ПЕСНЯ О ГИБЕЛИ КАЗАЧЬЕГО ВОЙСКА

Павел ВАСИЛЬЕВ

Павел Николаевич Васильев (05.01.1910–16.07.1937) – поэт, прозаик, публицист. Родился 5 января 1910 года (по н. с.) в городе Зайсане. Детство прошло на территории Горькой линии Сибирского казачьего войска (ныне север Казахстана). Известен своими поэмами, среди которых «Соляной бунт», «Лето», «Песня о гибели казачьего войска», «Синицын и К», «Принц Фома», «Кулаки», «Христолюбовские ситцы». Весной 1932 года Павел Васильев был арестован по обвинению в принадлежности к контрреволюционной группировке литераторов. Был приговорён к высылке в Северный край на три года, однако освобождён условно. 15 июля 1937 года приговорён коллегией Верховного суда СССР к расстрелу по обвинению в принадлежности к «террористической группе», якобы готовившей покушение на Сталина. Расстрелян в Лефортовской тюрьме 16 июля 1937 года. Реабилитирован посмертно 20 июня 1956 года Военной коллегией Верховного суда СССР «за отсутствием состава преступления».

ОТРЫВОК ИЗ ПОЭМЫ

…Ярки папахи и пики остры,
Всходят на Знамени черепа,
Значит, недаром бились костры
В чёрной падучей у переправ.
Что впереди? Победа, конец?
Значит, не зря, объявляя Поход,
Самый горячий крутой жеребец
Под Атаманом копытом бьёт.
Войско Казачье – в сотни да вскачь.
С ветром полынным вровень – лети,
Чёрное дерево-карагач,
Камень да пыль на твоём пути!
Сотни да сотни, песни со свистом,
Песок на угорьях шершав и лыс…
Лебяжье, Черлак да Гусиная Пристань,
Острог на Берёзах да Тополев Мыс!

– Чтоб вольница ярмы на шею надела?!
– Штыки да траншеи – нашли, чем пугать!
Иртышской вольнице – скот и наделы!
Иртышской вольнице – степь и луга!
А если не так, из-за кровного хлеба
Пику направь и пошли заряд.
Значит, недаром на целых полнеба
Тянется красным лампасом заря.
Эх, Иртыш, родна река,
Широка дорога,
Не мешает мужика
Пиками потрогать:
Понаехали сюда
С Самары да Рязани –
Кверху лаптем борода,
Тоже партизане!
Небо шашками дразня,
Сотни вышли в поле:
Одолеет кыргизня,
Только дай ей волю.

Сотни да сотни, песни со свистом,
Пролит на землю тяжёлый кумыс.
Гладит винтовки Гусиная Пристань,
Шашками машет Тополев Мыс…
Торопи коней, путь далеч,
Видно, вам, казаки, полечь.
Ой, хорунжий, идёт беда,
У тебя жена молода.
На губах её ягод сок,
В тонких жилках её висок,
Сохранила её рука
Запах тёплого молока…
Чёрный ветер с поречья дул,
Призадумался есаул:
То ль тоска, то ль звенит дуга,
Заливные плывут луга.
Пыль дорог ещё горяча,
И коровы идут мыча,
Вырезные трясут бубенцы
На конюшне твои жеребцы.
Неизвестен путь и далеч,
Видно, вам, казаки, полечь?
Кто же смерти такой будет рад?
Повернуть бы коней назад
Через волны чужих пшениц,
До привольных своих станиц…

Красная Армия!
Бои, бои –
В цоканье сабель, пуль и копыт
Песни поют командиры твои,
Ветер знамён
Над тобою шумит.
Стелется низко тревожный шум,
Смолкли станицы по Иртышу.
Слушайте песню, песню о том,
Как по бурьяну, что чёрен и ржав,
Смерть пробегала со ржавым штыком,
Рыжие зубы по-волчьи сжав.
В степь погляди – ни звезды, ни огня,
Слушай, товарищ, штык наклоня,
Кони подвешены на удила.
Слушайте, конники,
Стук сердец.
Чтобы республика зацвела,
Щедрой рукою посеем свинец…

Белопёрый, чалый, быстрый буран,
Чёрные знамёна бегут на Зайсан,
А буран их крутит и так и сяк:
Клыкастый, отбитый волчий косяк.
Атаман, скажи-ка, по чьей вине
Атаманша-сабля вся в седине?
Атаман, скажи-ка, по чьей вине
Полстраны в пожарах, в дыму, в огне?
Атаман, откликнись, по чьей вине
Коршуном горбатым сидишь на коне?
Белогрудый, чалый, быстрый буран,
Чёрные знамёна бегут на Зайсан.
Впереди вороны в тридцать стай,
Синие хребтины, жёлтый Китай.
Позади, как пики, торчат камыши,
Полк Степана Разина и латыши.
Настигают пули волчий косяк,
Что же ты нахмурился, молчишь, казак?
Поздно коня свёртывать, поди, казак,
Рассвет, как помешанный, пляшет в глазах.
Обступает темень со всех сторон,
Что подбитых воронов – Чёрных знамён…

ТРОЙКА

Вновь на снегах, от бурь покатых,
В колючих бусах из репья
Ты на ногах своих лохматых
Переступаешь вдаль храпя

И кажешь, морды в пенных розах,
Кто смог, сбираясь в дальний путь,
К саням на тёсаных берёзах
Такую силу притянуть?

