Василий Кубанёв

Василий Кубанёв родился 13 января 1921 года в селе Орехово Касторенского района Курской области. Жизнь его оказалась трагически коротка: он из поколения поэтов, в котором были Муса Джалиль, Павел Коган, Михаил Кульчицкий, Алексей Лебедев, Николай Майоров, Елена Ширман – их жизнь и творчество оборвала война.

Читать Вася Кубанёв научился рано, и в 10 лет стал завзятым книголюбом, пробовал писать стихи. В 1935–1936 годах его уже хорошо знают как автора многих запоминающихся стихов, очерков. В 1937 году, когда семья переехала из Острогожска Воронежской области в Мичуринск, Василий перешёл в 10-й класс Мичуринской средней школы № 1 и успешно занимался в литературной группе «Мичуринской правды». «Стихи о нас», «Ленин», «Маяковский», «Сегодняшнее» не только публиковались на страницах районной газеты, но и горячо воспринимались рабочей аудиторией на заводе имени В.И. Ленина, куда Василий Кубанёв приходил со своими одноклассниками.
Перед Великой Отечественной войной Василий работал в редакции газеты «Новая жизнь» города Острогожска, учительствовал в малокомплектной школе хутора Губаревка. У него было множество друзей среди колхозников, школьников, студентов. Острогожцы любили этого подвижного юношу в черной сатиновой косоворотке и серых хлопчатобумажных брюках за его очерки о школе, рецензии на фильмы и спектакли, а особенно за стихи и хлесткие фельетоны.
В первый же день войны с фашистской Германией Василий Кубанёв принес в военкомат заявление, чтобы его добровольцем направили на фронт. Весной 1942 года поэта не стало. Он похоронен в Острогожске. На обелиске высечены слова:

«Либо совсем не гореть,
либо гореть во всю силу!»

Эти слова стали девизом пионерских отрядов и дружин, названных именем Василия Кубанёва. Именем поэта названы улицы городов Воронежа, Мичуринска, Острогожска. Его книги, собранные из уцелевших от пламени войны стихов, писем, дневников, афоризмов, стали «учебником жизни» для многих молодых людей. Его строки «идут в наступление».

Дважды рожденным назвали Василия Кубанёва поэты Геннадий Лутков из Воронежа и Сергей Бирюков из Тамбова. 13 января 2001 года исполняется 80 лет со дня рождения крестьянского мальчика Васи в селе Орехово Курской области, а 7 ноября 1955 года была подписана к печати посмертно его первая книжка «Перед восходом», собранная по строчкам, по листочкам друзьями, вернувшимися из пламени Великой Отечественной. Возвращением из небытия назвал эту подвижническую многолетнюю работу постоянного поиска новых источников и издания более полных сборников всемирно известный поэт Константин Симонов в письме к издателю и другу Кубанёва Борису Ивановичу Стукалину. Проникновенно и высоко оценивает он талант поэта в своем письме от 5 мая 1978 года.

