свинцовые тучи. А так те же сбитые о каменистые дороги носки и сшибленные каблуки обувки. Свёрнутые на сторону кулаками хулиганов любопытные носы. Проломленные кастетами грабителей неразумные черепа. Гуляющие Амурской, Хабаровской, Суворовской или Никольской улицей рискуют быть обнесёнными ушлыми карманниками или потерять остатки здоровья в объятьях здешних проституток. Да попросту нахвататься вшей, подцепить холеру, чесотку или того похуже – чахотку. Кругом мусор, гниющие отходы и выгребные ямы. Одним словом – антисанитария! Не слобода, а полоса препятствий! Естественных природных – слобода втиснута в седловидный распадок меж пары скальных пиков и обособилась от прочего городского поселения крутыми обрывами, глубокими оврагами, многоводными болотистыми балками. И рукотворных препон, устроенных людской алчностью, тоже в достатке – заборы, загородки, злые псы. Свободно ни пройти ни проехать. Мешает жестокость оскотинившихся человеческих существ: чуть зазевался – и попал в бандитскую засаду. Можно, проехав лишнюю остановку, попытаться наведаться к местной голи перекатной со стороны перекрёстка Северного и Океанского проспектов. Однако, верьте на слово, результат эксперимента будет одинаково «приятным» – кулак в нос!

***

Учитывая все особенности местного колорита узких засранных «сквозняков» слободки, маньцза Лао-хань вызвался проводить своего тайного гостя до трамвайной остановки:
– Почтенный господин, хватайтесь за хлястик моей накидки и не отпускайте его, – старый душегуб был сама любезность. За дверьми его жилища двоих полуночников поджидала антрацитовая тьма. Она напомнила Эмиро Эсами спуск в угольную шахту в посёлке Зыбунном. Тогда внизу, в кротовой норе штрека, у сопровождавшего его мастера задуло лампу. Именно такая абсолютная чернота навалилась на плечи шлёпающих по камням и лужам азиата-поводыря и «висящего» на хлястике его дождевика слепца европейца.
– Куда прёшь? – гаркнула на крадущихся ночная чернота. Подобным вопросом грабители Корейской слободы встречали случайных прохожих. Два слова обдали жертв «гоп-стопа» выхлопом водочного перегара, и генерал изготовился палить на запах, но здешние «фартовые» традиции не терпели треска револьверных выстрелов. Отошедший от дел хунхуз, такой сгорбленный, немощный и безвредный, освобождая руки, распахнул накидку, и два во-дао, свистнув, рассекли ночь во всю ширину его замаха. За этим мгновенным движением последовал невнятный всхлип. Лицо Эсами осыпали тёплые тугие брызги. Он сейчас же отёрся рукавом пальто, но былой чистоты не почувствовал. Глухой стук чего-то тяжёлого – шлёп-шлёп – привлёк генеральское внимание. За шлепками наступила тишина! Гробовая… Было слышно шорох шлейфа чёрного платья демона-искусителя Мары, волочащегося по крышам бесовской слободы.
– Господин, не оступитесь!
Но предупреждение старика запоздало. Под генеральскую ногу попал какой-то круглый предмет, запнувшись о который он едва удержался на ногах.
– А… дьявол их побери! Понабросают под ноги… – Генерал провёл по липким щекам ладонью и понюхал пальцы. Запах свежей крови нельзя спутать с весенней сыростью дождинок. Ноздри Эмиро хищно расширились, слух до предела обострился, бесполезное зрение напрягало в кромешном мраке незрячие глаза. Повинуясь заложенным в генах инстинктам воина-самурая, поедающего сырую печень поверженного врага, взволнованный Эсами слизнул с пальцев густеющую кровь. Попавшая в рот солоноватая влага встряхнула нервную систему генерала, и, считая позвонки, по его хребту пробежала дрожь.
– Старик, обо что я запнулся?
Лао-хань забулькал. Генерал рассвирепел: «Пользуясь темнотой, старый пёс потешается над моей неловкостью!»
– Чжу-тоу! – превозмогая гогот, рвущийся из его беззубого рта, вымолвил маньчжур.
Эмиро Эсами не поверил:
– Наглец, ты потешаешься надо мной?
