Вероника ТУТЕНКО
г. Курск
ДУЭЛЬ
Если усталость согнула плечи
(в гору всегда тяжелей дорога),
знай, что стихи – это те же свечи.
Их в темноте не бывает много.
Если Земля как большущий камень
(ты же на ней миллионный лишний),
ты не молчи, ты кричи стихами,
в рифму кричи, и тебя услышат,
руку протянут и дверь откроют.
В мире хороших людей немало,
ведь удивительно ладно скроен
он по Божественному лекалу.
Так что довольно рыдать в подушку.
Жизнь покоряется чаще смелым.
Пусть кто-то скажет, мол, ты не Пушкин,
только у всех ведь свои дуэли…
Обложки книг – ворота
в волшебные миры.
– А как попасть в них?
– Просто, – учили буквари. –
Иди по Междустрочью,
седому от росы.
Там от берёз сорочьих
светло, как на Руси.
Там грузди и опята
укрылись от жары.
«Не здесь ли, в Тридесятом,
клад мудрости зарыт?»
Потом сверни налево,
направо поверни.
Живёт там королева
неведомой страны,
где стены невесомы
под крыльями жар-птиц.
А сказочные совы
слетают со страниц,
чтоб навсегда запомнил:
сильнее зла – добро.
…Мерцает на ладони
волшебное перо.
ГЕРОЙ УЖЕ В ПУТИ
Стихотворение посвящено памяти кореневских волонтёров Александра Келенджеридзе и Сергея Шапаря
Огнями убаюкана столица.
Бодрит по «Авторадио» мотив,
и указатель – в сторону границы.
Там пекло. Но герой уже в пути.
Ему в ночи сигналят светофоры
то красным, то зелёным вдоль дорог,
а он спешит на старенькой «Приоре»
туда, куда не ехать он не мог.
Попутчик спросит: «Что ж ты дом оставил?
Повестку не пришлют тебе, отец.
А там, вдали, – война, она без правил». –
«Но жаль-то всех», – ответит наконец.
Вздохнёт попутчик: «Я и сам из Рыльска,
да вот заброшен в Тулу был судьбой».
Потом расскажет он, как видел крылья
однажды у шофёра за спиной.
Герой в пути. Его не остановят
ни дождь, ни град, ни даже колея,
ведь голосом отца в висках зов крови
стучит: «Кто защитит, если не я?»
Спешит он на границу, Воин Света,
не ищет ни наград, ни славы он.
И за спиной мерцают километры
дорог, а впереди – Армагеддон.
SMS-КИ АНГЕЛУ
…Здесь снова дождь. Нелётная погода.
Намокли крылья. Хочется курить.
И тучи – дым. И лето – время года,
когда вдали мерцают сентябри
лилово-красным чем-то. Жёлтым. Вроде
сверхмощных звёзд, но осень холодней…
Да знаю я, что дело не в погоде,
во всяком случае – не только в ней.
Когда вернусь? Не знаю. Видишь, лужи
на всей… они зовут её Землёй…
планете, да?!. Но здесь я тоже нужен…
Поговори по-ангельски со мной…
Скучаю, да… Да я опять о горнем!
Вообще-то здесь неплохо иногда.
Дома. Машины. Люди. В общем, город.
Да не курю я! Шутка. Ерунда.
Здесь даже весело! Ревнуешь? (Вот артистка!)
…И радуга. И дышится легко…
Я помню, да… Седьмое небо близко –
лишь кажется, что слишком высоко…
Чёрный кот по имени Клод Моне,
очень умный, почти что аристократ.
Так отчётлив его силуэт в окне.
Переходит дорогу, к счастью, не всем подряд.
Любит рыбку, боится больших собак.
В доме самое тёплое место – в углу диван.
А хозяин у Клода Моне – рыбак
и художник к тому же (никто не починит кран).
Утекает вода на кухне. Спешат часы,
видно, хочется след оставить им на стене.
Не торопится только он, распушит усы
чёрный кот по имени Клод Моне.
У музыканта опора – ноты.
Саксофонист, прогони сплин.
Кто-то несётся домой с работы,
кто-то торопится в магазин.
Прячет под куртку кота мальчишка.
Котик мурлычет: нескоро март.
Осень дурачится по привычке,
но от простуды спасает шарф.
Что там, спасает он даже в стужу.
Сыну его ведь связала мать.
За руку держит старик старушку,
вместе теплее и не упасть.
Друг наливает глинтвейн другу.
Друга ругает жена: «Не пей!»
Осень пройдёт (а добро – по кругу).
Саксофонист, не жалей о ней…
ВОКЗАЛЬНЫЕ ЧАСЫ
Вокзальные часы, нависшие над аркой,
они всегда спешат, спешат на пять минут,
но выбросят и их когда-нибудь на свалку,
а может быть, в музей когда-нибудь сдадут.
Да, время как музей, как мусорный контейнер –
однажды целый свет разложит по местам –
и звёзды, и людей… У всех один конвейер.
Да, время не соврёт. Но нет, не верь часам.
Перроны, поезда и залы ожиданий…
(Что сложишь в чемодан?) И нет пути назад.
И строгий проводник не примет опозданий.
Поэтому часы спешат. Всегда спешат…
А ПОТОМ…
Тишина. На часах – разлука.
Время меряет километры.
Ты врываешься в дверь – без стука,
даже в форточку входишь ветром.
У неё – ежедневник, кофе,
в 19:00 – солярий.
В переменах ты тоже профи,
но сегодня опять в угаре.
Ты прощаешь её заочно,
добавляешь в печаль корицу,
пишешь письма, и рвёшь их в клочья,
и рифмуешь мечты и лица.
Боль с горчинкой – к стихам приправа.
– Переправь на другой берег,
где надежда, любовь и слава…
– Переправлю, но надо верить.
Но сначала ты будешь плакать
и бежать в темноте по лужам…
…А потом ты увидишь катер,
тот, что вслед, но уже не нужен.
ФОНАРЩИК
Бархат ластится к пальцам. Перчатки.
Мы покажем ветрам фигу.
Мы гуляем по старой брусчатке,
а фонарщик листает книгу
и закутался в шарф. Мёрзнет,
чай глотает. Лимон, корица…
Никогда зажигать не поздно
фонари, если ночь длится.
Одеяло прогрызли мыши,
и пылится в углу сонник.
И Фонарщик меня услышит,
тихо вложит звезду в ладонь мне.
Сумерки дождями обесточены,
и следы кошачьи в них повсюду.
Звёзды оставляют многоточия
в ночь, когда не время бить посуду.
Что-то остаётся… Сожаление?
Ночь крадётся мягкими изгибами.
У Земли сегодня день рождения –
может, это время быть счастливыми?
Может, это время взяться за руки,
«хэппи энд» в конце поставить повести?
Чтобы больше в мире стало радости,
чтобы меньше в мире стало горести.
