НОВАЯ КРЫША
Андрей ОБЪЕДКОВ
Андрей Юрьевич Объедков – специальный корреспондент газеты «Вечерняя Москва». Член Союза писателей России, Союза журналистов России, Союза театральных деятелей России. Лауреат литературного конкурса МВД России «Доброе слово» (2010, 2018 и 2019), литературного конкурса имени генералиссимуса Суворова (2019), литературного конкурса «Твои, Россия, сыновья!» (2015, 2018). Лауреат литературной премии имени Ивана Герасимовича Рахманинова (2002), литературной премии имени Бориса Константиновича Панова (2012).
Андрей Писарев работал корреспондентом в ежедневной столичной газете уже семь с половиной лет. Он пришёл сюда сразу, как вышел в отставку – раньше служил следователем в полиции. У него часто спрашивали: «А как ты попал работать в газету?» Для простого обывателя было непривычно видеть полицейского в творческой среде. Выходцы из органов внутренних дел обычно шли работать охранниками в ЧОПы, в лучшем случае, кому повезёт, в отделы собственной безопасности солидных фирм или адвокатами. Но Андрей обычно отвечал: «Я не в газету случайно попал, а в милицию – шёл и дверью ошибся…» Но на самом деле всё обстояло чуть по-другому: он поступал на филологический факультет Мичуринского государственного педагогического института в 1988 году, когда был ещё цел Советский Союз. В его вузе набирали национальные курсы: с ним параллельно учились студенты из Киргизии, тогда ещё Киргизской ССР – для этой республики готовили учителей русского языка и литературы. А вот заканчивали они учёбу уже в 1993 году, когда распался СССР и учителя русского языка там оказались не нужны. Вот поэтому многие киргизы остались в России.
При этом Андрей писал всегда, первые стихи сочинил в 13 лет, а уже накануне своего 14‑летия опубликовали его первую заметку в городской газете, во время учёбы в институте его приглашали работать в газету, и он реально представлял себя после окончания высшего учебного заведения журналистом. Но в начале 1990‑х предприятия распадались, работы в городе особо не было. А с ним в одном доме жил начальник милиции, который, встретив однажды, предложил пойти на службу. Соблазнил, что можно получить в ведомственном вузе МВД бесплатно второе высшее юридическое образование: ведь уже настали времена, когда получение второго образования стало платным. Плюс предоставлялась отсрочка от армии. Думал, что служить всё равно надо, а в милиции за это зарплату выдавать будут, плюс вторая специальность будет. Вот так и был сделан выбор. Через пару лет он действительно поступил в Волгоградский юридический институт МВД, а после третьего курса его назначили следователем, вскоре послали в бригаду Следственного комитета, в Москву. Андрей обрадовался. Ведь он продолжал писать, публиковаться, выходили книги. А в столице предоставлялись более широкие возможности: там он нашёл издательства, где опубликовали несколько произведений на гонорарной основе.
Потом затянулся вопрос с получением жилья, ведь с женой и дочкой ютились в служебном жилье и светила своя квартира, пока служишь. И он её получил почти через два десятка лет, как пришёл служить. Вот так и дотянул до пенсии. А потом уже исполнил свою юношескую мечту стать журналистом: у него было три варианта, куда идти работать, но выбрал «Вечёрку», так как она входила в топ‑10 самых цитируемых газет и тиражи были хорошие.
Естественно, уже за годы работы обзавёлся связями в журналистской среде, состоял в профессиональном чате и как‑то в октябре 2023 года увидел объявление, что Синодальный отдел по благотворительности Русской православной церкви набирает волонтёров в строительную бригаду по ремонту разрушенных частных домов в Мариуполе – они начали восстанавливать этот город, когда он был освобождён российскими войсками. Писарев вспомнил, что он долго смотрел по телевизору, как на заводе «Азовсталь» шли ожесточённые бои, как украинские националисты держали заложниками мирное население. Ещё Андрей вспомнил, как в 1975 и 1976 годах он вместе с родителями ездил отдыхать к папиному крёстному. Тот жил с женой и дочкой в жёлтом трёхэтажном доме, в котором были выступы – их отец называл «сиськами». Мальчишке тогда это было смешно. И ему, ещё пятилетнему, запомнилось, что он заболел ангиной и несколько дней температурил. Но быстро поправился и в течение года больше не болел. Естественно, из-за возраста у него не осталось много воспоминаний, но до сих пор сохранилось чувство счастливого детства, ностальгии и приятного ощущения того времени. Андрей помнил, что папиного крёстного звали дядей Жорой, а вот его жена была хохлушкой и во дворе часто переходила с русского на украинский язык. Мальчишку это удивляло, и он как‑то спросил:
– Папа, а она что, язык меняет?
– Да, у неё в кармане запасной лежит, – пошутил дядя Жора.
К сожалению, с тех пор они больше не виделись, и Писарев не помнил, как зовут супругу и дочку дяди Жоры. Естественно, не помнил их фамилии и адреса, где жили. Да и эти воспоминания нахлынули, когда он видел кадры боёв на «Азовстали», и сожалел, что уже не узнать, как звали родственников, так как родители давно умерли. Нет, Андрей не питал иллюзий, что он найдёт родственников, ведь дядя Жора был старше отца и его уже по-любому нет в живых. А его дочку он вообще не помнит даже в лицо и не знает адреса, где они жили. Просто незадолго до этого, в марте 2023‑го, он ездил с волонтёрами Центра патриотического воспитания в Херсонскую область, отвозили гуманитарную помощь бойцам и проезжали через Мариуполь. Въезд в город был как раз через «Азовсталь». Там были полные руины, тянулись более двух километров. Ошарашило, что памятник воинам Великой Отечественной войны был также разбит, на земле валялась голова матроса. По городу было много разрушенных домов, он напоминал Сталинград. Хотя Писарев не жил во время Великой Отечественной, но учился в Волгограде и изучал историю города, поэтому знал, что он был разрушен на 98 процентов.
А увидев в журналистском чате объявление о наборе волонтёров в строительную бригаду Русской православной церкви, на мобильнике быстро перешёл на сайт Синодального отдела, заполнил анкету и отправил. А через несколько дней позвонили: приглашали на собеседование с батюшкой. Отец Александр спросил: почему решил ехать волонтёром, есть ли проблемы со здоровьем и владеет ли рабочими специальностями. Андрей честно признался, что нет, но настоял:
– Могу простым разнорабочим!
Минуты через две батюшка благословил на поездку. Нужно было отработать не менее недели: предоставлялось жильё, питание, а вот работать нужно бесплатно. В командировку из редакции никто не отправит, поэтому пришлось оформлять отпуск на неделю.
