Николай МАКСИКОВ

Николай МАКСИКОВ

Смех – дело серьёзное!

Смолкли пушки, сняты каски,
Тает иней на броне.
Что такое смех солдатский,
Озорной и залихватский,
В передышке на войне?!

Громче ухнувшей фугаски
И раскатистей вдвойне,
Он под шутки и побаски
Для логической развязки –
Табачка порой родней!

После адской свистопляски,
В дымной облачной волне
На ответственном участке
Всё же он и для острастки
Вражьей слышен стороне.

А где смех, там, глядь, и пляски
Под гармонь пойдут вполне!
Хлопчик луцкий, парень вятский –
В них живёт сам дух славянский,
Если верить старшине!

Эха звук, густой и вязкий,
В робкой стихнет тишине.
Будто отклик марсианский –
Трассер в розовой окраске
Пролетит в солдатском сне…

 

ПОБЕДА!

Ещё не сочтены потери,
Но смолк усталый автомат.
И самому себе не веря,
«Победа!» – выдохнул комбат.

– Победа! – громко из эфира
Неслось под купол тишины.
Шёл первый день рожденья мира.
День окончания войны.

 

Миг перед атакой

Над блиндажом – раскатистый
Артиллерийский гул,
И шквал с берёз на скат листы
Свинцовым ветром сдул.
Дрожит земля испуганно –
Ревёт фугас взахлёб,
Свистит смертельно вьюга, но
Не выбит, жив окоп!
Уже сигналит выстрелом
Ракетница: «Пора!»
И враг уже не выстоит
Под русское: «Ура-а-а!»

 

Зачем ты, дедушка, грустишь?

– Зачем ты, дедушка, грустишь?
Смотри, опять весна какая:
Очнулась зелень городская,
Шумит, серёжками сверкая,
Листвой касаясь тёплых крыш!

Зачем ты, дедушка, грустишь,
Черёмух горький дым вдыхая?
Какая горестность лихая
Тревожит память, полыхая
И будоража стоном тишь?

И так всегда, наступит лишь
Неделя первых чисел мая,
И ты уходишь вдаль, хромая,
Где тишина стоит немая…
О чём ты, дедушка, грустишь?

Ты эту грусть не укротишь –
В ней боль покоится земная!
Открыта фляжка жестяная.
Дед, как всегда, ответит, знаю:
– Победе радуюсь, малыш…

 

Сын. Письма из резервной армии

Мало
В безделье толку:
Без помыслов на ответ
В солдатскую треуголку
Сворачивался конверт.
Солнечно
Текст бодрится
Поэзией складных строф:
Мол, гоним проклятых фрицев!
Но главное: жив, здоров.
Лист
Расправлял помятый
Под шуточный хор острот.
Как штемпели – ставил даты
На месяц, на год вперёд…
Снова
Поход неблизкий,
И что там – не знает Бог.
Знакомой штабной радистке
Бессонниц вручил итог:
«Лишь
С огневой метелью
Сойдёмся мы там, вдали, –
Прошу: хоть разок в неделю
Ты матери шли их. Шли!»
Было:
Менялся почерк –
Скорбел полевой архив.
Но вслед похоронной почте
Упрямо неслось: «Я жив!»
Внемлют
Молитвам боги,
И есть кому письма слать.
На гладкую плешь дороги
Доверчиво смотрит мать.

 

На предвоенном рейде

Качки нет, и сладко спится!
Тишь безбрежная мертва.
Спят подлодки и эсминцы,
Спит безусая братва.
Для баталий многотрудных
Все пред Господом равны –
В полумиле до «полундры»,
В полушаге от войны.

На фронт

Полуторка спешит на полустанок –
В ней стриженых мальчишек полувзвод.
Война их отняла у пап и мамок
И никого обратно не вернёт.

Спокоен ход – ни мин и ни фугасок,
Но кажутся как вечность для парней
Всего-то полчаса дороги тряской…
А до победы путь – куда длинней.

Клыкастым защитникам Родины

Прорвав заслон на дальнем перевале,
Туманным утром, крадучись, как тать,
Чужой пришёл, куда его не звали,
Желанием томимый – убивать!

