ХОРОС – ЗОЛОТОЕ ЗЕРНО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

ТВОРЧЕСКОМУ ПОДВИГУ ВАЛЕРИЯ КОПАНЕВА ПОСВЯЩАЕТСЯ.

Философия, проявляющая себя в мелодии, есть
более глубокая тайна,
чем об этом думают.
Григорий Нисский

от автора

В ноябре 1991 года в Свято-Никольском храме села Быньги под Невьянском (на Урале) сотрудниками издательского отдела Московского патриархата Н. Г. Диваковой и А. И. Шатовым была сделана запись «Панихиды» П. Г. Чеснокова в исполнении Екатеринбургского муниципального хора «Доместик», основателем, дирижёром и бессменным художественным руководителем которого был Валерий Копанев. Павел Чесноков посвятил «Панихиду» Степану Васильевичу Смоленскому. А хор посвятил эту запись памяти Николая II и его семьи. В России тогда святые царственные мученики ещё не были канонизированы, ещё не был построен Храм на Крови. Стоял лишь крест на месте разрушенного ипатьевского дома. Его фото и помещено на обложку диска.
Посвящая очерк творческому подвигу Валерия Копанева и 30-летию хора «Доместик», вот уже десять лет живущего без своего создателя, хочу отдать дань благодарности людям и событиям прошлого, которые незримо связаны с возрождением православно-певческого репертуара уже в наши дни. Это великая княгиня Елизавета Фёдоровна, её супруг великий князь Сергей Александрович, которые были попечителями Синодального хора и Синодального училища церковного пения. Эта великокняжеская чета многое сделала для организации съезда всех церковных хоров г. Москвы в 1903 году, который собрал во время Пасхи 3000 исполнителей. С именем Елизаветы Фёдоровны связан и съезд учителей церковного пения со всей России в 1911 году, на котором архиепископ Арсений Новгородский читал доклад о том, какое сильное художественно-национальное развитие получила хоровая церковная музыка при Александре III и Николае II. Чтобы состоялись эти события, Сергей Александрович ещё в 1904 году издал распоряжения: предоставить ему сведения о существующих даже частных духовных хорах.
С их же именами уже через 100 лет, в 2011 году, связаны концерты хора «Доместик» в городе Алапаевске, где завершился жизненный путь Елизаветы Фёдоровны скорбными событиями 1918 года.
Хор – это не только певческое искусство, это отражение идеального состояния государства, где вожди умеют согласовать всё многочисленное кипение характеров, воль, устремлений, симпатий-антипатий и образовать всё объединяющий круг народного воодушевления.