Сбор волонтёров для отправки в Мариуполь был назначен на семь утра около храма Сергия Радонежского. Собралось около двух десятков человек. В самый притык пришёл молодой бородатый человек в очках, представившийся Иваном Гусевым, и произнёс:
– Семь утра, и не похоже на Москву, что никого нет на улице. Я привык к людскому потоку.
– Утро не вечер, вот в семь вечера здесь толпы будут шастать, – ответил Володя Волков, худощавый мужчина лет 37, с морщинистым лицом и похожий на доброго хулигана.
– Мне в четыре утра пришлось встать, чтобы сюда добраться из Зеленограда.
– На электричке?
– На такси.
– «Наши люди в булочную на такси не ездят…» – шутливо ответил Володя, вспомнив известную фразу из фильма «Бриллиантовая рука», произнесённую героиней Нонны Мордюковой.
В это время раздался голос: «Рассаживаемся по машинам». Андрей Писарев попал в одну «Газель» с Володей Волковым и Иваном Гусевым. Последний поставил рядом с собой сумку и спросил, мол, никто не хочет ли печенья?
– Дорога дальняя, ещё сами попросим, – улыбаясь ответил Володя. – Халява – она всегда душу греет.
Четвёртым пассажиром был военный пенсионер, полковник в отставке Валерий Иванович Слащенко. По дороге он был неразговорчив и мало говорил как о себе, так и о политике, о ситуации на Украине. Полная противоположность ему был Володя Волков, который любил задавать вопросы и сразу же нашёл общий язык с водителем. Вернее, это был условный водитель. На самом деле мужчина за рулём был в рясе – всех удивило, что в столь дальний путь отправился священник. Для того чтобы отвозить волонтёров в Мариуполь, сотрудники Синодального отдела по благотворительности искали автоволонтёров. Но в эту поездку не хватало одного, вот и вызвался один из протоиереев. Оказывается, что он когда‑то, будучи ребёнком, жил на Донбассе.
– И как там было раньше? – поинтересовался Володя.
– Да мы переехали в 2014 году, когда я был ещё ребёнком, особых конфликтов не помню, – ответил отец Александр. – А родители переехали в Москву, когда начались обстрелы после присоединения Крыма к России. Поэтому то, что там происходило, знаю из телевизоров, так же как и вы, да и родственников поэтому и не бросаю, езжу туда регулярно.
Иван Гусев в дороге особо в разговоры не вступал, когда Володя рассуждал с отцом Александром о ситуации на Донбассе, достал Библию и читал. По дороге несколько раз по очереди спрашивал у всех мобильник, поясняя, что он свой специально оставил дома, но деньги за связь отдаст. Во время одного из разговоров он беседовал с матерью и просил объяснить бабушке, что он на съёмке.
– Ты актёр? – поинтересовался Писарев, когда тот закончил говорить.
– Да, окончил актёрский факультет Университета современного искусства, год проработал в театре Зеленограда, но ушёл: не ужился в коллективе – все восстали против меня. Сначала был в трансе, а потом написал заявление: если не хотят работать со мной, то лучше уйти.
Андрей не стал уточнять, что случилось, вроде незнакомый человек, и не стал лезть в душу, но поинтересовался:
– А что это ты во время разговора Библию читаешь?
– Да мне священник посоветовал во время собеседования, когда я высказал ему свою позицию, что мы неправильно ведём спецоперацию: мы не должны были входить туда, это территория Украины. Вот священник и сказал, чтобы я лучше не ввязывался в разговоры и читал Библию.
У Андрея стали подниматься волосы дыбом: с кем он попал в одну компанию?
– А что же ты поехал волонтёрить?
– Чтобы загладить вину Путина перед Украиной!
Позиция Вани была ясна. И кардинально отличалась от мнения остальных присутствующих в машине. Но продолжать спор с Ваней было бесполезно, возникало чувство, что он твердолобый. Хотя для разговоров будет ещё неделя: поживём – увидим!
Через контрольно-пропускной пункт на границе Ростовской области с Донецкой Народной Республикой проезжали поздно вечером. Когда въезжали в Мариуполь, было темно. Но руины всё равно можно было разглядеть. Все внимательно смотрели в гробовом молчании. Писарев заметил, что памятник участникам Великой Отечественной войны уже восстановили. Пока ехали по городу, было заметно, что высотные здания ремонтируются, но при этом много разрушенных частных домов.
– Да, я в трансе, – произнёс Ваня. – Ни у кого нет сигаретки?
– Я тоже такого не ожидал, – дополнил Володя. – Держи, я тоже покурю.
– Это вам непривычно, а город становится лучше, – констатировал Андрей. – Я был здесь в марте, и есть с чем сравнивать. Вот тогда здесь действительно были руины.
В полночь доехали до общежития, их встретил руководитель волонтёрского проекта Юрий Добрый и проводил мужчин в общежитие.
– К сожалению, лифт не работает, нужно подниматься пешком на девятый этаж, там ваши комнаты, – констатировал мужчина.
Здание было как новенькое.
– Его только построили? – поинтересовались гости.
– Нет, отремонтировали, во время боёв было разрушено, а на верхнем этаже находились украинские снайперы, – отвечает Юрий. – Когда мы в марте сюда заезжали, было ещё холодно, ночевали в спальных мешках. Были одни мужики. Никто не умел готовить, когда начали варить кашу – полезла из кастрюли. Получилось как в повести Носова «Мишкина каша». Теперь набирают волонтёрами и женщин, которые готовят завтрак, обед и ужин.
Прибывшим предложили попить чаю, а потом показали комнаты, где можно расположиться. Добрый предупредил, что сбор на завтрак в семь утра, потом планёрка, на которой будут распределять объекты.
Утром все как штык были на седьмом этаже в так называемой столовой, которая служила и штабом волонтёрского движения. За длинным столом сидело более двух десятков человек, часть уже работали здесь, но большинство приехало ночью. Ведь основная масса приезжает на одну неделю – почти у всех есть постоянная работа. Но были здесь и военные пенсионеры, которые трудились в бригаде дольше. Например, Александр Хабибулин, татарин по национальности и мусульманин по вероисповеданию. Он выразил желание поработать месяц. А вот Николай Пасечник работает вахтой: месяц в Ханты-Мансийском округе, а в свободный месяц решил приехать сюда.
Юрий Добрый, обводя всех взором и глядя на пожилого мужчину – Валерия Слащенко, – произнёс:
– Вижу знакомые лица. Валерий Иванович, по-моему, в третий раз прибыл?
Тот кивнул и ответил:
– Да, но на этот раз всего на недельку.
Юрий Николаевич отметил, что, мол, рабочие руки нужны на любой срок. Тем более что уже есть опытный человек.
– У меня теперь нет сомнений, кого назначить бригадиром, – констатировал Добрый, смотря на доску с адресами, где надо поменять крыши. – Ничего, дадим объект полегче. Вот на Дорожной улице, 42, живёт одна женщина, нужно перекрыть шифер, стропила при первоначальном осмотре вроде нормальные были. Так что за неделю должны управиться. Бери себе в бригаду Андрея, Ивана и Володю.