Уже не чуя запах земляничный –
А в пору эту ягодка сладка! –
Лежал в траве погибший пограничник,
И пёс хрипел с тугого поводка.

Чернея, кровь спекалась и густела,
Но, жутковатый обнажив оскал,
Пёс никого к бездыханному телу,
Как верный страж, рыча, не подпускал.

Он головой мотал и дёргал резко –
Собаки пограничные ловки!
Едва бечёвка разорвалась с треском –
На вражьем горле щёлкнули клыки.

Теперь Мухтар был страшен и неистов,
Попасть в него никто никак не мог!
А пёс нещадно в клочья рвал фашистов –
От смерти на собачий волосок.

Вот наконец какой-то боров гладкий
Ошейник сыромятный пережал:
Удар клинка – итог неравной схватки,
И, как всегда, безжалостен кинжал.

Но как бы ни была чужая свора
К поверженным на почести скупа,
Солдаты, лейтенанты и майоры
Эмблем своих склонили черепа.

Мрачнел фашист, на поле боя стоя,
И жалок был вояк суровых вид:
Не победить страну, где всё живое
За Русь родную жизни не щадит!

 

Совпадение

Фронтовой братве знакомо,
Как волнительно порой
Получить письмо из дома
После схватки боевой.
Сердце воина ранимо,
И ему спасенья нет,
Лишь пахнёт теплом родимым
Распечатанный конверт!
На виске забьётся жилка,
Затуманятся глаза.
А когда придёт… посылка –
Тут и вовсе что сказать?!

То от мамы, то от милки
Под свинцовый жгучий град
Драгоценные посылки,
Словно песни, подбодрят.
Трудовые коллективы
Собирали в общий фонд
Для воюющих служивых
Кто что мог. Туда, на фронт.
А кому? Писали часто
Лишь: «Отважному бойцу».
Открывай, герой, и хвастай!
Но сначала – потанцуй!

Старшина подметил басом:
«Без обид, братки! У нас
Рядовой Владимир Басов
Показал отличный класс!
Танк подбил. Как это было,
Каждый видел. Потому
Этот вот гостинец тыла
Я вручить хочу ему!»
И косится глазом зорко
В коробок. Там сущий клад –
Настоящая махорка,
Деревенский самосад!

И письмо. Всего пять строчек:
«Береги себя, герой!
Муженёк или сыночек –
Возвратись живым домой».
А в конце вопрос выводит,
Буквы скачут и пестрят:
«Мужа, Басова Володю,
Не встречал ли где, солдат?»
Клич весёлым хлопцем подан –
Как от хмеля – краснобай:
– Налетай-ка целым взводом!
Целой ротой – налетай!

Пусть под утро – канонада
И приказ: «Примкнуть штыки!»
Умирать кому-то надо,
Но не дело, мужики!
У фашиста на закорках
Наша вышла череда,
Коли так крепка махорка,
Коли так рука тверда!
Как мечталось нам давненько,
Так, видать, тому и быть:
У Рейхстага на ступеньках
В День Победы покурить!

Чарка Победы

В хуторочке кто не знает,
Что безрукий дед Антон,
Как всегда, в начале мая
Странный варит самогон?!

Он на вкус такой же крепкий
И на вид – слеза слезой,
Но выходит у калеки
Поразительный настой!

Посудите, то не чудо ль,
Что от первого глотка
Одному нахлынет удаль,
А другому – грусть-тоска?

Из одной всегда чекушки
Под расцветшею иргой
Две соседки, две подружки
Пьют за праздник дорогой.

Начинают чинно, кротко
Пить за память однова
И счастливая молодка,
И несчастная вдова.

Пьют – за что кому уместней,
По глоточку, в перекус,
Хоть свои у каждой песни,
А у слёз разнится вкус.

Кто поёт, кто только воет.
Кто воспрянул, кто поник.
Отчего так – знают двое
Да безрукий фронтовик.

 

Заступница

Издавна в покровах из батиста –
По земному солнечно-светлы –
Лики Богородицы Пречистой
Украшали кутные углы.

К ним в минуты скорби и печали,
Свет лампад вечерних пригасив,
Обращались предки, и журчали,
Как ручьи, молитвы по Руси.

