КОПЬЁ ПЕРЕСВЕТА
Андрей РЕБРОВ
Андрей Борисович Ребров родился в 1961 году в Ленинграде. Один из основателей Православного общества писателей, созданного по благословению митрополита Иоанна (Снычева). Пребывание в святых местах русских – на Валааме, в Оптиной пустыни, в Дивееве, Святогорском, Псково-Печерском монастырях – оказало большое влияние на его произведения. Работал оператором котельной, что позволяло заниматься литературой. Секретарь СП России, действующий член ИППО. Лауреат всероссийских литературных премий. Академик ПАНИ, АРС и др. Имеет церковные и государственные награды. Главный редактор журнала «Родная Ладога». Живёт в Санкт-Петербурге.
К 60-летию со дня рождения
* * *
Иссяк закат. И ночь черна, как пашня.
Пишу, пишу… пашу лист белый я,
Чтоб трением пера о грунт бумажный
Возжечь хотя бы искру Бытия.
Чтоб в книге дней, объятой позолотой
Небесных нив, легко бы вы прочли
Хотя б щепотку строчек, где от пота
И слёз моих искрится соль земли.
* * *
Цвели целительные травы
Под взором солнечным небес.
И, как Мамврийская дубрава,
Дышал иссопом русский лес.
В душистой дымке золотистой
Ягнёнок пасся на лугу,
И женщина несла тернистый,
Смолистый хворост к очагу,
Где, до поры тая дыханье,
Заветно тлел огонь костра,
И старец, будто в ожиданье,
Стоял у ветхого шатра…
И голубь реял крестоносно,
И шло служенье муравья…
Всё было значимо и просто,
Как в вечной книге Бытия.
* * *
Поветшала скитская дубрава,
Понищал одеждами народ.
Лишь церквей намоленные главы
Золотят осенний небосвод.
Снова, Русь, в убогом одеянье
На заветный свет их
ты спешишь.
Века и природы увяданье –
Время для спасения души.
БЕРЁЗЫ
Отъярились осенние грозы,
И забрезжили в ясной дали
Столь привычные взору берёзы –
Златокрылые светы земли.
Замахали призывно ветвями,
Листвяным опереньем искрясь,
Прикровенно являя пред нами
Немирскую свою ипостась.
И, быть может, во дни увяданья,
Их нетленного вида страшась,
Просветлеет, стяжав покаянье,
Многогрешная чья-то душа.
* * *
Никольский собор закружил куполами.
И чудится в каждом витке листопада,
Что осени русской кленовое пламя
Бушует в ветвях Гефсиманского сада.
Да будет по вере твоей! И не сетуй,
Да было ли то и на самом ли деле
Мгновенье тому на промокших газетах
Библейские ангелы тихо сидели.
Есть в осени невской такие мгновенья,
Когда этот город кружит в небесах,
И разных времён и пространств совмещенье
Свершается прямо на наших глазах.
* * *
Засыпал стёкла рыхлый свет дневной,
И мне светлица кажется норою.
И растворяю в поле я окно,
Где пахнет свежей пашнею сырою,
Где крот, как будто в толще временной,
Копает ход сквозь древний пласт земной.
Так я порою Вечность носом рою,
Чтоб в смертной тьме, под жизненной корою,
Найти просвет в небесный мир иной.
НА РЕКЕ
На левом берегу – туман густой.
А правый берег – дальний и крутой;
Направлю чёлн туда, где с высотой
Ночных небес, запомненных водой,
Слились уже светающие дали…
И, может, в невечерней жизни той
Когда-нибудь к Безбрежности причалю…
* * *
Месяц речной – всё взрослее и строже…
Веет бессмертьем от звёздной воды.
Юность ушла… И за лунной дорожкой –
Свежие звёзды, как чьи-то следы.
Время течёт… Но, о Вечности мысля,
Долго гляжу я, как в детстве, с мостка
В воды реки, углублённые высью,
И ощущаю, как юность – близка…
ПРЕОБРАЖЕНИЕ
Глядится высь в разлившееся Нево,
Наводнены безбрежностью сады.
И с яблонь,
яко с жизненного древа,
В поток небесный падают плоды.
И, словно чьи-то прожитые годы,
Несут их вдаль речные облака.
И чудится,
что яблоки на водах
В скопленье
сочетаются в века.
И те века плывут,
плывут…
И встречно
Течёт им
жизнь грядущая моя.
И я гляжу на яблочную вечность,
Преображаясь чудом Бытия.
* * *
Вот снова чьи-то дети вдалеке
Так по-библейски плещутся в реке
И голышом на свежем ветерке
Простосердечно бродят по мыску.
А время, уподобившись песку,
Заносит их следы на бережку.
И человек, похожий на Луку,
Им что-то пишет тростью на песке…
ПЕТЕРБУРГСКИЕ ЛЬВЫ
Я иду по мостам между каменных львов,
Что дружны мне с моих первых детских шагов,
Что под снегом сейчас, как в берлогах, сонливо
Сторожат Петербург, словно – в древности –
Фивы.
И наверное, снится завьюженным львам
О песчаных сугробах, подобных векам.
* * *
Скрылись долы в густеющем мраке,
Стал стеной на пути тёмный лес.
Но созвездий заветные знаки
Засветились на свитке небес.
И светло из-под глади ледовой
Засквозили зеницы озёр,
Словно знаками звёздного слова
Их глубинный исполнился взор.
Верно, так же, под высью глубокой,
В бездорожье библейских песков
Сквозь прозрачные вежды пророков
Звёздно брезжили дали веков.
* * *
Разверсты двери в церкви запустелой –
Прообраз запечатанных времён.