В эту смену нужно было в основном ремонтировать крыши, и в бригады назначали по четыре человека, один из них был бригадиром, который руководил процессом и был связующим звеном между работниками и штабом волонтёрского центра.
– Стройматериал на месте? – уточнил Валерий Иванович.
Добрый подтвердил, что администрация города выделила шифер, доски, гвозди.
– Вам нужно будет снять старый шифер, а потом покрыть крышу новым.
– А почему шифером, а не железом? – уточнил Волков.
Руководитель проекта отметил, что сейчас на складах города много запасов шифера, и он, в принципе, неплохо себя зарекомендовал. Да и хозяйка не против. А с другой стороны, особого выбора нет, люди и так долгое время жили в военных условиях, и теперь хочется какого‑то комфорта.
– И какие наши дальнейшие действия? – уточнил Володя.
Вопрос был закономерен, в принципе, он волновал и всех вновь прибывших.
– Сейчас, как обычно, в бытовку, получаем рабочую одежду, перчатки, инструменты, и вас отвезут на место. На обед и ужин будут привозить, – ответил Юрий.
Добрый также сообщил, что подъём в шесть часов, утренний туалет, завтрак и в семь – семь пятнадцать уже выезжаем на объект. То есть начинаем работать, как светает, а заканчиваем, как темнеет.
– Сейчас, в ноябре, закругляемся примерно в пять вечера, а вот летом намного позже. Ведь едем сюда не для того, чтоб в море покупаться, а чтоб помочь людям. Поэтому каждая минута на вес золота. Валерий Иванович у вас бригадир уже с опытом, всё по ходу объяснит. Задание поняли? – уточнил руководитель волонтёрского движения.
Валерий Иванович Слащенко ответил за всех, что у матросов нет вопросов. Все мужчины встали и направились к выходу.
В ноябре в Мариуполе хотя температура и была выше, чем в Москве, но с моря дул сильный ветер. Поэтому Андрей не пожалел, что в бытовке получил тёплую спецовку. До места бригаду довезли на машине. Это был частный дом, стоящий на только начинающемся склоне холма. На самом холме возвышался 12‑этажный дом. Всем показалось, что он только построен. Слащенко постучал в окно дома, и оттуда быстро вышла хозяйка.
– Как вовремя, а то я собиралась в магазин – думала, что будете позже, – защебетала женщина.
Это была 66‑летняя Ирина Варченко, которая жила одна. На фасаде каменного дома было три окна, слева – крыльцо, на котором виднелись цифры «1957». Значит, дому тоже 66 лет.
Валерий Слащенко, осматривая крышу, покрытую полопавшимся шифером и во мху, поинтересовался: менялась ли она?
– Ни разу, шифер ещё родной, как отец построил в пятьдесят седьмом году – я ещё не родилась. Он у меня мастер на все руки был: работал водителем и сам дом строил, – ответила женщина.
Во дворе лежали шифер и доски. Строители выгрузили из машины инструмент, поинтересовались, где можно подключить к электричеству дрель. Женщина махнула в сторону гаража, который служил и сараем. Она подошла к нему, приоткрыла дверь и указала на розетку. Внутри помещения стояла «шестёрка», которая уже не выпускается в Тольятти.
– О, «жигулёнок»! На ходу? – поинтересовался Володя.
– Да какой там, нет… Муж как раз год назад ремонтировал и умер мгновенно – инфаркт. Вот и стоит теперь без надобности, – ответила Ирина.
Также она показала, где лежат гвозди и рубероид, выделенные ей в администрации.
– Если вопросы будут, зовите, я в доме, – сказала женщина и направилась к двери.
Валерий Иванович, надевая рукавицы на руку, стал обходить дом и констатировал, что леса ставить надо со стороны крыльца, так как здесь пошире. С другой стороны совсем узкий проход: между домом и забором соседского участка расстояние было около метра.
– Мы с тобой полезем наверх, будем снимать шифер, – обратился Слащенко к Володе. – А Ваня будет на подхвате на лесах, Андрей внизу.
– Валерий Иванович, извините за нескромный вопрос, а сколько вам лет?
Начиная устанавливать леса с напарниками, Слащенко ответил, что семьдесят семь годков стукнуло.
– Ого! Извините, а что же вас заставило ехать в таком возрасте? – не удержал удивления Волков.
– Ещё моя бабушка говорила, что движение – это жизнь, и прожила сто один год. Хочу её переплюнуть, а для этого нужно придерживаться её принципа.
Волкову пришлось согласиться, все советы основываются на народной мудрости. И все понимали, что в Мариуполе точно сидеть на одном месте не придётся… Пока устанавливали леса, продолжался разговор. Не останавливался, когда Слащенко с Волковым залезли на крышу и начали снимать шифер, отдавали лист Ване, стоящему на лесах, а тот передавал Андрею, который относил его за ворота. Но за работой продолжались разговоры, да и время летело быстрее.
– Я вот тоже сидеть на месте не могу, работа сдельная: есть заказ – хорошо, а закончился – перерыв, пока новый не подвернётся. Ведь работаю электриком, в основном по найму, не могу на одном месте, – продолжал Володя.
Было ясно, что он любитель поговорить и высказать свою точку зрения. Поэтому у него тоже поинтересовались, почему он приехал сюда.
Володя рассказал, что недавно закончил работу на объекте, в выходной зашёл в храм и увидел объявление, что набираются люди в православную строительную бригаду. Не раздумывая позвонил по телефону, оставил данные – сказали, перезвонят. День нет звонка, второй, а на третий зазвонил телефон.
– Не зря счастливым числом считается тройка, – улыбнулся Володя.
Вскоре состоялось собеседование с батюшкой, и Волков ожидал, что будет длительная беседа, а разговаривали полторы минуты: батюшка дал благословение и сказал в пятницу к 7:00 приходить к храму Сергия Радонежского. Володя перекрестился.
– Почитаешь Радонежского? – поинтересовался Писарев.
Володя ответил, что это его любимый святой, всегда поклоняется ему.
– Когда поехал в Троице-Сергиеву лавру к его мощам, такое благостное настроение было – первый раз в жизни такое чувствовал, – делился Волков.
– А в Хотьково не заезжал?
Собеседник только удивился: зачем? А Андрей стал объяснять, что это же места Сергия Радонежского, там покоятся его родители – преподобные Кирилл и Мария.
– Сергий Радонежский некоторое время прожил там, а потом отправился в путешествие, но прошёл недолго – понравилось место в нынешнем Сергиевом Посаде, где и основал лавру, – выложил он информацию, которую в своё время узнал от бывшего коллеги, Андрея Фролова.
