СТРУЯЩИЙСЯ СВЕТ

О ТВОРЧЕСТВЕ ЖИВОПИСЦА СЕРГЕЯ ВЛАДИМИРОВИЧА ДОРОФЕЕВА

Любовь Рыжкова

Хвала соцсетям

Несмотря на то, что принято ругать соцсети, я сейчас воспою им хвалу, ведь каждый видит то, что хочет видеть, и находит то, что отвечает потребностям его души. Именно в соцсети «ВКонтакте» я впервые увидела картину Сергея Дорофеева «Луна над прудом». Совершенно незатейливый пейзаж – и краски не ярки, и зелень не пышна, и небо не лазурно, как раз напротив – краски приглушённы, цвета слово размыты, небо тускло. И луна мягко отражается в спокойной воде пруда. И ни ветерка. Тишина разлита в воздухе.
Что за чудо, подумалось мне, что за романтичная и возвышенная душа, если он видит красоту в этой простом пейзаже, лишённом пышности и пафоса? И захотелось увидеть другие работы этого художника. И мне почти тут же прислали ссылку на его сайт. И я погрузилась.
Следующей увиденной работой была «Уходящее лето», надо сказать, картина совершенно другого характера. Если первая – с налётом лёгкой романтичной грусти, то эта – воплощение торжества жизни перед нами, её прекрасные и зрелые плоды. Вот здесь уже краски и ярки, и даже, я бы сказала, активны. Да, цвет у художника здесь именно не статичен, а, напротив, активен, динамичен, насыщен, позитивен; он привлекает внимание и громко заявляет о себе. Перед нами букет астр – в самом пике своего цветения, а спелое яблоко лишь подчёркивает это торжество природы и зримое оплодотворение её замыслов.
И – ни тени грусти, одно лишь благодарение жизни и природе за её щедроты.

Творчество говорит за себя

Всегда считала, что творчество говорит само за себя. Можно ничего не знать о человеке – о поэте, писателе, художнике, композиторе, – но видеть, читать, знать его работы, и этого достаточно для его понимания, поскольку они отражают суть. Всё, что творится в душе, отражено здесь – в стихах, картинах, музыке. Мне могут возразить, что это не всегда так, что человек может многое скрывать в своих работах, что-то утаивать или даже притворяться, напускать на себя личину, казаться не тем, кто есть, и т. д., но я решительно возражаю против этого. Как бы кто ни пытался скрыть суть, она себя выдаёт и рано или поздно проявится. Наверное, творчество – своеобразный маркер, индикатор истины, который выдаёт сочинителя, художника, композитора с головой. Маскироваться, конечно, можно, но недолго – суть не скроешь, она, как иголка, обязательно где-то даст о себе знать. И проступит суть.
Много лет я поступаю по-своему: сначала исследую творчество, анализирую его, делаю свои выводы, а потом знакомлюсь с биографией человека. И мне думается, именно так правильно и честно.
Итак, давайте более пристально посмотрим на работы Сергея Дорофеева.