Константин Симонов
Москва
Борису Ивановичу Стукалину

Дорогой Борис Иванович, поехал лечиться сюда, в Кисловодск, взял с собой книгу Василия Кубанёва, о котором мы с вами говорили. Взял то издание, которое вышло в «Молодой гвардии» в серии «Тебе в дорогу, романтик» под названием «Если за плечами только восемнадцать».
Честно говоря, прочитав эту книгу, я как-то даже удивился – как же это вышло, что только имя и фамилия Василия Кубанёва где-то застряли у меня в памяти, а всё, что с ним связано, прошло мимо сознания. Видимо, просто-напросто не читал, только мельком слышал или видел какие-то стихи, листая один из сборников.
Вы сделали очень хорошее дело, приложив столько усилий к тому, чтобы вернуть из небытия эту редкостную по своим задаткам и по силе души личность и то, что удалось найти из написанного Кубанёвым.
Когда читаешь что-то давно, в годы твоей юности написанное, невольно сличаешь собственные мысли, собственный уровень размышлений и способности, в том числе литературные, со всем этим же самым у человека, которого читаешь. Кубанёв моложе меня на шесть лет, и, в сущности, очень многие его стихи, в том числе из лучших, и очень многие записи, в том числе из самых серьезных и не только душевно содержательных, но и политически дальновидных, относятся к тридцать девятому году, когда ему было восемнадцать, а мне – двадцать три, двадцать четыре, и я уже ехал в то лето на Халхин-Гол. Однако в его мыслях того времени и насчет пакта, и насчет школы, и про то, что однажды крикнув и криком призвав к порядку, придется всю жизнь потом кричать, и многое другое – до много из этого я, по совести говоря, не допер еще и к двадцати трем, двадцати четырем годам. И уж тем более до многого из этого не дорос тогда, когда мне было, как ему, восемнадцать, где-то в тридцать третьем году.
Сравниваю с собой не из эгоцентризма, а просто от себя как-то очевиднее плясать, как от печки, в таких случаях, потому что где-то, когда читаешь эту книжку Кубанёва несколько раз – хочешь не хочешь, а возвращаешься к мысли, что вот ты, сейчас уже старый человек, довольно известный писатель, написавший много книг, прочтенных, в общем-то, миллионами людей, – и вот перед тобой книжка человека, жизнь которого оборвалась на двадцать первом году жизни и который, исходя из твоего собственного сегодняшнего ощущения, обладал в юности большими задатками, чем ты; при этом он явно обладал еще и характером, это явствует из всего им написанного и подуманного о жизни. А характер в нашем издательском деле – тоже полдела…
И вот, прикинув всё это, с горечью думаешь, что смерть на двадцать первом году жизни утащила из литературы человека, который, будь он жив, был бы способен сделать в этой литературе и больше, чем ты сделал, и больше, чем сделали многие другие дожившие до твоего возраста писатели. Горькое чувство, заставляющее задним числом с особенной остротой воспринимать именно такие вот давние и безвременные потери.
Наверное, мысли мои сходны с теми мыслями, которые у многих русских литераторов и поэтов были когда-то в девятнадцатом веке о Веневитинове.
Я по привычке своей выписал некоторые вещи, особенно интересные на мой взгляд, среди того, что напечатано в книжке Кубанёва. Этих выписок оказалось, даже неожиданно для меня, много. Думаю, что они вспомнятся и пригодятся.
Что до самой книжки, то, по-моему, она наилучшим образом составлена: спокойно, разумно, рационально; и тон вашего предисловия, и тон, найденный в комментариях сестрой Кубанёва, – всё это сходится и сливается в единое звучание книги. Очень и очень хорошая книга.
Последние одно-два десятилетия мне часто приходилось сталкиваться с тем, что нашему, а – шире говоря – нашим поколениям, воспитанным, отчасти самовоспитанным, в те предвоенные годы, отказывают в наличии тех мыслей, соображений, чувств, очень непростых и неоднолинейных, которые на самом деле имелись и в наших головах, и в наших сердцах. Мне давно хочется написать на эту тему и, может быть, когда я буду писать об этом, выписки из Кубанёва – и из стихов, в меньшей степени, и из писем его и дневниковых заметок, в большей степени – лягут в основу некоторых весьма существенных для меня рассуждений и даже, пожалуй, выводов.
Желаю вам всего самого доброго, дорогой Борис Иванович, и главное среди всего доброго – здоровья.

Ваш Константин Симонов.
5.05.1978 г.

Явным подтверждением популярности творчества Василия Кубанёва были многочисленные отклики читателей, хранящиеся в издательствах Москвы, Воронежа, на которые приходилось отвечать увеличением объема сборников и возрастанием тиражей от скромных 5 тысяч экземпляров до 15, 20, 60 и даже ста тысяч книжек в «Молодой гвардии» в Москве. Ни в 60-е, ни в 80-е годы почти невозможно было встретить его книги в букинистических отделах. Ими дорожили молодые читатели особенно. В них было «свое истолкованье бытия». Издание 1987 года лирических дневников юноши было раскуплено в Воронеже в два дня. В других городах оно стало библиографической редкостью, как и первое издание «Перед восходом». Но даже из этих двух маленьких по объему и тиражу книг можно извлечь немало созвучных каждому читателю мыслей о цели жизни, о назначении человека.
Издания произведений Василия Кубанёва

Кубанёв В. Перед восходом. Стихи, фельетоны, из дневников и блокнотов. – Воронеж: Воронеж, кн. изд-во, 1955.– 116 с.
Кубанёв В. Идут в наступление строки. Стихи, фельетоны, дневники, письма. – М.: Молодая гвардия, 1958. – 336 с.
Кубанёв В. Идут в наступление строки. Стихи, фельетоны, дневники, письма. Изд. 2-е. М.: – Молодая гвардия, 1960. – 413 с.
Кубанёв В. Идут в наступление строки. Стихи, фельетоны, дневники, письма. Изд. 3-е. – Воронеж: Центр.-Чернозем. кн. изд-во, 1967. – 399 с.
Кубанёв В. Человек-солнце. Стихи, размышления, афоризмы. – Воронеж: Центр.-Чернозем. кн. изд-во, 1972. – 247 с.
Кубанёв В. «Если за плечами только восемнадцать…» Стихи. Письма. – М.: Молодая гвардия, 1973. – 256 с. (Тебе в дорогу, романтик)
Кубанёв В.М. Стихотворения. Эскизы поэм. Миниатюры. Письма. Дневники. Афоризмы. – Воронеж: Центр.-Чернозем. кн. изд-во, 1981. – 366 с. (Отчий край)
Кубанёв В., Чекмарев С. Стихи, дневники, письма. – М.: Молодая гвардия, 1981. – 366 с. (Б-ка юношества)
Кубанёв В. «Кто знает, что значит любить?» Стихи-миниатюры. – Воронеж: Центр.-Чернозем. кн. изд-во, 1987. – 109 с.