Умоляли Деву о подмоге,
А ещё, как Бога во плоти, –
Пощадить заблудших и убогих
И прощеньем души их спасти.

Да с извечной думой о России,
Не сдаваясь злому воронью,
Уберечь от ворога просили
Матушку-земелюшку свою.

Были те молитвы, как напевы,
Расступалась перед ними мгла,
И ни разу Пресвятая Дева
Отказать тем просьбам не могла.

И когда кровавых мракобесов
Расползлась коричневая слизь,
Пресвятой заступницы небесной
Над столицей длани вознеслись:

Самолёт от хляби бездорожья
Взмыл над тишью улиц городских,
И с иконы древней Матерь Божья
Осенила подданных своих.

Крылья растворились в синей выси –
Самолётик мал и неказист,
Но впервые про себя молился –
Истинно – заглавный атеист.

Время измельчило мир духовно,
Только дух российский – неделим.
Мы, любуясь маковкой церковной,
В очи Богородицы глядим.

О страшном на войне

Я деда спрашивал когда-то –
И любопытно было мне:
«Что для обычного солдата
Всего страшнее на войне?»

Дед отвечал без предисловий,
Вздымая худенькую грудь:
«Ты знаешь, страшно в море крови,
Не зная брода, утонуть».
Сердито хмурилась морщина,
Дед виноватым делал тон:
«Признаться матери, что сына
Ей не дождаться ни за что…
Когда в простреленной скворечне
Весёлых песен больше нет…
И схоронить дружка под вечер,
С которым кашу ел в обед…
Ещё, пожалуй, раскумекай,
Что выше всяческих отваг
Убить впервые человека,
Пусть даже он – заклятый враг.
Не просто страшно, но и гнусно,
И омерзительней всего
Убить предателя и труса,
Но, понимаешь… своего!
Среди свинцовых вихрей – жутко
В атаку встать, крича: «Вперёд!»,
Не зная, что через минуту
С тобой самим произойдёт.

Давно разорваны фугасы,
Но боль внезапная страшна:
Вдруг битвы ратные – напрасны?
Вдруг в них не кончена война?»

Генерал и его небо

Посвящается генералу И. Копецу

Генерал!
А ему-то всего чуть за тридцать!
В небе не только летать – в нём купаться можно!
Взвиться, слыша, как Бог на тебя матерится!
Звёзды в петлицах – чем не пример молодёжи?

Он взирал
На испанские дымные веси.
Быть героем – всегда почему-то непросто!
Тесен мир от кровавых грохочущих месив –
Поднебесье глубокие роет погосты!

Замирал,
Если в синей разверзнутой выси
Кто-то так же, срываясь в немыслимый штопор,
Взвившись, снова порхал, от земли независим,
Бисер тучек попутных на небо наштопав.

Но штурвал
Оказался теперь бесполезен.
И фашист, недобитый в предместьях Мадрида,
Лезет, гнида, парадом московским пригрезив,
Если вся авиация наша разбита.

Догорал
День июньский треклятого года,
И легки особисты подчас на расправу.
Вот же дьявол! Пожить бы, сражаясь, охота!
Боже правый! Спаси от расстрельной канавы!

Есть портал
Между нынешним днём и грядущим.
Да и возраст Христа – символичен, по сути.
Неподсуден герой, в небо смело идущий.
В перепутье земном вы его не забудьте.

На всю жизнь

Вишня цветёт белокипенно, пышно.
Семьдесят лет, как утихла война.
– Что же ты, бабушка, замуж не вышла?
Век коротаешь одна и одна.

Видно, и впрямь наша жизнь обнищала.
Горько ответ её выверил суть:
– Я же, мой внучек, ему обещала
Ждать хоть до гроба. Осталось чуть-чуть…

 

Мир

Давно отшумела весна-привереда,
Накрыв изумрудом леса и поля.
Победа! Победа, победа, победа! –
Блаженно ликует родная земля.
Тишайшие зори ложатся в туманы,
И росы алеют среди ковыля.
От ран боевых скорбно стонут курганы,
Белёсыми гривами чуть шевеля…