Лиричные времена года

Сергей Дорофеев – пейзажист. Причём пейзаж у него, при всей его разнохарактерности, отличается индивидуальными чертами – он мягок и лиричен, он не криклив и не экстремален; он изображён не в критические моменты, а чаще – в привычно-будничные, повседневные минуты. Этим и ценен. Его пейзаж – это чётко выраженные картины времён года, как будто художник задался целью показать их во всей красе… Но, конечно, это не так, и цели такой не было. Его работы – выплеск настроений и тех эмоций, которыми была полна душа в те или иные минуты. И тогда писалась картина, и совсем неважно, какое время года стояло за окном. Куда важнее было то волнение, какое оно вызывало.
Да, этого художника, несмотря на его тягу к стихии моря, не привлекают кричащие пейзажи, поражающие буйством красок, удивляющие экзотикой и пр. Его пейзажи полны той лирической умиротворённости, каковая характерна для русской природы вообще. Он видит красоту почти в любой картине природы, он умеет это делать. Поэтому так привлекательны его «Утиная заводь», «Домик у реки», «Осенний пруд», близкая по характеру и настроению работа «Осенние сполохи» и др. А теперь скажем чуть подробнее.
Когда говорят о русском пейзаже, всегда почему-то начинают с картин осени, настолько она разнохарактерна – то лирична и медитативна, то меланхолична и грустна, то светла и солнечна… В ней много оттенков, могущих выразить самые разные психологические состояния героя – от простого созерцания и любования её красотами до сложных натурфилософских мотивов.
Осень – частый гость на полотнах Сергея Дорофеева, и она, конечно, разная, собственно, какая и есть. Среди прочих работ на эту тему хочется назвать следующие: «Загрустила осень», «Осенний пруд», «Осенние сполохи», «Осень в Нескучном саду», «Окошко», «Осеннее золото», «Деревенская осень», «Осень на реке Трубеж», «Тёплый октябрь», «Тихая пристань», «Очарование осени», «Осень на опушке леса», «Охотник», «Осенняя тишина» и др. Все они так или иначе передают внутреннее состояние художника и его настроения в тот или иной момент жизни.
Чувствуется, что картины патриархальной старины близки художнику, как, например, это заметно в работе с необычным названием «Осенние кружева». О каких кружевах идёт речь, где их увидел художник?
Вот улочка, вот небольшой дом, вот жёлтая редеющая листва… Осень в мире стоит… И кажется, холода ещё далеко, и ничто не напоминает о том, что уже совсем скоро по этой улочке понесётся снежная позёмка, и закрутит ветер леденящие вихри… Но пока… Мягкое солнце пробивается сквозь листву, сквозь узор ветвей, и словно кружево ложится на тёплую землю. И вся картина утопает в этом уютном рассеянном осеннем свете.
Думается, автор уделяет свету огромное внимание в своих работах. Это его продуманная позиция, которая отражена и в содержании, и в форме. Для него очень важно – увидеть и показать свет, и, возможно, это одна из тайн его творчества – умение передать настроение при помощи освещения. И удаётся это, кстати, далеко не каждому художнику. Конечно, нам известны чудесные мастера света и тени, но у С. Дорофеева этот приём не самоцель, а отражение его естества. Да, это скорее отражение его жизненной позиции и творческого кредо – сделать мир чуточку светлее. Помните – «светить всегда, светить везде»? И признаюсь: лично мне не просто по душе работы этого художника – мне видится в них нечто родственное.
Вот ещё одна интересная работа с коротким названием «Моросит». Ничего необычного и пафосного, так, рядовой вроде бы пейзаж: деревья, начинающие желтеть… слева среди них затерялся крохотный, крашенный голубой краской домик… серый забор вокруг, сарай да берёза перед ними. А дальше от центра, ближе к правой стороне, – дорога, залитая водой и почти непроезжая. И вдали туманной кромкой виднеется лес. Смотришь и думаешь: как можно тут жить? Чем можно тут жить, если ни пройти здесь, ни проехать?
Но это же Природа-мать, Господи!.. О том ведь здесь и речь. Даже композиционно это подчёркнуто, ведь эта одинокая берёза – и формальный, и смысловой центр картины. Она здесь ось и стержень всей архитектоники.
И опять скажу: да, ничего пафосного и пышного, но ведь цепляет душу, смотришь  – и насмотреться не можешь. Почему, кто ответит?
Но, кажется, я начинаю догадываться, отчего это происходит. Вот только не надо говорить, что пейзаж средней полосы России скромен, отнюдь нет, господа, если понимать скромность как скудость и смиренную робость. Скудости и смиренной робости в русском пейзаже точно нет, но для него характерна сдержанность и отсутствие показушности. Он глубок, содержателен и, не стремясь к демонстративности, тем не менее показывает себя в лучшем виде. Дело в том, что в нём растворена суть русского характера, глубинные качества души, та самая затаённая Божья красота, что мягким светом красит любой неприметный пейзаж и любую туманную даль делает сказочной, вот и весь секрет. К тому же скромность как сдержанность в выражении чувств – это признак подлинного величия.