Маньчжур, состоящий целиком из мослов, стянутых сухожилиями и завёрнутых в пергамент его иссушенной годами кожи, затрясся в припадке веселья.
– О нет, господин!
– Где твои скисшие глаза, старик, видели валяющиеся по улицам свиные головы? – Через зажатый в руке хлястик ветхой одежонки поводыря Эмиро чувствовал: проводника разбирает от смеха. – Чего тебя распирает, негодный старик? – сердился ведомый, и хунхуз постарался успокоиться. Отдышавшись, он покаялся:
– Покорно прошу меня простить, господин, но «свиная голова» не в смысле еды! Это ругательство! Никчёмный человечек – распутник, прижившийся у гулящей молодухи, постоянно задирался. А тут, почтенный господин, мне подвернулся удобный случай отрезать его вялый дяо-дань в придачу к его пустой башке.
Генерал промолчал. Они стояли на Томской. Впереди, за тёмной Благовещенской улицей, перемигивались «летящие» над Куперовой падью светлячки фонарей. Там, в балке с речушкой, где сейчас отстроили баню, четверть века назад стояли срубы «татарского дворика». Подле тех стёртых временем строений он, молодой и резвый, дурачил железнодорожную жандармерию в день закладки цесаревичем во-о-н того железнодорожного переезда, что расположился от него, постаревшего, по левую руку.
– Дальше я сам! – повелел генерал. Старик-провожатый не стал кочевряжиться и лезть с уговорами. Под кроной Уссурийской тайги Лао-хань славился не только кошачьим зрением и мастерством боя на мечах. Он тонко чувствовал интонацию в голосах и настроениях подельников по банде. Оттого хунхузы почитали его за верного брата, и разбойник дожил до глубокой старости.

***

В первые часы пятого апреля квартал «Малой Миллионки» встретил Эмиро Эсами непроглядной тьмой и кладбищенским покоем. Район не ахти какой. Не для бар. Заселён в основном корейцами и японцами. Застройка малоэтажная. Безликие доходные дома, лавки с хозяйским жильём над торговыми помещениями да скромные деревянные домишки работного люда. Меркуловский переулок, так тот вообще не освещался фонарями. Окна домов переулка наглухо закрывали ставни или плотные занавеси. Светомаскировка что надо! В дощатых щитах и завесах ни щёлки, ни прорехи, сквозь которые лучик света мог кольнуть уличный мрак. Одинокому прохожему в оную пору в подобном месте придётся туго. В переулке ни души, спросить дорогу не у кого. Самому разглядеть жестянку с номером дома не выйдет. Тьма египетская. Однако полная луна поспособствовала Эмиро Эсами в поиске нужной вывески. Вот и официальная табличка: «Отделение семейной торговой фирмы “Ishida Co. Ltd”, Киото, 1893-й год. Весовое оборудование, полиграфия и прочие сопутствующие торговому делу товары» – припозднившийся визитёр прибыл по нужному адресу.
Стоило генералу стукнуть костяшкой пальца в запертые двери, они тут же приоткрылись на длину стальной цепочки:
– Кого надо! – пророкотал голос невидимого стража владивостокского отделения семейной торговой фирмы Ishida Co. Ltd.
– Я друг Ишида Кейзо!
– Хозяина? – Дверная цепочка, звякнув, отпустила распахивающуюся дверь. – Но Ишида-сан редко наведывается на материк.
Заходя в тёмное помещение, посетитель посетовал:
– Я сам давненько уехал из Киото и хотел осведомиться о здоровье своего почтенного друга.
Нужные слова были произнесены, обе стороны удостоверились, что перед ними «свои» люди, и за паролем с отзывом последовали обычные разговоры:
– С благополучным прибытием, высоко­чтимый господин!
Луна была бессильна против плотно зашторенных зеркальных окон, и в доме света было не больше, чем в глубоком погребе. По движению воздуха полуночный гость предположил: «Клерк отсчитывает положенное число поклонов» – и, чопорно кивнув в ответ, поинтересовался:
– Благодарствую! Куда прикажете?..
Встречающая сторона чиркнула спичкой. Отравив атмосферу кислятиной горелой серы, воспылавший огонёк отразился в стекле фотопортретов клана Ишида. Заодно неверный свет проявил на пару секунд обстановку торговой конторы. Дубовый барьер с узким прилавком разгораживал её на две неравные половины. С меньшей стороны – никакой мебели. За барьером же стояли бюро, секретер с бумагами, полдюжины стульев и два платяных шкафа. Простенок меж ними был задрапирован занавесью. За плюшевой шторой с бахромой явно скрывался проход внутрь здания.