Лишь зимний вихрь позёмкой то и дело,
Кадя во тьме у храмовых икон,
Порой тепло доносит из придела
Страстной Андрея Критского канон.
Там в алтаре морозной звёздной сканью
Мерцают утварь, стены и полы,
Там старцы, словно в гуще Мирозданья,
Творят канон, чтоб светом покаянья
Исполнить каждый квант греховной мглы.
И паки, паки будут дни светлы,
Светлы, как Рождество в ночной пещере,
Длинны, как путь несения Креста…
И, может, в срок пришествия Христа,
Когда времён свершится полнота,
Той церкви распечатанные двери
Преобразятся в райские врата.
СВЯТОЧНОЕ
Блёкнет день,
исполнясь ветхим светом.
В старый сад тропа заметена.
В снежной сфере яблоневых веток
Созревает новая луна.
На дворе – мороз, но временами
Чудится, что в заоконной мгле
Сладко пахнут горними садами
Яблоки, не собранные нами, –
Маленькие луны на земле.
У РОЖДЕСТВЕНСКОЙ ЁЛКИ
Моему сыну Арсению
Там мир таинственный, согретый
Воображеньем детворы:
И за спиралью мишуры –
Не просто полые шары,
А населённые планеты.
Там детских грёз чудесной силой
Гирлянды лампочек цветных
В неугасимые светила
Невинно преображены.
И, как сгущённый до сверканья,
Овеществлённый в форму свет,
Шпиль – над еловым мирозданьем –
Горит, мечтами их согрет.
А здесь, пред ёлкою, в сторонке –
Весь в чистых, радужных слезах –
Лик обомлевшего ребёнка,
Его нездешние глаза.
* * *
Рождественским снегом покрыты соборы.
И солнце играет в родных небесах.
И кажется, будто в глубоких затворах
Печерские старцы творят чудеса.
И вдруг, встрепенувшись от первого звона,
Мохнатые шапки роняют на лёд
Сединами зим убелённые кроны,
Сединами лет убелённый народ.
Метали поклоны белицы-берёзы,
Склонялись и ветви, и сотни голов,
И чудилось мне, отступили морозы,
И душу согрела молитвенность слов.
То в храме тропарь гулко братия пела,
И отзвук его долетал из леска.
Снегами и елями пахло в приделах,
Свечами и ладаном пахли снега.
А звоны летели над долгим простором,
Пушистым и белым, как Божий убрус.
И вторили им и сердца, и соборы,
И шапки роняла притихшая Русь.
НА БРАНЬ ПОСЛЕДНЮЮ…
Митрополиту Константину (Горянову)
Золотилось небо спелой рожью,
А в полях синели васильки.
Шёл монах сумняшеся ничтоже
Вековой тропой, и кулики
Щебетали в долах васильковых
Под ржаною вязью облаков.
И лучилась к полю Куликову
Тропка летописною строкой.
Шёл чернец строкой незавершённой,
Посох предержа в руце своей,
Мимо новорусских вавилонов,
Мимо стойких дедовых церквей.
А издалека, сквозь птичье пенье,
Сквозь халдейский ропот городов,
Доносился грозный гул сраженья:
Гром гранат, глухой, как стук щитов,
Посвист пуль, звучащий, словно эхо
Впившихся в простор ордынских стрел,
Лязг пропятых танковых доспехов,
Трубный гуд страстных монастырей.
Шёл монах без устали и страха
На армагеддонское жнивьё…
И служило посохом монаху
Пересвета древнее копьё.
* * *
В долгом омуте метели
Тонет чёрная река.
К часу пушкинской дуэли
Нет ни брода, ни мостка…
Только белая пучина
Стонет, словно человек.
Только ягоды рябины
Тихо капают на снег.
Только вдруг, заколыхавшись,
Щёлкнет ветка у виска,
Будто выстрел, прозвучавший
Сквозь метельные века.
ЛЕРМОНТОВ
Бородино листа,
Свеча горит,
а выше –
Три сомкнутых перста,
Так крестятся
и пишут.
ВОСХОЖДЕНИЕ
К заветной маковке горы
Вершу свой путь тяжёлый:
Всё ближе звёздные миры
И неоглядней долы.
И вспоминается в пути,
Как смертно не хватало
Хоть искры веры – чтоб дойти,
Дожить до перевала.
Бывало, свет иных вершин
Сбивал с пути вначале…
Но здесь, в предоблачной тиши,
На гулком перевале,
Вдруг ощущается легко,
Что каждый стук сердечный
Созвучен поступи веков.
И верится: жизнь – вечна…
ЗОРКАЯ СВЕЧА
Пронзают сумрак зоркие лучи
Светло глядящей в зеркало свечи.
И, слившись с отражением её,
Мой долгий взор лучится в Бытие,
Где ныне я… Мой род запечатлён
В необозримом зеркале времён.
И я, как в вещем полузабытьи,
Глазами внуков зрю в глаза свои,
Из глубины которых на меня
Взирают предки – горняя родня.
ЛЮБОВЬ
Выйди ночью за порог
Со свечой в руке –
И увидишь огонёк
В дальнем далеке.
Это я, храня свечу
От семи ветров,
Твоему огню шепчу:
«Выведи под кров».
* * *
Застив маковками звёзды,
Липы в парке зацвели.
И казался липким воздух –
Аж от выси до земли, –
Словно им, как сущим клеем,
С дней Творения до нас
Та цветущая аллея
С высью звёздной скреплена.
Видно, нам со дня рожденья,
Будто давний сон цветной,
Помнить райское цветенье
До могилы суждено.
