МЕЧТА

Леонид ДОНСКОВ
Цимлянские пески

Дедушка со стоном, старчески кряхтя, опираясь о грядушку, медленно поднимался с кровати. Сначала, свесив ноги, сел, щуря свои слезящиеся, почти ничего не видящие глаза, сказал: «О-хо-хо», потом вздохнул и начал шарить ногами – растоптанные донельзя тапочки под кроватью. Затем тяжело, неуверенно и с опаской встал и с трудом, не поднимая ног, шаркая подошвами по древнему вытертому и потерявшему цвет паласу, опираясь рукой о стену, пошёл на кухню.
– Дожил… помирать пора. Фу! Устал… И остановился, прижавшись боком к стене… – Есть у меня мечта…
– Какая мечта, дед? Журналистом всё мечтаешь быть? Так поздно…
Уж очень он жалел, что довелось ему учиться всего четыре года, а нужда заставила батрачить на кулака, да так, что затянуло правую руку в молотилку, и остался он пятнадцатилетним пареньком с искалеченной правой рукой. А хотелось ему стать журналистом и всегда писать только одну правду… Странная мечта для деревенского пацана двадцатых годов….
Мой дед… Жаль, как он стар… а четыре класса так-то не беда, он и с таким образованием… знаю я эту историю. Был он «тридцатипятитысячником» – это когда-то после войны. Пришёл в колхоз, а счетовод, он же и бухгалтер в одном лице, сбежал, оставив в сейфе вместо трёх рублей с копейками (по ведомости таков был весь колхозный бюджет) пустую бутылку из-под водки… Потом… уже потом провожали колхозники своего председателя на пенсию: богатый, отстроенный колхоз со счётом в банке на два миллиона семьсот тысяч рублей, советских – тяжёлых, «Жигули»-то стоили пять тысяч…
– Ну и какая у тебя, дедушка, мечта?
Он закрывает глаза, тяжело дышит:
– Научиться бы летать…
– Что?!
– Я бы полетел в Москву, в Кремль…
– Да зачем?!
– Я бы его по лысине, Сатаною меченной, Горбача проклятого. Чтоб он издох!
– Да нет его уже там.
– А-а-а?! И этого, понимаешь, Эльцына. Я пацаном в разведку против таких бандитов ходил: Мослак с бандой в двести пятьдесят сабель… а потом их сынки… кулацкие сынки, нам кричали: «Отцы штыком не взяли, так мы вас партбилетом забьём…» Перевёртыши! Полиповы! Враги народа! Бандиты! – Хватается трясущейся рукой за сердце. – Хрущ проклятый понавыпускал…
– Да тише ты, дед, тише, опять «скорую» вызывать придётся.
У дедушки белеют губы, трясутся руки, ноги дрожат и подгибаются. Обнимаю, поддерживая, веду в зал. Сухонькой ручкой хватает меня за рубашку, комкает ворот. Хрипло и убеждённо шепчет:
– Вот бы вышел сейчас кто-нибудь из них мне навстречу… вцепился бы ему в глотку… и охрана бы не помогла… с живого бы не слез… А тогда… Тогда и помирать можно…

Жил-был дед,
И была у него мечта…
Дед умер…
А мечта?
Мечта…
Осталась!!!