Русский огонёк

Картины зимы Сергея Дорофеева зачаровывают. Из зимних пейзажей назовём наиболее запомнившиеся: «А снег идёт…», «Зима на опушке леса», «Морозный рассвет», «Зимушка-зима», «Зима в деревне. Вечер», «Зимнее утро в деревне», «Под голубыми небесами…», «Утро в зимнем лесу», «Дыхание зимы», «Вечерние огоньки», «Зимний вечер в глубинке», «Вечерний морозец», «Русская зима», «Зимнее утро на краю деревни», «Зимнее утро в деревне», «Кружевница-зима» и др. О некоторых скажем подробнее.
Пожалуй, одна из наиболее удачных работ автора – «Зимняя сказка». Здесь ему удалось, кажется, всё – и настроение короткого зимнего дня, и свет неласкового зимнего солнца, сочащийся сквозь заснеженные деревья, и даже острый свежий запах мороза. Скажу откровенно: мне по душе это царство зимы, владения древней богини Морены. Особенно удачно здесь освещение – именно так светит зимнее солнышко.
Кстати, то же очарование зимней природы видим мы и на картине «Зима в лесу». Можно сказать, что художник повторяется. Да, это так. Но это пристрастие к определённым темам, ракурсам, перспективе, технике и манере письма как раз говорит о собственном стиле в творчестве.
Скажем ещё об одной картине – «К вечеру». Какая это дивная работа – и композицией, и перспективой, и даже своими блёклыми красками. И конечно, содержанием и тишиной, разлитой в воздухе окрест. А главное – правдой жизни. И душой соглашаешься, да, да, всё так – мосток над речушкой, заснеженная берёза, унылые и пожухлые кустарники, и всё пространство вокруг залито розоватым светом начинающихся сумерек. Дело к вечеру. И этот розоватый свет отражается всюду, даже в спокойной воде.
Из осенне-зимней темы запомнилась работа «Первый снег в ноябре». Странно, глядя на неё, ловишь себя на ощущении, что бывала в этих местах, видела их и хорошо знаешь – и этот дом за забором на опушке леса, и сараюшки, почерневшие от сырости. И эти крупные влажные хлопья снега, что едва прикрыли землю и уже тают, оставляя на ней непроходимую слякоть. И лес за домом в туманно-снежной дымке. Значит, зима уже не шутит. Мне кажется, что нечто подобное я видела когда-то в Гусь-Железном, где буквально за домами сразу начинается лес, и он стоит такой же высокой глуховатой стеной.
Тронула нас и картина «Вечерние огоньки». Россия, зима, деревня… может быть, далёкая, может быть, близкая… Русские деревни все похожи друг на друга – с домиками-пряниками, заснеженными крышами и уютным, защищающим от всех невзгод светом в окнах, где всегда примут, обогреют, дадут кров и пищу. Вот и тропинка, слегка петляя по полю, тянется к этой деревеньке как к спасительному островку-­очагу. Попробуй-ка пройдись по этому полю в стужу под свист ветра и вой вьюги – невольно к такому огоньку заторопишься.
Обратим внимание, что композиционно картина как бы разделена на две части: внизу – это поле перед деревней, вверху – большое и светлое небо, а по линии горизонта расположены дома. Чего здесь больше – земли или неба? Художнику и то и другое важно, однако центр его мироздания здесь – рядом с этими тёплыми домашними огоньками, что сливаются с небесным светом заходящего солнышка. Зимой темнеет рано, вот и светят они всему миру.

Этот русский огонёк давно уже воспет поэтами… Когда-то Николай Рубцов написал стихотворение с одноимённым названием:

Спасибо, скромный русский огонёк,
За то, что ты в предчувствии тревожном
Горишь для тех, кто в поле бездорожном
От всех друзей отчаянно далёк…

