Екатерина МАЛОФЕЕВА
Поэт, технический и художественный переводчик, лауреат Национальной молодёжной литературной премии Роскультцентра (2020), лауреат IV Международного конкурса «45-й калибр». Участница лонг-листа XIV Волошинского конкурса, премии «Лицей» (2020)». Победительница литературного конкурса в рамках Сибирского фестиваля искусств «Тарская крепость» (2020), «Вернись на родину, душа» (2020), «Печорская «Ассоль»» (2020), финалист Международного конкурса «Хижицы» (2020), «Это нужно не мёртвым, это нужно – живым!» (2020). Участница проектов «Чтецы», «Живые поэты». Публиковалась в журналах «День и ночь», «Байкал», «45 параллель», «Сибирские огни», «Огни Кузбасса»; альманахах «Веретено», «Образ»; антологиях «111», «Чайная лирика», второй антологии лучших стихотворений проекта «Живые поэты» (2020); газетах «Бурятия», «Судьба» и др.
СЕНТЯБРЬ
Горький дым – выдох тлеющих листьев
умирающего сентября.
Проповедница азбучных истин – осень – учит,
что мелкая рябь
На воде – письмена о забытом. Присмотрись,
может, вспомнишь? И блик
Ослепит. А в оправе гранита баржи строем
идут, корабли –
Колыбели, несущие грузы, бандероли –
чужим городам
В дар по Волге. Пустынно и грустно.
Небо маревом Бог залатал,
Но разъехалась штопка в прорехах, и ползут
лоскуты серых туч.
В перевалах аукает эхо – крик гудка
на узорном мосту.
Хмуро смотрит, нахохлившись, галка
на провисших стальных проводах.
Брёвна спят в лесовозах вповалку,
поезд стонет, платформа пуста.
ВРЕМЯ
I
Вползает мрак семи часов утра –
Январская звенящая отрава –
До крошки жар домашний обобрав,
Под кожу.
Слепо, голодно, шершаво
Лицо ощупал холод, не смотрю,
Как мотыльком дворовый снежный ангел
В грязи крылами бьётся.
Неуют
Оглаживает с бархатной изнанки
Души зальдевший кокон.
Стылый взгляд,
Завязший в сахарине чьих-то окон,
Погреть бы о стеклярусы гирлянд,
Но дверью скрипнул пазик кривобокий
И потащил меня сквозь сумрак и огни.
В стекле колодцы улиц холодели.
Проснулся город тюрем и больниц,
Казарм, промзон, складов и богаделен.
И серые заборы спецчастей –
Идиллия рождественских открыток.
Ложится на грунтованном холсте
Асфальта пылью и силикальцитом
Глубинки неизбывная печаль,
Бараки и погосты – побратимы.
И плесневеет мир, кровоточа
Иллюзией, что время обратимо.
II
Скользит песок истраченных минут –
Под пальцами осыпавшийся берег.
И мнится – кану в тьму и глубину,
Не удержавшись, сил не соразмерив.
Кто поддаётся – и уходит в грязь
И ряску лет, в замшевшее посмертье,
Кто борется, кичась и молодясь,
Кто воскресает, продолжаясь в детях.
Но неумолчно щёлкает отсчёт
Обратный равнодушным метрономом,
И плачь – не плачь – никто и не спасёт.
И я сама себя не сберегла.
Одна дорога нам –
С крыльца роддома
До стали секционного стола.
ПАМЯТЬ
«Сорочьим сказкам»
Алексея Николаевича Толстого,
любимой книге моего детства,
посвящается
Непролазная топь и грязь.
Полдень облачен и лубочен,
Страшных сказок сорочья вязь заколдует
и заморочит.
Заповедный сосновый бор в изумрудных
объятьях стиснул
Обезлесевший островок усть-таёжного
смерть-сибирска.
Легкокрылая стая снов, поговорок и суеверий
Разлетается из-под ног,
Воют в чаще слепые звери.
Седовласый угрюмый лунь в окна тёмные
зорко смотрит,
Не боится икон в углу.
Не нарушит совиный окрик
Немудрёный крестьянский быт.
Шагу вторя тоскливым скрипом,
Кто-то ходит вокруг избы,
отмеряет костыль из липы,
Сколько жить вам /скырлы-скырлы/,
Остаётся совсем немного.
И корой со стволов гнилых объедается
криворогий
Заплутавший анчутка, чар не страшась
в дольнем людьем мире.
Выпевает свою печаль большегрудая птица
Сирин,
Черти сеют траву Сандрит, по-щенячьи
скулят игоши,
Алой алицы серебри терем-храм
по венцу порошей.
Прелый мох украдёт шаги,
Пряным духом плывет багульник.
Подкрадутся – подстереги – дивенята.
Эй, гули-гули,
Улетайте в своё гнездо.
Виснут плети плакучей ивы,
Покосившийся чёрный дом на русалок
глядит с обрыва,
Безучастный привычный взгляд прикрывают
ладони ставен.
Ночь приходит.
Костлявых лярв хоровод выступает навий.
Сгинет нечисть,
Умрёт тайга,
От огней городов отступит,
Но хранится под сердцем мгла,
Память древней,
Заветной жути.