– Да ну… Это точно, что в Хотьково он жил? – не поверил поначалу Волков.
Но Писарев заверил, что информация точная, знает от сослуживца, который всё приглашал в гости, но никак не доедет, хотя до Хотьково рукой подать.
– Эту информацию можно и в интернете найти, – развеял все сомнения Писарев. – Сам хочу попасть на могилы родителей Сергия Радонежского – они считаются местной достопримечательностью и очень почитаются жителями.
– А это твой друг там живёт?
Писарев уточнил, что не друг, но хороший товарищ: вместе работали следователями в Москве, он каждый день мотался из Хотьково в Москву и обратно.
– Однажды, лет пятнадцать назад, когда ещё служили, я чуть не поехал вместе с ним после корпоратива, напарник обещал наутро сводить по местным достопримечательностям, но позвонила жена и дала разгон – пришлось возвращаться домой, – улыбнулся Андрей.
– Да ладно, ты работал следователем? А на вид такой добрячок…
Собеседник только пошутил, мол, должны же в органах быть «плохие» и «хорошие» менты…
– А ты разводил подозреваемых? – всё не унимался Владимир.
– Разводят только кроликов и кошек с собаками в питомниках…
– Ну меня дважды незаконно посадили, наркотики подбросили опера.
– Явно употреблял. Ведь не подбрасывают ненаркоманам.
– Да, действительно в обоих случаях я был в наркотическом опьянении, но мы всё успели израсходовать…
– Тебя явно возили и на экспертизу в больницу?
– Да, возили.
– Ну вот, а говоришь, что доказухи совсем нет.
– Но если бы опера не подбросили мне, то не было бы такого срока.
Андрей с Володей вроде говорили об одном и том же, но на разных языках. И Писарев объяснял собеседнику, что трудно судить конкретно о случае, о котором знаешь по информации, предоставленной только одной стороной. Тем более за долгие годы работы он привык, что большинство подозреваемых любят себя обелять. Он вспомнил случай, когда в самом начале журналистской карьеры его напарница побывала в женском СИЗО, потом прибежала в редакцию и с выпученными глазами начала рассказывать: «Андрюха, представляешь, там все невинные сидят, они мне такие истории рассказывали. А какие стихи пишут!!!» Писарев только улыбнулся. Пытался разубедить, что не может быть полного изолятора полностью невинных заключённых. Да, может произойти судебная ошибка. Но это очень редкий случай.
– Поверь, что все действия полицейских, как правило, идут по букве закона, – пытался изложить свою точку зрения ветеран МВД. – Во всяком случае, не посадят совсем невинного.
Волков также просил обосновать, а Писарев в ответ улыбнулся и начал объяснять свою позицию – рассказал, что недавно подсчитал и оказалось, что за всю работу в органах он направил в суд дела в отношении около 600 человек. И с полной уверенностью утверждал, что никто из них не был осуждён незаконно.
– Ещё мой первый начальник следственного отдела говорил: «Если в уголовном деле доказательств 50 на 50, то лучше в суд не направлять, чтоб не рисковать. Если человек негодяй, то он обязательно ещё попадётся и предстанет перед законом».
– Офигеть, один человек загнал в суд 600 человек. И все реально осуждены? – удивился Володя.
На что услышал положительный ответ – но не все получили реальные сроки: кто‑то условный, кто‑то просто оштрафован… Волков не унимался и поинтересовался: что испытывает следователь, когда отправляет человека за решётку? Для Андрея это был глупый вопрос, ведь в любой профессии со временем человек выполняет свои функции как бы по инерции и уже чувства притупляются. Писарев мог внутренне ощущать, виновен человек или нет. И каждая работа вырабатывает в человеке какие‑то определённые черты, навыки. Да, порой они влияют на характер, выявляют жёсткость, но это не повод менять работу. Вот хотя бы взять судмедэксперта: как‑то у Писарева шли потоком уголовные дела по нанесению телесных повреждений, и каждую неделю приходилось ездить к судмедэксперту, отдавать постановления о назначении экспертиз и забирать готовые заключения.
– Приезжаю как‑то к нему в кабинет, который располагался в морге. Смотрю: открыт, в нём никого нет – значит, в морге. Направляюсь туда. Точно, как в воду глядел: на одной кушетке морг, на второй Сан Саныч с симпатичной девушкой раскладывает еду. Увидев меня, воскликнул: «О, Андрюха, присоединяйся, вот обмываем с моей новенькой медсестрой первый её труп, который вскрывали», – улыбается Андрей. – Вот так для простого обывателя это непривычно, а для медиков, в особенности патологоанатомов, в порядке вещей находиться долгое время среди трупов и делать свои обыденные дела, например кушать… Точно такая же ситуация и у полицейских.
– Ну ты же никогда не был по ту сторону, – парировал Володя.
– А это разве обязательно? Точно так же я могу сказать и тебе: ты же никогда не был полицейским и не можешь понять специфики работы. Но у меня есть ещё один интересный факт. По моим примерным подсчётам, из 23 лет службы в МВД я четыре месяца провёл в тюрьме: ведь много следственных действий проводил в СИЗО. И вот сложил примерно всё время, которое провёл в «Бутырке», «Матросской тишине». Я даже шучу: «О рождении своей дочки я узнал в “Матросской тишине”». Как раз допрашивать обвиняемого ездил. Пока ждал конвой, пошёл в дежурку позвонить на работу, вот соседка по кабинету и сказала, мол, сестра жены позвонила, сообщила. А мобильников тогда ещё не было. Да если бы и были, при входе в изолятор всё равно отбирают. Но все, кто слышит такой ответ про «Матросскую тишину», не зная, что я служил, округляют глаза.
– Ну ты рассмешил: ты же никогда не лежал на нарах, не ел лагерной баланды…
– Мы опять возвращаемся к одному и тому же. Как говорил мой один хороший знакомый, заслуженный артист России Иван Николаевич Полянский, «чтобы сыграть негодяя, не нужно быть им. Но чтобы сыграть гения, надо стремиться к этому!» Я не говорю, что в колониях сидят негодяи, просто всё зависит от личности и личных взаимоотношений. Я могу сказать одно: с большинством моих обвиняемых я наладил хорошие отношения, и некоторые из них даже заходили ко мне, говорили спасибо за то, что просто относился к ним по-человечески.
В этом Волков согласился с собеседником и сказал, что следак у него тоже хороший был, а вот с операми отношения не наладились… А Андрей продолжал, что у каждого своя работа и относиться к ней можно с разных точек зрения.
– Как‑то практиковалось, что на уличной лавочке опера оставляли барсетку, а сами прятались и ждали. Обязательно кто‑нибудь позарится на неё. И воровали обычно бомжи. Как возьмут её, начнут убегать, опера их и принимают, – делится воспоминаниями Писарев.