Русский огонёк не просто приглашает человека к теплу, но и обещает ему приют, и даёт надежду, что он не одинок в мире и что для него обязательно найдётся и ночлег, и хлеб, и человеческое участие.
Не менее ярко представлена весна в работах художника: это «Весенняя распутица» с разбитой вдрызг дорогой, вернее, тем, что от неё осталось; «Весенний этюд» с просевшим снегом и голыми беззащитными деревцами; «Весна в горах» с белыми заснеженными пиками горных вершин; «Деревенская весна» с цветущей сиренью, пышно ниспадающей через забор… Особенно тронула работа «Вешние воды» – с акварельно-прозрачным, каким-то промытым небом, остатками рыхлого снега, что ещё лежит повсюду, да обилием радостных птиц – кружащихся в вышине, сидящих на деревьях, коряге, кочках. И конечно, самой воды – уже по-весеннему отражающей лазурь небес. Так и хочется сказать: хорошо-то как!
Есть ли учителя у С. Дорофеева? Конечно, есть – вся русская классическая школа живописи. При взгляде на картину «Ранняя весна в Коломенском» сразу вспоминается Алексей Саврасов – с его палитрой, грачами и его восхитительными, почти неуловимыми цветовыми полутонами… Но так это же замечательно – жива традиция! И потом: а какова может быть палитра ранней весной, когда только-только начинает таять снег, сереют и проседают сугробы и первые ручьи пробиваются на потемневшей земле? То же цветовое решение видим мы и в работе «Весенние хлопоты».
Иногда кажется, что художника более привлекает летняя пора, ведь таких работ у него очень много: «Утиная заводь», «Домик у реки», «Летний луг», «Серенада вечернего леса», «Ива над рекой», «Лесное зеркало», «Утро туманное», «Солнце в лесу», «Глубинка», «Вечер в лесу перед грозой», «Лесной ручей», «Ивы над Лопасней», «Тишина», «Лесными тропами», «Луговые травы», «Сосны в горах», «Лето в разгаре», «В тени берёзки», «Летний полдень», «На задворках», «Тёплый вечер», «Травы, травы…», «Летнее разнотравье», «Мостки», «Мосток»… Ах, какой чудесный здесь мосток – хоть незамысловатый, самодельный, шаткий, но зато соединяющий два берега небольшой то ли речушки, то ли канавки.
Хочется сказать несколько слов о работе «Вечер после дождя». И опять же думается: почему трогает эта картина, ведь ничего особенного в ней нет – крохотный деревенский домик, размытая и разбитая дорога перед ним со стоячими в ней лужами, да в небе остатки редеющих облаков. Ушла гроза. Вот, собственно, и весь пейзаж. Но вот поди ж ты – волнует этот вид, и всё. То ли вспоминаются блоковские «расхлябанные колеи», то ли пробуждается какое-то подсознательное чувство кровной близости с родной землёй, причём неважно, в каком она виде – радостно-победном или горестно-печальном, – то ли что ещё, неведомо.
Скажем два слова о картине «Лето в разгаре», имеющей уже совсем другой характер; здесь можно рассматривать все подробности разнотравья – вот белеет тысячелистник, местами желтеет пижма, тут и там гордо выглядывает репейник.
Кстати сказать, такое же цветочное и травное изобилие мы видим и на картине с говорящим названием «Летнее разнотравье». Чего здесь только нет – кашка и смолка, донник, белый и жёлтый, и ещё одному Богу известные цветы и травы.
Трогает работа «Берёзка», где мы видим одно-единственное дерево посреди такого же разнотравья. Опять же ничего, казалось бы, примечательного – берёзка и берёзка, трава и трава, мало ли их вокруг растёт. Но всей душой вы проникаетесь любовью к этому виду и наполняетесь нахлынувшей радостью от близости и узнаваемости этого природного уголка. И незатейливая трава, где просматривается тот же тысячелистник, радует взор и сердце. Кажется, именно такие берёзы вы не раз видели на опушке леса или, может быть, отдыхали под ними, прячась от зноя в лёгкой тени. Кстати сказать, у С. Дорофеева есть похожая картина «В тени берёзки» (2017) – здесь та же тема, тот же ракурс; видимо, тема эта волновала художника, если он к ней вернулся через пять лет
.Когда размышляешь о творчестве того или иного художника, самое трудное – писать о нём как о пейзажисте. Казалось бы, здесь всё давно сказано. Ан нет, у каждого, как говорится, свой аршин, и пейзаж пейзажу рознь. Вот и в данном случае – смотришь, например, на картину «Над таёжным простором» и погружаешься в тишину леса, что простирается вдаль на десятки, а может быть, и сотни километров, ведь это тайга. И чувствуешь величие этой тайги, её диковинную и диковатую суть, её прекрасную первобытность и первозданность. И понимаешь: сколько чудес таится в мире! И сколько секретов хранит таёжная земля!
Обилие цветов у С. Дорофеева поражает, здесь сирень, ландыши, розы, тюльпаны, подсолнухи, астры, анютины глазки, маки, васильки, ромашки, ирисы, кувшинки, черёмуха, примула, маргаритки и пионы, к которым чувствуется некое пристрастие, ведь у художника их очень много, и они самые разные – белые, розовые, жёлтые. Последних, кстати, я никогда не видела – не­ужели и такие есть? Странно, что среди этого цветочного рая нет обожаемых мною хризантем.
Понятно, что цветы красивы всегда – в жизни ли, на полотне ли. Это, что называется, вариант беспроигрышный. Любая картина с цветами почти всегда обретает гармоничный вид, такова спе­цифика самой природы-матушки. Можно вспомнить натюрморты Ивана Хруцкого, многоцветие летнего луга Аркадия Пластова, филигранно выписанные цветы с бабочкой Фёдора Толстого, ярко-солнечные работы Мартироса Сарьяна, и все они хотя и разные, но в любом случае всегда притягивают взгляд, поскольку декоративны. Они могут украсить любой интерьер, улучшить настроение своим видом и расцветить любой серый день. Как сказала когда-то Вероника Тушнова: «Цветы – это стихи земли…»