***
Изумруды всех семян и зерен
В души жизнь забрасывает нам.
И, как в самом тучном черноземе,
Прорастают эти семена.
Я следил ревнивым, жадным оком,
Как цвели в душе моей сады,
Наливалися пьянящим соком
Крупные, тяжелые плоды.
От всего берег плоды я эти
И хотел их людям подарить,
Чтоб могли они в других столетьях
Обо мне с любовью говорить.
Но с налету, с громом, с градом, с ветром
Буря ворвалась в мои сады
И сбивает, бешеная, с веток
Не совсем созревшие плоды.

Пушкин в ссылке

Неужели и ты вдруг стал
Благопристоен и стар?
Вьюга воет, свистит у ворот,
Пушкин ворот руками рвет,
Пушкин в пальцы перо берет,
Пишет – черкает, пишет – рвет.
Если б этот вот скрип пера
(Он похож на сердечный стон)
Вьюга вынесла со двора
И до всех донесла сторон.
Если б в грозный рев перерос
Этот сдавленный скрип пера
И до всех до людей донес,
Что чему-то пришла пора!
Если б этот вот крик пера
Обратился в набатный звон,
Возвестил бы, что встать пора,
И стряхнуть с себя слабый сон,
И рассеять постыдный гнет…
Пушкин думает, мажет, рвет.
Через какой-то срок,
Ну, хотя б через целый век,
Кто узнает, каких же строк
Не сберег этот человек?
Но затем-то и надо жить,
Но затем и годы прошли,
Чтобы те, кому после быть,
Уничтоженное прочли
В том, что к ним сквозь лета дойдет…
Пушкин пишет, пишет и рвет…

Первая встреча

Я помню
первую встречу
с ним.
Я, малыш,
себе мир открывал
наощупь
И брал
со словесных кипящих нив
То,
что полегче,
и то,
что попроще.
Я покой
охотно на игры менял,
Сердцем любя
непоседливость с детства.
Спокойные ритмы
стесняли меня,
Казалось, от них
никуда не деться.
Томики с вывесками
«Майков» и «Фет»
Плотно смыкали
свои корешки.
Скучно-красивые,
как коробки
из-под конфет
Или
как мертвые бумажные венки,
И своим смешеньем
облаков и ласк,
Своею «лирой»,
«страданьем»
и «душою»
Старательно закрывали
от мальчишеских глаз
Что-то
очень нужное
и очень большое.
Я жил,
как больные живут – со страхами,
с этим скопищем
толстых раззолоченных книг.
Но тонкая книжка
стихов про знахарей
Совсем оказалась
не похожей на них.
Размер –
могуч,
подвижен,
не строг.
И мысль –
как следы
на снегу подталом.
В этих железных
изломах строк
Пряталось то,
чего мне не хватало.
Я уже не ходил
пешком под стол,
Но, к ямбам привыкший
с начала роста,
Не знал,
что можно писать
о простом
Так увесисто,
жарко
и просто.
Сразу
властно вошли, как живые,
Стихи его в мир
неширокий мой…
А его самого –
я увидел впервые
В газете
с траурной каймой.
Я мнил поэта
странным и хрупким,
Встрепанным, бормочущим
какие-то слова.
А у этого –
большие
жилистые руки
И круглая
стриженая голова.
Лицо,
налитое гордой силой,
Похожее на страстный
воинственный клик,
И весь он –
глыбистый, близкий и милый –
По-земному прост
и велик.
С глазами,
емкими, как полные чаши,
Он был
на каменщика похож.
Нелеп был выстрел его,
прозвучавший,
Как древняя первоапрельская ложь.
Я горечь слез проглотил тогда
И себе приказал:
«Зови и мсти!
Плавь свое сердце
в огне труда
И лей эту лаву
в звенящий стих.
Новое делая и новое любя,
Мсти пошлости,
в какой бы она ни пряталась
угол.
Она отняла у страны
и у тебя
Такого
неповторимого
друга!»

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.