– Подстава чистой воды…
– Не сомневался, что ты так скажешь. А по мне, нет: ведь много людей проходило мимо, а зарились только те, кто на руку нечист. Или скажешь, что это не так?
– Но если вещь лежит ничейная, то можно и забрать: что упало, то пропало… Разве не так?
– Вот видишь: каждый трактует, как ему выгодно. А ведь эта вещь не упала с неба, кто‑то её потерял или оставил случайно. Если по закону, то найденную вещь нужно сдать в отдел полиции. Клады сдаются тоже – за них положено 25 процентов.
– Бьёшь уже козырями.
Андрей заулыбался и напомнил, что всё зависит от простых человеческих отношений. И не важно, кто ты: следователь или арестованный. Общаться можно со всеми нормально, невзирая на положение. Писарев уже как байку всем рассказывал, как арестовал за кражу одного мужика, отправил его в «Бутырку». А месяца через полтора посылал за ним конвой, чтобы ознакомить с уголовным делом. Заходит тот в кабинет, осматривается. Вначале не понял, что он ищет. Вскоре спросил: «А где ваша крыса?» А до этого у Писарева в кабинете обитала декоративная крыса, специально купил в зоомагазине.
– Ведь на работе проводил большую часть времени, вот и захотел, чтобы там было живое существо, – рассказывает Андрей.
– Чтоб напоминала о жене?
– Вот-вот, ты шутишь почти точь-в‑точь, как мои коллеги. Значит, уже на одной волне.
– Ну и что с тем арестованным?
– Я ещё тогда удивился: мол, откуда вы знаете о крысе, она умерла ещё до того, как мы познакомились. А он отвечает, что вся «Бутырка» говорит о том, что в кабинете у Писарева живёт крыса.
Володя подтвердил, что в изоляторе есть информация практически о всех ментах…
– А что же ты ушёл из ментовки? – поинтересовался Володя.
– На пенсию, отслужил своё… теперь вот журналистом работаю.
– О, и про нас напишешь?
– Да, планирую очерк потом.
– Значит, в командировке от редакции?
Писарев ответил, что нет, отправился сюда в свой отпуск – ведь это волонтёрская бригада, а ради одной статьи на неделю в командировку никто не отпустит.
– Эта поездка – моя личная инициатива. Когда я случайно узнал о ней, прошёл собеседование и взял отпуск, а потом уже предложил редакторам написать. Они и согласились!
– Значит, захотел помочь нашей армии и победе?
– Раз приехал, значит, да…
В этот момент в разговор вступил Ваня Гусев, вставив свои пять копеек в разговор, что он приехал сюда не для того, чтобы помочь победе…
– Вот тебе и раз. Интересно: и почему же ты тогда приехал?
Гусев стукнул себя по лбу, произнеся, что он дурень, что влез в разговор.
– Извини, без придирок. Раз мы уже здесь все собрались, работаем в одном коллективе, да и находиться нам ни много ни мало – неделю. Всё же время отмолчаться не сможешь же? Интересно знать твою точку зрения, – по своей традиции допытывался Володя.
А Гусев изложил свою позицию, что он против специальной военной операции и россиянам нельзя было входить на Донбасс, потому что это территория Украины.
– Мы нарушили целостность государства, – утверждал Иван.
– А как же референдум о присоединении Донецкой и Луганской народных республик, а ещё Запорожской и Херсонской областей к России? Народ что, под дулом вели на избирательные участки наши войска?
– Не могу утверждать, но к границам государства мы должны относиться уважительно.
– То есть мы должны наплевать на миллионы русских людей, которые хотят вернуться на свою историческую родину? – искренне удивлялся Володя.
Тут вступил в разговор Андрей, обращаясь к Гусеву:
– Постой, Ваня, если следовать твоей логике, то роспуск Советского Союза был незаконным. Надо его восстановить. Вывод – мы находимся на своей территории, в СССР.
– То есть как? О чём ты?
– Да, ты явно не помнишь, но наверняка знаешь, что Союз Советских Социалистических Республик состоял из пятнадцати республик. Правильно? А решение о роспуске сколько принимало руководителей?
– Всего три! – ответил за Ваню Волков.
– Как это так? – округлял глаза Гусев.
– Да, 8 декабря 1991 года Президент России Борис Ельцин, Президент Украины Леонид Кравчук и Председатель Президиума Верховного Совета Белоруссии Станислав Шушкевич – представители всего трёх республик – подписали соглашение о роспуске Советского Союза, игнорировав мартовский референдум о сохранении СССР, – парировал Писарев.
– А разве тогда и референдум проводился?
– 17 марта 1991 года был всесоюзный референдум, и 76 процентов высказались о сохранении Советского Союза, – добавил Андрей.
– А я этого не знал! – тихим голосом произнёс Гусев.
Андрей подумал про себя, что вот такие Иваны, не помнящие родства, и пытаются вершить судьбу России.
– А что же решил восстанавливать то, что разрушили украинские националисты? А не идёшь воевать за украинскую сторону, если ты так «топишь» за Украину? – поинтересовался Писарев.
– Хочу решать вопросы мирным путём. Кстати, никто не может мне дать телефон позвонить?
Волков поинтересовался, куда он дел свой. Гусев лишь ответил, что оставил по личным обстоятельствам. Лишь потом из разговоров Андрей выяснил для себя, что Гусева привлекали к административной ответственности за участие в митингах и за дискредитацию армии, и он, скорее всего, не взял телефон, чтобы правоохранительные органы не смогли за ним следить. «Ещё неизвестно, с какой целью он приехал сюда», – подумал про себя Писарев.
– А кому звонить‑то будешь? – поинтересовался Володя.
– Матери, бабушку успокоить, она не в курсе, что сюда поехал. Просто она заболела, думала, что я буду за ней ухаживать, – ответил Гусев.
– И что же ей сказал? – поинтересовался Волков, протягивая мобильник.
– Мол, на съёмках…
– А ты и в кино снимаешься?
– В дипломных работах, которые снимают студенты ВГИКа. А начинающему актёру неплохо и в них засветиться. Пусть будет не в прокате, но потом в резюме будет послужной список. Обычно продюсеры и режиссёры на это обращают внимание.
– Так что есть надежда, что увидим тебя в большом кино? – поинтересовался Волков.
– Вопрос в другом: в российском или в зарубежном? – съехидничал Писарев.
Гусев сделал вид, что не расслышал, и ушёл со двора, набирая номер. О чём он разговаривал, никто не слышал, так как он скрылся за калиткой. А Писарев уже пошутил фразой из «Неуловимых мстителей», что у него подозрение, что казачок засланный, и неплохо бы сообщить о нём куда надо.
– Чувствуются ментовские замашки, – выразил своё мнение Володя.