Русское слово «хор» и славянское «коло-хоро» произошли от греческого слова «хорос», имеющего двойное значение – «круг» и «вместе». Это значит, что певческим смыслом слово наполнилось со временем, а вначале его первосмысл исторгла человеческая жажда и необходимость пребывать в совместности, в сообщности, в соборности. Хор как множество, скреплённое единым чувством, – предоснова всех искусств, не пения только. И прежде всех зодчества. Камни древних жилищ, гробниц, обсерваторий, храмов – вот хоры, видимые сквозь века. Они же донесли до нас магию круга, повсеместную приверженность к нему в разных точках земли. Известны славянские кольцевые, германские радиальные деревни древности, круглые хижины старой Италии, Стоунхендж, Аркаим. Интересно, что круговое расположение келий было в первоначальном монастыре Сергия Радонежского. Некогда вообще храмы окружали круговой оградой, символом вечности и разграничения сфер: вертикали неба с зовом восхождения и горизонтали земли с зовом соблазнов. Славянский кресень-коло переходит в золото крещатого нимба Спасителя и перекликается с раннехристианской мозаикой храма Равенны, в апсиде которого опять встречаем крест в центре звёздного круга. Круг – тот же хор. Мы говорим «круг единомышленников», «беду одолеем хором», а хоровод водим по кругу. В русской старине калики перехожие – богатыри, давшие обет странствия и духовного служения, – при встрече на родной стороне становились в единый круг. Круг у славянских народов – «один из самых коренных и живучих символов единства, завершённости мира и покоя» (Ю. Лощиц). Отсюда идея монумента Бранкуси «Стол молчания» в память воинов, павших во Второй мировой войне. Он сооружён в виде монументального каменного круглого стола с полусферическими сиденьями вокруг него. Бранкуси как будто перенёс в наш век круг безмолвия богатырей. Но безмолвие – музыка без нот – вернее всех нот, как белый цвет – сумма всех цветов, которая «существовала всегда и повсюду, и даже до всякой собственно культуры, даже среди животных» (О. Шпенглер). Эту разлитую всюду музыку, ощутив, человек озвучил первым и лучшим в мире инструментом – своим голосом. А озвучив её, он превратил круг безмолвия в песенный.
Этот сплав певческого «вместе» со священным единством круга изливался в гимнических песнопениях древних веков человечества. Его отражение – русский хоровод, который оставался в быту песенной формой до XX века, а сакральностью своею продолжился в христианских крестных ходах, смысл которых – совместное «славлю» или «взыскую». Философия круга православного мыслителя Дорофея из Аскалона (VI век) просто и образно отражала эту священную гармонию совместности. Человечество в представлении Дорофея – это хорос, круг, в центре которого Вседержитель, и каждый человек круга связан с ним равным радиусом, ­т. е. Бог равнодоступен каждому.
Если мы движемся по кругу земных страстей, сближаясь с одним человеком, неизбежно отдаляемся от другого и всегда остаёмся в начале радиуса, далеко от Спасителя. Но есть движение к центру. В нём, не теряя друг друга, люди стремятся к Творцу, к точке преображения, где Христос является «прекрасным корифеем среди прекрасного хора» (Н. Кавасила, XIV в.), и рождаются к вечной жизни.
Если продолжить углубляться в понятие «хор», можно вонзиться в такие пласты национальных философий, которые в наш век разобщённости ещё предстоит освоить. Одно только высвечивается ясно – человек привержен хору, это его богоданность. Его соло возможно только на фоне хора – певческого, гражданского, мирозданного… И даже личная гордыня, возвышающая себя над хорос, не может осуществиться вне круга общества. Сакральность хорос – гармония может быть нарушаема, искажаема, но она не исчезает, лишь преображается. Ведь театр в единстве сцены и зала – всё тот же круг, являемый и архитектурным пространством. И всегда поющая или взывающая спектаклем, оркестром сцена и внимающий ей зал в лучших своих проявлениях образуют круг духовного единства. Каждый из нас хотя бы раз в жизни находился в таком круге солидарности, пребывал в симфонии с вдохновением сцены, картины, книги, входил в круг единомышленников.
Собственно говоря, и эти рассуждения обязаны своим возникновением такому кругу духовного единства, не раз возникавшему на выступлениях хора «Доместик» под управлением Валерия Копанева.