– Погодите, я зажгу лампу! – предупредил служащий конторы.
Пока догорала спичка, генерал увидел всё, что было нужно, чтобы двигаться по этой комнате на ощупь.
– Это необязательно! – предупредил гость и поинтересовался: – Вы одни в здании?
– Нет, хозяин! В задней каморке ночной сторож Сасаки Кубо. – Решив, что это может быть истолковано как небрежность, человек в темноте добавил в своё оправдание: – Не извольте гневаться, господин! Я загодя отослал его спать. Он вас не увидит!
Фитиль керосиновой лампы, зачадив, разгорелся. Мрачный свет плеснул по красным обоям комнаты, и чёрные тени расползлись по её углам. Служащий торговой конторы накрыл огонь стеклянной колбой. Свет побелел, и генерал рассмотрел лицо встречавшего.
– Я видел вас ранее? – гость был спокоен и холоден как лёд. Да и причина, по которой он заглянул в контору торговой фирмы, заставляла его быть сдержанным. Соответственно, генеральские фразы были односложны: – Это вы в конце прошлого декабря отворяли мне двери на Семёновской?
Новые поклоны и последовавший ответ несколько испортили решительный настрой генерала.
– Разумеется, высокочтимый господин! – приговорённый им к смерти объект радовался его приходу. – Смею напомнить вам, что имел честь встречать вашу милость в здании на Пекинской в одна тысяча восемьсот девяносто восьмом году!
Личностные отношения между палачом и жертвой могут зародить сомнения в душе убийцы. Но не у Эмиро Эсами. Он лишь злорадно усмехнулся: «Да этого несчастного глупца просто распирает тщеславие! Мимолётная встреча, а послушай его, мы вроде породнились!»
– Может, вы припомните, мой господин, в тот год я только прибыл во Владивосток в качестве младшего приказчика, – болтун не собирался умолкать. Клерк желал непременно понравиться «большому человеку». – Будучи троюродным племянником господина Ишида Сайгиро… Этого прагматичного человека, из ничего создавшего столь славную фирму! Мне позволительно было быть мечтателем и романтиком…
Прерывая словоизлияния родственника умершего в Киото коммерсанта Ишида Сайгиро, пришедший объявил:
– Милейший Ишида… Я не ошибаюсь, ваше имя Синдзи?
– Я не мог и мечтать, чтобы ваше высокопревосходительство помнило моё незначительное имя!..
Генерал прервал его:
– Мне срочно потребовались некоторые суммы…
Приказчик радостно закивал:
– Мы храним небольшие суммы… – поперхнувшись, Ишида Синдзи пару раз кашлянул, – на непредвиденные расходы. В сейфе… – Генерал предложил пройти к означенному сейфу, и младший Ишида тотчас повиновался: – Прошу господина следовать за мной!
Несколько минут блуждания по неосвещённым коридорам, и двое уткнулись носом в нужную дверь. Как только она открылась, клерк нашарил рукой выключатель и повернул барашек. Яркий электрический свет ослепил генерала. Когда его зрение вернулось в норму, сейф с ценностями уже был распахнут.
– В каком размере и какой валюте господину нужны деньги? – спрашивая генерала, приказчик держал в руке зелёную пачку американской валюты.
Кубическая клетушка сейфа-хранилища без окон, с серой густой побелкой стен и болтающейся на жгуте под потолком оголённой лампочкой генералу понравилась: «Глухое место, для задуманного в самый раз!» Подвальчик меблировали: обшарпанный венский стул, тяжеловесный письменный стол и стеклянный графин на нём. Стулья для посетителей торговой фирмы Ishida Co. Ltd отсутствовали. Впрочем, здесь их попросту некуда было ставить. Генерал не торопился называть суммы, за которыми он якобы пришёл глухой ночью. Не спеша сняв дорожную шапку и заношенное пальто, он аккуратно положил одёжу на пустой стол и, указав пальцем на полки сейфа, ровным голосом поинтересовался:
– Фунты есть?