– Да и тебя выдают: мол, не сдаём…
– Я хоть и отсидел, но понятия имею. Родину так обсирать не буду, как этот…
– Да, не зная истории, защищает неизвестно кого. В армии в нашей противно служить? Так что же в украинскую не идёт? Хоть я не согласен с этой позицией, но уважаю тех, кто реально уехал туда, а не отсиживается и работает исподтишка, – выразил свою позицию Андрей.
– Машку Гайдар имеешь в виду? А я ведь в детстве любил «Чука и Гека» её прадедушки, – улыбнулся Волков.
Писарев отметил, что он все три тома Аркадия Гайдара перечитал, на полке лет тридцать стоят, мол, в своё время специально в букинистическом магазине купил.
– Кстати, наш главный редактор любит проверять молодёжь на вшивость: знают классиков литературы или нет? У нас в редакции есть дневная планёрка, которую называют «топтушкой». В 15 часов собираются дежурные корреспонденты со всех отделов и докладывают редактору о состоянии той или иной статьи, которая готовится в номер. По ходу «главный» может спросить молодого корреспондента: «А кто такие Чук и Гек?» А самое интересное, никто из молодых не читал Аркадия Гайдара. Поэтому молчат…
– И какова реакция шефа?
– Стебётся по-страшному, подначивает: «Наверное, это герои Гражданской войны?» А те только кивают головой…
– Вот до чего довели времена перестройки и лихие девяностые: таких авторов забываем, – пожалел Волков.
После этой фразы Писарев отметил, что Вова не такой и пропащий человек, раз разбирается в литературе. И позиция правильная. Ему пришёл на память анекдот, когда в навозе сидят два червячочка: мама и сын. Сынок спрашивает: «Мама, а в яблочках тоже живут червячки?» – «Да», – отвечает мама. «А почему мы в говне живём?» – «Сынок, родину не выбирают…»
– А ведь я помню, когда Егор Гайдар со своей шоковой терапией довёл Россию до точки, шутили: «Написали новую картину – “Аркадий Гайдар убивает своего внука”», – впервые вступил в разговор Слащенко.
– По аналогии с «Иван Грозный убивает своего сына»? – уточнил Волков.
– А когда Мария уехала на Украину, эту шутку уже повторяли: «Аркадий Гайдар убивает свою правнучку», – дополнил Писарев.
– Интересно, как она там? – поинтересовался Володя.
– Да чёрт её знает – совсем ничего не слышно о ней, – ответил журналист. – Кстати, я знал ещё одного, который смотал на Украину после присоединения Крыма к России, посчитал, что незаконно, как этот, – кивнул в сторону Ивана.
– Это ты сейчас про кого? – уточнил электрик.
Писарев ответил, что был у него знакомый журналист Айдер, и, кстати, очень талантливый – вместе жили на Тамбовщине.
– Но сейчас уже живём в разных государствах – смотался в 2015‑м, как и Машка Гайдар. А ведь поначалу он мне показался нормальным человеком: я служил тогда в милиции, а он в 1990‑е годы организовал областную криминальную газету, которая пользовалась сумасшедшей популярностью в Тамбовской области, – ударился в воспоминания Андрей.
– Это сколько лет с ним знаком? – как обычно, задал вопрос Волков.
Андрей рассказывал, что уже четверть века знает, что их даже вместе вызывали в Тамбов на вручение областной журналистской премии за лучшее освещение правоохранительной тематики: Писарева награждали как милиционера, пишущего для городской газеты, а того как редактора областной криминальной газеты. Вот, кстати, тогда на вручение возили в одну из колоний-поселений.
– Ха, в таких и менты тоже сидят, – отвлёкся от темы Волков.
Писарев вспомнил, как познакомился там с бывшим участковым, сидевшим за совершение дорожно-транспортного происшествия: сбил насмерть двух человек. Ему как раз неделю отпуска дали, подвозили до станции. Но быстро вспомнил, что говорили про редактора: с ним Писарев общался на награждении, выпивали даже. А потом его взяли в «Московский комсомолец», он переехал в Москву, дорос до заместителя главного редактора. Да и сам Андрей, когда перебрался в Москву, работал в пресс-службе УВД, общался со многими представителями газет. И как‑то обратился знакомый журналист из «МК» и сказал, что обокрали гараж у того самого Айдера и он просит переговорить.
– Приехал я в редакцию, Айдер рассказал о проблеме и просил, чтобы мои коллеги повнимательнее отнеслись. Я пообещал и спрашиваю: не узнаёт ли он меня? – продолжил Андрей.
Тот отрицательно помахал головой. Андрей напомнил, как им вручали областную премию в колонии, а тот сделал вид, что не помнит.
– Попросил я начальника дознания, чтобы регулярно были с Айдером на связи. Но есть такие дела, которые в принципе раскрыть тяжело. И вскоре появляется статья, что менты не работают: поносил начальника дознания, который реально помогал Айдеру, – негодовал Андрей.
– Ну как могут быть дела, которые раскрыть нельзя? Не пойму, – скорее всего, для подтравки произнёс Володя.
– Объясню на пальцах. Когда я был следователем, то в понедельник вызывают в одно из сёл на кражу поросёнка из сарая местной жительницы. Приезжаем, а оказывается, что украли ещё в пятницу. А на выходных был проливной дождь – все отпечатки пальцев на взломанном замке смыл и все следы на земле тоже. А тогда, в лихие девяностые, в основном по дактилоскопии искали людей. Значит, доказухи никакой.
– И что дальше?
– Интересуемся у бабульки: «Почему раньше не сообщила?» А она в ответ: «Думала, что сама найду». Мы у неё: «А что сразу не вызвала?» А она: «Не нашла, вот и вызвала вас». Объясняем, что все вещдоки уничтожены, как, мол, искать будем? А она упёрлась: «Ничего не знаю, расшибитесь, а поросёнка найдите». Вот так…
– И ты так не общался больше со своим убежавшим редактором?
– А смысл? Буквально через год или два после того случая он и уехал, возглавляет крымско-татарский канал на Украине. Но этот хоть открыто позицию обозначил и рванул. А вот от таких «ждунов», – кивнул в сторону Ивана, – неизвестно, чего ждать.
Гусев был лёгок на помине, вошёл во двор, передал телефон Володе и поблагодарил его.
– Ну ты заговорился, все деньги сожрёшь, здесь же роуминг.
В это время Валерий Иванович завёл разговор о работе:
– Ребята, сегодня шифер с крыши сняли, время уже полпятого, пора инструмент собирать, скоро за нами приедут.
– Валерий Иванович, а кем вы раньше работали? – даже после дня разговора продолжал третировать Володя.
Тот ответил, что военный лётчик, полковник запаса.
– Вот это да! А когда летал – Бога видел?
Тот ответил, что нет. А Волков не унимался, мол, интересно же: неужели только во сне святые к людям приходят, может, кто‑то видел их на небе?