Я помню самое первое выступление хора. Это было 26 декабря 1988 года. Оно состоялось в зале педагогического института. Тогда, впервые за многие десятилетия, в Екатеринбурге в таком объёме исполнялись русские церковные песнопения. В публике чувствовалось некое ожидание поворотного для профессии события, сопереживание тому пласту музыкальной культуры, который был изъят из духовного бытия народа. По-особому признательно звучали и овации, награждавшие каждый номер концерта. Мне кажется, многие помнят тот концерт по единодушному чувству высотного состояния души, по реакции зала, переполненного в основном искушённой публикой: студентами и педагогами хоровых кафедр института и консерватории.
Ярко всплывает в памяти концерт под открытым небом итальянского предгорья над долиной в естественном амфитеатре гор. В сумерках сцена воспринималась висящей между скал. И когда мужские голоса мощным, властным единым потоком вознеслись в блистающий сапфир неба, ясно ощутилось со-гласие хоров звёздного и людского. Казалось, ещё немного, и откроется главная, последняя, всё объясняющая тайна, и утолится наша тоска по совершенству мира.
Я помню другое выступление хора и необычайную волну признательности, осветившую лица пришедших на открытие художественной выставки. Тогда в дальнем зале без объявления зазвучала никогда многими не слышанная проникновенно взыскующая церковная мелодия. Она вбирала внимание присутствующих помимо их воли. Каждый замер, где стоял, и гудящий улей публики оборвался тишиной благоговения. А в тишине свершалось сокровенное приятие душой той части нашего музыкального бытия, которую вытеснило из жизни идейное помрачение советских лет. В глазах были удивление, благодарность, растроганность, сиявшая слезами.
В Екатеринбурге достойным продолжателем дела Юрлова стал его ученик Валерий Копанев. Он «на заре туманной гласности», набирая камерный хор, вынужден был также отстаивать свободу репертуара, основу которого он видел в воскрешении богослужебно-вокального искусства. А этого, по советской инерции, администрация ещё побаивалась. Здесь следует отметить, что Копанев не просто ученик Юрлова. Он ещё в бытность студентом заслужил доверие мастера и работал в его капелле с 1969 по 1971 год. Очевидно, что дарование ученика для учителя оказалось благодатным. Впоследствии Юрлов называет его имя среди самых талантливых своих преемников в «Хоровом словаре» (составитель Н. В. Романовский, М., 1972). Получить драгоценный опыт работы с великолепными певцами – этого удостаивались очень немногие ученики руководителя Русской республиканской капеллы. Работая в капелле, В. Копанев был свидетелем общения с хором таких знаменитостей, как Е. Светланов, Д. Шостакович, Г. Рождественский, Д. Ойстрах. Особенной ценностью для него было наблюдать сотрудничество А. Юрлова и Г. Свиридова, родственных ему по взглядам на православное песнетворчество как на уникальное явление мировой культуры. Сам Валерий Анатольевич считал, что именно тогда он смог воспринять необходимые, не передаваемые теорией качества хормейстера, профессиональные и духовные. Весь этот бесценный опыт воплотился в хоре «Доместик», в его особой исполнительской манере, в которой неразрывны красота слова и звука. Особенная красота православных стихир в том, что они поются простыми и одновременно великими словами, в которых философия духа, «глаголание» о высшем мире и в которых уже музыка присутствует в её чистом соответствии со смыслом слова. В высших достижениях духовной интуиции композиторов прошлого и наших дней она всегда молитвенна, торжественна и даже сурова, просветлённо-радостна или печальна, без бурлящей эмоциональности и мелодических украшательств, чтобы «наслаждались не одними звуками, а самый ум наш равномерно воспламенялся силою слов» (Дорофей из Аскалона, VI век). Это прекрасно чувствовал Копанев и умел вывести хор из сценического пения в иное исполнительское измерение, где поющее лицо возрастало до певческого лика, до сосредоточенно-молитвенного пения души. И слушателям становились доступны благие свято-озаряющие состояния.
Валерия Копанева недостаточно назвать талантливым профессиональным хормейстером. Он, как и Юрлов, из когорты харизматиков. В центре их жизненного круга, как в круговой композиции рублёвской «Троицы», была жертвенная чаша – служение делу восстановления русской певческой культуры, несмотря порой на преграды и непонимание. Без этого служения, на которое уходили все силы души, для таких личностей жизнь теряла смысл. Копанев, ещё будучи студентом, затем преподавателем и главным хормейстером Свердловского оперного театра, пренебрегая семейным временем и бюджетом, разыскивал по частным библиотекам, закрытым фондам монастырских хранилищ и перепечатывал неиздававшиеся духовные произведения русских композиторов, редкие ноты церковных служб и сам делал переложения для хора.