Его море даёт человеку надежду

Сергей Дорофеев – маринист. Признаюсь: море я не очень люблю – меня страшит эта своевольная и всевластная стихия; обилие воды без конца и краю наводит на пугающие размышления о мизерности человека. Да так оно и есть – разве мы не мизерны? И потом: море редко бывает спокойным и умиротворённым, чаще – оно в движении, волнении, мятеже. А может быть, и некоем протесте, словно пытается вырваться за границы своих берегов.
И хотя в этих работах нет экстремальных ситуаций, того самого девятого вала, всё же это море. И даже корень этого слова напоминает нам о смерти.
Однако заметим, что такое море моя душа принимает, и у С. Дорофеева оно не столь пугающе, хотя и ярко демонстрирует мощь водной стихии. И хотя у него тоже есть изображение шторма, бушующего моря («Одинокий странник», «Шторм в лунную ночь», «Море штормит», «Морская стихия», «Штормит», «Гнев Посейдона» и др.), но всё же у морских пейзажей С. Дорофеева есть одна отличительная особенность, он и здесь видит красоту и мастерски это демонстрирует. Да, вода, волны, прибой, брызги, разбегающаяся пена выписаны прекрасно, это так. Нам есть с чем сравнивать, ведь мы все вспоминаем сейчас картины Ивана Айвазовского, но, положа руку на сердце, скажем, что стихия воды у С. Дорофеева прекрасна. Безусловно, это сказано комплиментарно, но дело даже не в реалистичности, она тоже может быть разной – буквально-фотографичной, натуралистичной и часто – обездушенной. У С. Дорофеева всё иначе – его вода на полотнах живёт, и это очень важно.
И всё же сейчас мне хотелось бы подчеркнуть не это, ведь мы сказали, что есть некая отличительная особенность в его написании морского пейзажа.
Дело в том, что для большинства морских работ Сергея Дорофеева характерно изображение берега – хоть краешком, хоть полоской, хоть намёком. Вот они, эти работы: «Набегающая волна», «Краски заката», «Черноморский прибой», «Вечерний прибой», «Море и камни», «Море в непогоду», «Морской дозор», «Вечерняя рапсодия», «Шторм на закате», «Шум прибоя», «Разыгралось море на исходе дня», «На вечернем рейде», «На солнечном побережье», «Морская симфония», «Вечерний бриз», «Вольный ветер» и другие. Думается, что появление берега в его морских работах не случайно; возможно, здесь есть психологический подтекст. Скорее всего, это неосознанное (или осознанное) желание твёрдой почвы под ногами, надёжной и прочной опоры, желание крепко стоять на ногах и самому быть этаким и маяком, и защитником. И как бы ни была близка художнику стихия воды – берег для него остаётся желанным, и земля ему милее. Добавим: родная земля.
И потому его прибой часто «серебряный», а побережье – «солнечное», как на картинах «Шумит серебряный прибой» и «Солнечное побережье».
И ещё: почему-то думается, что появление берега на морских пейзажах даёт человеку надежду, что он – не щепка в бездонной пучине, что в мире кроме зыби под ногами есть твердь, и что он как личность чего-то стоит на этом свете. Да, его море даёт человеку надежду.
Кстати сказать, из морских пейзажей хочется выделить «На скалистом берегу». Не знаю, какое море вдохновило художника на создание этой картины, но, как ни странно, я вспомнила любимый Каспий. На Каспии есть каменистые участки, и мне больше всего любо море осенью и зимой, когда оно холодное и бурливое и когда можно просто постоять на берегу, глядя в его простор.
В это время есть что-то удивительно притягательное в его холодной и незащищённой красоте, особенно на фоне вашего личного душевного комфорта и ощущения уюта в этот момент. И когда солёные брызги, разбиваясь о камни, долетают до лица, вы ощущаете прилив счастья.