– Я в вопросах православия не силён.
Волков попытался заговорить уже на военные темы, но Слащенко отрезал, что хотя ему и семьдесят семь, но по рабочим вопросам практически ничего рассказывать не может, так как подписка о неразглашении ещё действует – он ведь кандидат военных наук, заведовал кафедрой в одной из военных академий.
– А я знаю людей, которым являлись святые, я думаю, что всё это правда, – рассуждал уже вроде бы сам с собой Владимир.
В ответ Писарев выразил только своё убеждение, что православие – это та же сказка. Только для взрослых.
– То есть всё это неправда и заблуждение?
– Я не утверждаю этого. Но ведь есть же для детей сказки, которые им очень нравятся. И всё потому, что у сказок хороший конец. И в Библии – тоже хороший конец, что если мы будем правильно вести себя на земле, то окажемся в Царствии Небесном, в раю, и будем всю вечность находиться там.
Волков уточнил: это хорошо или плохо? А Писарев стал объяснять, что у любого государства должна быть своя идеология. У России, например, раньше был коммунизм. Это было хорошо. Времена поменялись, и были времена без идеологии – это плохо. И вот религия в этом совсем неплохое подспорье.
– Ведь после каждой службы проводятся проповеди. И от того, какую прочитает священник, зависит, насколько он хорошо может охватить множество людей. Чем больше людей объединятся и будут вокруг какой‑то цели, то будет лучше в первую очередь для России – как бы возвышенно это ни звучало. Вопрос в другом – надо, чтобы духовенство было на одной волне с руководителями страны, – искренне считал Андрей.
– А как же насчёт того, что церковь отсоединена от государства? – вставил в противовес свою мысль Волков.
– Отделена формально. Ведь при СССР был пункт о самоопределении республик, но реально никто тогда ведь не мог воспользоваться… Вот, скорее всего, для этого в 1991 году и был сделан шаг к роспуску СССР. Так и с церковью, документ – это формальный закон об отделении её от государства. Но фактически это разве так? Кто туда ходит? Наш народ. А как народ может ходить непонятно куда? И как народ может быть отделён от государства?
В это время из дома вышла Ирина Варченко, удивилась, как быстро ребята сняли шифер, и сказала, что они могут инструменты сложить в террасе. Андрей обратил внимание, что соседний дом со двора близко придвинут к её.
– Да, здесь жил мой дядя, брат моего отца, раньше, когда построились, никаких проблем не было, а потом он даже в суд подавал, что мой уличный туалет на его территории, – ничего не выиграл, – ответила Ирина.
Поинтересовались: живёт здесь или умер? Но оказалось, что уехал в Киев. Сначала дочка сбежала неизвестно куда, оставила их, стариков, одних, даже приготовить еду некому было.
– А мы уже несколько лет не разговаривали из-за судов, – продолжала Ирина. – Я уже плюнула на обиды, вроде дядька родной – стала им готовить. Они даже с женой расплакались, когда я им первый раз борщ принесла. Но всё равно уехали, не смирились, что Донбасс присоединился к России.
– Теперь я понимаю, как происходила Гражданская война после революции, – констатировал Володя.
Ирина отметила, что это ещё что: вон в соседнем доме внук активно за Киев, хотя дед из России приехал сюда по комсомольской путёвке, сам активно поддерживает присоединение к России.
– Вот это действительно в одной семье, а мы уже с дядькой практически чужие друг другу, разные семьи. Отца уже тридцать лет нет. После его смерти, когда начался распад Союза, у всех были свои проблемы, мы с мужем жили в его доме через две улицы отсюда, поэтому общались с дядькой редко, – тараторила Ирина.
Андрей отметил, что когда сегодня разбирали шифер, он нашёл осколок снаряда, и достал его из кармана. Варченко подтвердила, что тут полно таких, забежала в дом и вынесла целую горсть:
– Вот, поглядите на подарки войны.
– Но ведь правильно, что Украина защищала свою территорию, – уточнил Гусев.
– Да разве это правильно? – возмутилась женщина.
Она вспомнила, как националисты входили в город, стали взламывать магазины и тащить продукты оттуда, мол, для нужд армии. А местных жителей, которые говорили что‑то против, тут же убивали.
– Я помню, как 9 мая 2014 года азовцы расстреливали местный отдел милиции за то, что милиционеры отказались выполнять их приказы, так как были за Россию. Наши ребята отстреливались до последнего, а вот националисты подожгли отдел, где заживо сгорело 52 человека, – эмоционально рассказывала Варченко.
– А население как отреагировало? – уточнял Гусев.
– Тогда взбунтовалась половина города, пошли на митинг, азовцы кричали, чтобы все расходились, иначе будут стрелять по толпе. Тогда не верили, что это произойдёт, мол, рука дрогнет стрелять по безоружным людям, ведь всё‑таки на тот момент были жителями одного государства, говорили, что это они просто пугают и будут стрелять холостыми, – разводит руками Ирина. – Но когда послышались выстрелы и стали падать люди, то поняли, что националисты не шутят, начали разбегаться: ведь у многих были дети…
– Неужели стреляли по мирным жителям? – удивился Володя.
– Да, обстрелы шли ежедневно. Однажды меня остановили для проверки документов, я протянула паспорт, который был в кожаной обложке с гербом СССР. И тут же азовцы меня начали запугивать, что возбудят уголовное дело, так как действовал закон о декоммунизации, мол, мне светит большой срок…
Но не привлекли, помогла случайность – солдат вызвали по рации, женщина, схватив паспорт, побежала домой.
– А у вас и детей нет? Совсем одна? – допытывался Волков.
– Есть сын, но он в Чехии сейчас живёт, сварщиком работает. Его ещё до четырнадцатого года от завода в Одессе по контракту послали. Хорошо, что он не видел всего того, что здесь происходило. А сейчас, когда мы вошли в состав России, собирается вернуться и получить российский паспорт.
– Ладно, ребята, нам уже в общежитие надо, – обратился к напарникам немногословный бригадир. – До завтра.
И все направились в общежитие.
Прошло дней пять. В общежитии шла вечерняя планёрка, которую проводил руководитель православного проекта Юрий Добрый, он отметил:
– У нас завтра воскресенье, до обеда – выходной, утром идём в церковь.
Добрый пояснил, что мы работаем в православной строительной бригаде, поэтому придерживаемся основных церковных канонов.
– Интересно, а много людей прошло через бригаду? – вновь не унимался Володя.
Добрый ответил, что волонтёры работают в Мариуполе уже восемь месяцев. Проект начался 8 марта.
– Это сейчас в общежитии есть горячая вода, отопление, душ, а тогда мы жили в холоде и практически все с первого заезда заболели воспалением лёгких, – улыбается Юрий.