И по духу он был настоящий художник, из тех, кто живёт своим талантом как естественным проявлением души, не нося себя среди людей как феномен. Отсюда его необычайная скромность и внимание к любому мнению, даже простого человека, далёкого от музыкального мира. Отсюда же его способность в любых карьерно неблагополучных обстоятельствах, а их было достаточно, находить возможность проявления своего дарования, всегда видеть горизонт ещё не достигнутого. В нём как в большом художнике искание идеального воплощения было стержневым качеством, подчинявшим не только творчество, но жизнь, быт, друзей, семью. Его семейный круг был также харизматичен и жертвенен, полностью вписан в его творческий хорос.
В 90-е годы, когда «…жизнь стала жестока, как выстрел, счёт денег… мысли убыстрил» (В. Хлебников), его творческое бескорыстие сохранило «Доместик». У певцов ещё не было зарплаты, и он восполнял это своим гонораром, никогда не выставлял счёт за аранжировки, ему не приходило в голову брать полагающуюся по авторскому праву прибыль с записанных им же дисков, всё оставалось хору.
И хор мужал, креп под его управлением и, как никакой другой, в концертной форме песнопений умел сохранить иконичность, молитвенно-возвышенный дух исполнения.
Это особенно было отмечено духовными лицами ещё в 1990 году в Тобольске, когда коллектив принял участие в службе во время большого церковного праздника Возвращения мощей святого Иоанна Тобольского. На этом празднике выступали многие профессиональные хоры страны и присутствовали высшие иерархи церкви: митрополит Питирим и иеромонах Амвросий. На таком авторитетном фоне «Доместик» участвовал в шести службах и выглядел настолько достойно, что обратил на себя внимание Московского патриархата, несомненных знатоков хорового искусства. И последовало предложение осуществить запись «Литургии святого Иоанна Златоуста» Ст. Давыдова. Затем была запись «Панихиды» П. Чеснокова, которую хор посвятил памяти безвинно убиенных государя Николая и его семьи. За эти годы репертуар хора постоянно пополнялся и произведениями музыкальной классики: сочинениями Рахманинова, Чайковского, Римского-Корсакова, Чеснокова, Кастальского, Извекова и других русских композиторов. Исполняя репертуар от партесных композиций конца XVII века до хоровой классики XVIII–XX веков и объединив лучших музыкантов города, хор приобрёл известность и в России: выступал на фестивалях в Кемерове и Тобольске, на «Рождественских встречах в Северной Пальмире» в Санкт-Петербурге, на международном фестивале в Екатеринбурге, посвящённом 380-летию дома Романовых.
Под руководством В. Копанева хор достиг мирового признания, стал участником более чем 20 международных конкурсов и фестивалей, культурных акций ЮНЕСКО, провёл многочисленные гастрольные турне по Эстонии, Греции, Германии, Бельгии, Франции, Италии, Ирландии и Канаде и стал членом международных хоровых ассоциаций IFCM (Испания), ICCM (Бельгия).
Валерию Копаневу принадлежит несомненная заслуга создания самобытного певческого ансамбля, единственного в Екатеринбурге, который высокопрофессионально, преданно и целеустремлённо восстанавливал певческий иконостас России, в котором каждые земные «я» и «ты», мечущиеся между растворением в массе и обособлением в одиночестве, благодаря харизме хорос не теряются, раскрываются личностно до конца и отливаются в со-гласное «мы», поднимаясь духом «от дола горе», зовя прикоснуться к вечному…
Валерий Анатольевич своим творческим подвигом вошёл в круг спасателей русской духовной цивилизации. Дело его жизни влилось звеном в золотую цепь подвижников духа, в которой и безвестные бродячие певцы духовных стихир древности, и устроители хоров средневековой Руси: Михаил Тверской, митрополиты Пётр и Алексий и удостоившийся мировой славы синодальный хор под управлением С. Смоленского. В этой же цепи: П. Флоренский, П. Барановский, А. Юрлов, Г. Ямщиков, Г. Свиридов, Л. Леонов, В. Распутин и многие неизвестные подвижники современной провинции. Все эти люди созидали и спасали не только живопись, зодчество, мелодическую душу, леса и реки России. Они спасали хоровое мировоззрение русского мира, которым создавалась и стоит Россия со всем хором её народов.

Л. Ю. Хлебникова,
член союза художников России, член Международной ассоциации изобразительных искусств – АИАП ЮНЕСКО, искусствовед

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.