Токи сердца

Конечно, картины Сергея Дорофеева я не видела вживую, не могла рассмотреть все подробности и тонкости его работ и почувствовать, что называется, «дыхание» художника – работы его я увидела только в интернете. Давно известно: даже самого хорошего качества репродукция резко отличается от оригинала. В моей жизни был хрестоматийный случай: в детстве мы все видели перовскую «Тройку», и вот, лет в шестнадцать оказавшись в Третьяковке, я была поражена её несходством с репродукцией, особенно поразили глаза детей, эти невыносимые детские глаза с застывшей в них мукой. Мне до сих пор памятен этот шок и этот ужас в глазах. Но чем я могла помочь этим несчастным? Только мысленно впрячься в одну из этих лямок…
Репродукция статична, на ней мы не видим техники, мазка, качества штриха, не можем в полной мере оценить игру света и тени и т. д. Репродукция всё это нивелирует, сглаживает и таким образом отдаляет нас от правдивого изображения, увы. Кроме того, какого бы качества ни была репродукция, почти всегда она видится застывшей и плоской, лишённой жизни, отнимая у нас право контакта с художником. Ведь если перед нами живое полотно – его касалась рука художника, и, глядя на него, мы, можно сказать, общаемся с ним напрямую. Это почти эзотерика.
Тем не менее даже на репродукциях видно талантливого человека; и если его работы овеяны дыханием живой души, наполнены биением мыслящего сердца, зритель это чувствует. Это токи сердца.

Светлый вектор души

Кто-то может сказать, что творчество Сергея Дорофеева – это своеобразный популизм, это заигрывание со зрителем, это эксплуатация его сентиментального чувства. Да пусть говорят что хотят. У нас тоже глаза есть. И есть понимание того, что художник этот лишён нездорового самомнения, приторного бахвальства и тошнотворного тщеславия. Зато у него есть мыслящая душа, умное сердце и любовь к Отечеству.
Сколько у нас в России удивительных художников – талантливых, ярких, запоминающихся, с живой душой, пониманием природы, со своим почерком, индивидуальным видением мира, но при этом верных отечественным традициям высокого реалистического искусства! И остающихся в русле родных традиций, по-своему развивая их! Словом, настоящих живописцев, которые поднялись выше всех модернистских исканий, псевдохудожественного блуда, авангардистских поделок и прочей чепухи. И какое это счастье – писать о таких живописцах, зная, что они тебя понимают и поддерживают всей душой.
И ещё – выше мы сказали о любимом приёме автора, характеризующем его творческий почерк, – струящемся, пронизывающем, искрящемся солнечном свете, что так часто появляется в его работах: «Загрустила осень», «Зима в лесу», «Травы, травы…», «Утро в зимнем лесу», «Зимнее солнце», «Летний вечер на лугу», «Зимнее утро в лесу», «Вечерние огоньки», «Отблески заката», «Вечерний лес», «Солнечный лес», «Кружевница-зима», «Солнце в зимнем лесу», «А снег идёт…» – все и не перечислишь. Даже в этой последней упоминаемой нами картине сквозь матовую гладь небес и медленно падающий снег тускло просвечивает солнце. Этот солнечный свет то проглядывает сквозь листву, то ложится кружевным полотном на землю, то мягко озаряет угасающий день, то рассыпается по воде… Он – примета и символ, он – содержание и вектор.
Струящийся свет – любимый приём автора. Но, видимо, не только. Может быть, это ещё отражение природы его творчества и вектор души художника? Как знать…
Конечно, есть у С. Дорофеева и другие работы – городские виды, московские улицы, зарубежные картины, – это отдельная тема, но мне ближе его струящийся свет.
5–7 августа 2022 г.