Внимание представителя фирмы привлекла некая неряшливость в облике посетителя, и, стремясь угодить влиятельному незнакомцу, он вместо ответа на вопрос залебезил перед гостем:
– Нижайше прошу меня извинить, высокочтимый господин, но у вас на правой щеке… – бедняга не признал бурого вещества, испачкавшего сановную щёку, и просто тыкал пальцем в свою собственную, – вот тут пятнышко…
Вынув мятый платок из кармана несвежей рубахи, генерал, смочив его водой из графина, отёр скулу.
– Так лучше?
Приказчик склонился в почтительном поклоне.
– Да, хозяин!
– Так что там с нашими фунтами?
Волнуясь, что невежливо кажет затылок посланнику Токио, довольный собой приказчик потянулся к сейфу вернуть обратно доллары и взять фунты. Генерал выдохнул и с полушага саданул клерка кулаком за ухо. Ноги сотрудника фирмы Ishida Co. Ltd подогнулись. Закатив глаза, приказчик Ишида без чувств повалился к основанию сейфа. Разлетаясь по помещению, зелёные бумажки посыпались на пол из его ослабевшей руки.
Не желая пачкаться кровью, ликвидатор поднял бесчувственное тело на ноги, повернул его лицом от себя и вдавил в сердце жертвы подобранную в очкурах Корейской слободы заточку из трёхгранного напильника. Не пискнув, приказчик опал мёртвой плотью к ногам убийцы. Тот некоторое время разглядывал язык подтекающей из-под трупа чёрной влаги: «Крови мало… – Растекаясь поперёк комнаты, тонкая струйка гранатового цвета подхватила несколько десятидолларовых бумажек. – Узкая железка, малая рана. Кровь собирается во внутренних полостях…» – определился знаток смертоубийства. Уплывающие деньги напомнили ему, зачем он спустился в подвал.
Предупредив набитый деньгами железный ящик, что не прощается: «В тебе, голубчик, я покопаюсь опосля!» – Эсами вышел из хранилища. Здание было невелико, и найти клетушку, где спал ночной охранник, генералу не составило особого труда. К его приходу пожилой японец разоспался всерьёз.
– Сасаки-сан! – ровным тягучим голосом убийца позвал охранника, лежащего на узкой койке.
– Что?! – вскинулся спящий человек.
– Вас приглашает господин приказчик!
Присев на набитом водорослями тюфяке, Сасаки Кубо, приходя в себя после глубокого сна, тёр глаза кулаками. Оправляя кимоно, охранник встал и, выходя в коридор, поинтересовался:
– Вы, господин, сами-то кто будете?
Незнакомец ограничился отговоркой:
– Любезный, поспешите, господин приказчик сам всё объяснит! Да, чуть не забыл! Подушку прихвати…
– Господин Ишида Синдзи спрашивали принести подушку?! – не поверил своим ушам охранник. – Зачем уважаемому начальнику моя подушка?
– Он самый! Стоит вам только с ним свидеться, он всё…
Сасаки не унимался:
– Отчего господин приказчик не изволил лично меня позвать?
Под бурчание Сасаки они прошли в контору с барьером. Здесь было всё так же темно и пусто. Затягивать совершение задуманного, излишне долго оставаясь на месте преступления, генерал не собирался. С левой руки он поддел охранника кулаком под челюсть. Удар был рассчитан так, чтобы Сасаки, отступив пару шагов назад, завалился на спину. Так и произошло. Охранник рухнул как подрубленное дерево, с треском и грохотом раздавив спиной низкий лаковый столик с красочной рекламой торговой фирмы Ishida Co. Ltd.
Сбив с ног жертву, Эсами подобрал упавшую подушку и, склоняясь над жертвой со словами «Прошу меня извинить», пару раз выстрелил через подушку в грудь оглушённого Сасаки. Отерев перепачканным платком наган, убийца отбросил ствол в дальний угол и, встав подле застреленного на колено, подсунул под бездыханное тело старика розетку красного революционного банта – визитную карточку красногвардейцев. «Дело сделано! – подвёл итог генерал. Для завершения его миссии провокатору осталось, разгромив-разбросав имущество фирмы, обчистить её сейф. – И можно будет возвращаться на борт “Асахи”. Последующее должно произойти без моего участия».

Виктор УСОВ