Но даже стрекот сбруй сорочий
Закован в обруч ледяной.
Ты медлишь, вдаль вперяя очи,
Дыша соломой и слюной.

И коренник, как баня, дышит,
Щекою к поводам припав,
Он ухом водит, будто слышит,
Как рядом в горне бьют хозяв;

Стальными блещет каблуками
И белозубый скалит рот,
И харя с красными белками
Цыганская от злобы ржёт.
В его глазах костры косые,
В нём зверья стать и зверья прыть,
К такому можно пол-России
Тачанкой гиблой прицепить!

И пристяжные! Отступая,
Одна стоит на месте вскачь,
Другая, рыжая и злая,
Вся в красный согнута калач.

Одна – из меченых и ражих,
Другая – краденая, знать, –
Татарская княжна да б… –
Кто выдумал хмельных лошажьих
Разгульных девок запрягать?

Ресниц декабрьское сиянье
И бабий запах пьяных кож,
Ведро серебряного ржанья –
Подставишь к мордам – наберёшь.

Но вот сундук в обивке медной
На сани ставят. Веселей!
И чьи-то руки в миг последний
С цепей спускают кобелей.

И коренник, вовсю кобенясь
Под тенью длинного бича,
Выходит в поле, подбоченясь,
Приплясывая и хохоча.

Рванулись. И – деревня сбита,
Пристяжка мечет, а вожак,
Вонзая в быстроту копыта,
Полмира тащит на вожжах!

СТИХИ В ЧЕСТЬ НАТАЛЬИ

В наши окна щурясь смотрит лето,
Только жалко – занавесок нету,
Ветреных, весёлых, кружевных.
Как бы они весело летали
В окнах приоткрытых у Натальи,
В окнах незатворенных твоих!

И ещё прошеньем прибалую –
Сшей ты, ради бога, продувную
Кофту с рукавом по локоток,
Чтобы твоё яростное тело
С ядрами грудей позолотело,
Чтобы наглядеться я не мог.

Я люблю телесный твой избыток,
От бровей широких и сердитых
До ступни, до ноготков люблю,
За ночь обескрылевшие плечи,
Взор, и рассудительные речи,
И походку важную твою.

А улыбка – ведь какая малость! –
Но хочу, чтоб вечно улыбалась –
До чего тогда ты хороша!
До чего доступна, недотрога,
Губ углы приподняты немного:
Вот где помещается душа.

Прогуляться ль выйдешь, дорогая,
Всё в тебе ценя и прославляя,
Смотрит долго умный наш народ,
Называет «прелестью» и «павой»
И шумит вослед за величавой:
«По стране красавица идёт».

Так идёт, что ветви зеленеют,
Так идёт, что соловьи чумеют,
Так идёт, что облака стоят.
Так идёт, пшеничная от света,
Больше всех любовью разогрета,
В солнце вся от ма́кушки до пят.

Так идёт, земли едва касаясь,
И дают дорогу, расступаясь,
Шлюхи из фокстротных табунов,
У которых кудлы пахнут псиной,
Бёдра крыты кожею гусиной,
На ногах мозоли от обнов.

Лето пьёт в глазах её из брашен,
Нам пока Вертинский ваш не страшен –
Чёртова рогулька, волчья сыть.
Мы ещё Некрасова знавали,
Мы ещё «Калинушку» певали,
Мы ещё не начинали жить.

И в июне в первые недели
По стране весёлое веселье,
И стране нет дела до трухи.
Слышишь, звон прекрасный возникает?
Это петь невеста начинает,
Пробуют гитары женихи.

А гитары под вечер речисты,
Чем не парни наши трактористы?
Мыты, бриты, кепки набекрень.
Слава, слава счастью, жизни слава.
Ты кольцо из рук моих, забава,
Вместо обручального надень.

Восславляю светлую Наталью,
Славлю жизнь с улыбкой и печалью,
Убегаю от сомнений прочь,
Славлю все цветы на одеяле,
Долгий стон, короткий сон Натальи,
Восславляю свадебную ночь.

1934