Он отметил, что здесь, в общежитии, на девятом этаже сидели снайперы-азовцы. А когда наши войска взяли город, первым делом восстановили его: на нижние этажи заселили местных жителей, у кого разрушено жильё. А вот на верхние – волонтёров. Кроватей не было, ночевали тогда в спальных мешках, сами готовили себе еду.
– Сколько прошло людей, подсчитать просто: было 37 смен, в каждой из которых работало по 16–17 человек, значит, за всё время побывало более 600 человек, – продолжает Добрый.
Он отметил, что не всегда приезжают специалисты строительных специальностей, бывают люди, которые просто хотят помочь. Поэтому берут работы меньшей сложности. Хотя крыша крыше рознь. Но за это время волонтёрами отремонтировано 170 крыш. По подсчётам, в городе пострадало 30 тысяч частных домов, и 20 тысяч из них можно восстановить. Это говорит о том, что «прилётов» было очень много, пострадавших тоже, ведь из 500 тысяч мариупольцев погибло около 100 тысяч.
– Но я слышал, что «Азовсталь» больше разбомбили наши войска, чем украинские, – влез со своим утверждением Гусев.
– А ты не слышал о том, что азовцы прятали на «Азовстали» местных жителей и прикрывались ими, как щитом? – задал вопрос Андрей.
– Но ведь Россия первой вошла на территорию Украины, начала боевые действия и явно начинала обстреливать «Азовсталь». Вот азовцы, наверное, и защищались, – ответил Ваня.
Возникла гробовая тишина, но Юрий Добрый среагировал быстро:
– В общежитии живут мариупольцы. Можешь спуститься на нижние этажи, побеседовать. Они тебе такое расскажут, что творили азовцы. У одной многодетной женщины, которая работала массажистом и парикмахером, повредило дом. Мы восстановили ей. И теперь в благодарность приходит по выходным и подстригает бесплатно наших волонтёров.
Утром многие волонтёры направились в церковь, а Иван Гусев – к Ирине Варченко. Та удивилась: почему так рано?
– Мы с бригадой после обеда придём, как и предупреждали вчера. Я просто побеседовать хотел, узнать о жизни при Украине, – ответил Ваня.
Хозяйка пригласила в дом попить чайку и уже потом заявила: что тут говорить? Объясняла, что Украина вообще не вкладывалась в Донбасс после распада Советского Союза. Сейчас это трудно увидеть, потому что практически всё разрушено, но если проехать по другим, нетронутым городам – всё налицо.
– Но ведь в том‑то и дело, что разрушено. И российскими войсками, – высказал свою точку зрения Гусев.
Разливая чай по чашкам, Ирина ответила:
– Да ты что, говоришь, как будто здесь жил ты, а не я. Украина запрещала русский язык. А ведь здесь живёт практически русскоговорящее население. Все стали возмущаться – вот тогда и началось массовое притеснение. С 2014 года такое творилось, когда вошли азовцы…
– Но ведь украинские власти сохраняли целостность государства.
– А на местное население наплевать?
– Но ведь здесь и украинцы были…
Женщина ответила, что таких же были единицы, процентов пять от общего населения. А сейчас кто не поддерживает Россию – уехали, кто поддерживает – остались. Вот как раз отличие русских войск от украинцев в том, что азовцы бесчинствовали: придирались, избивали, мародёрствовали. Волков допытывался: в чём это заключалось?
– Да когда азовцы зашли в город, я сама видела, как они расстреляли одну женщину и не разрешали хоронить, чтоб другим неповадно было. Это же как фашисты во время Великой Отечественной. Только когда российские войска вошли, похоронили женщину по православным традициям, – у Ирины полились слёзы.
Ваня не поверил, предположил, что это, может быть, единичный случай.
– Если бы единичный. Про отдел милиции я уже рассказывала в первый день. Однажды я сама чуть не пострадала, когда пошла к одной знакомой на соседнюю улицу – это как раз в первые дни, когда вошли в город азовцы. Они стали придираться к компании, что разговаривают на русском и не переходят на украинский. Все стали заступаться, мол, это наш родной язык. А вооружённые люди только насмехаются: «Вот сейчас и поплатитесь за свой русский язык». И сделали очередь по земле – около ног людей. Все подумали, что шутят, но следующий выстрел был в одну из женщин. Тогда все врассыпную, не знаю, как и жива осталась.
– А обстрелы часто бывали? Смотрю, ваш микрорайон не особо пострадал.
– Нам ещё повезло. Если заметил, мы в низине, а вон рядом с нами многоэтажка, она ещё прикрывала частный сектор, беря основной удар на себя.
– Она же как новая… Я думал, что её только построили.
– Нет, её восстановили. Хочу сказать, что обстрелы не щадили никого, как‑то пошла на соседнюю улицу к подруге, и начался обстрел, свист, рядом с ногой падает осколок. Взяла на память, если стояла бы на пару шагов правее, то была бы как минимум раненой… Сын по телефону всё говорит: зачем тебе эти железяки, выкинь, а я не могу – это память о войне.
– И вы голосовали за присоединение к России?
– А как же, сама шла на выборы.
– И никто не заставлял?
– А кто меня мог заставить? – ухмыльнулась Ирина.
– Российские войска, ведь они уже здесь стояли.
– Да я, наоборот, радовалась, когда входили в город российские военнослужащие, многие из местных жителей тогда выбегали на улицу и обнимали солдат. Их отношение к нам было совсем другое. Они делились своей едой. Хотя бы захоронили тела погибших жителей, которых прилюдно убили националисты за поддержку России.
– Я-то думал, что вы меня поддержите, я хотел петицию написать, что Донбасс за Украину, – он понял, что у него ничего не выгорит, развернулся и пошёл в общежитие.
Работа по восстановлению крыши приближалась к концу, мужчины докладывали последний шифер. Володе уже сообщили, что его вызывают на новый объект в Москву. Но он намеревался после выполнения задания вновь приехать в Мариуполь. Слащенко отметил, что займётся дома предновогодними домашними делами, а в январе, возможно, вновь сюда. Писарев констатировал, что так быстро ему сложнее выбраться, а следующий отпуск ещё не скоро. Так что примерно через год: работы наверняка ещё хватит…
– А ты, Ваня, поедешь ещё? – хитро взглянул Волков на напарника.
– Возможно, но не уверен. Я хотел посмотреть на обстановку здесь. И для себя я всё уяснил. Время покажет…
И вот работа закончена, Слащенко стучится в дверь и просит хозяйку принимать работу. Женщина выбегает на улицу и осматривает новую крышу.
– Спасибо вам, ребята, теперь на мой век хватит… Дай бог вам всем здоровья! Будете в Мариуполе, заходите в гости, всегда буду рада!!!
Санаторий «Берёзовая роща»,
посёлок Поведники Московской области,
15–17 июля 2024 г.