Гуттаперчевая история

Александр ЧУМИКОВ

Мальчик из цирка

«”Гуттаперчевый мальчик. Воздушные упражнения на конце шеста вышиною в шесть аршин!”
– Он настоящий? Живой? Что такое: гуттаперчевый?
– Вероятно, его так называют потому, что он очень гибкий…
Всё шло, однако ж, благополучно. Шест, правда, сильно колебался, но гуттаперчевый мальчик был уже на половине дороги; он заметно перегибался всё ниже и ниже и начинал скользить на спине.
– Довольно! Довольно! Не надо! – настойчиво прокричало несколько голосов.
Мальчик продолжал скользить на спине и тихо-тихо спускался вниз головою…
Внезапно что-то сверкнуло и завертелось, сверкая в воздухе; в ту же секунду послышался глухой звук чего-то упавшего на арену…

На следующее утро афишка цирка не возвещала упражнений ”гуттаперчевого мальчика”. Имя его и потом не упоминалось; да и нельзя было: гуттаперчевого мальчика уже не было на свете…»

Это написанный в 1883 году рассказ Дмитрия Григоровича «Гуттаперчевый мальчик». История трагическая и довольно простая. Однако её символический смысл выходит далеко за пределы сюжета: к нему и в двадцатом, и в нынешнем веке апеллировали писатели, философы, кинорежиссёры. Вот и мне с помощью литературных примеров – а журнал-то у нас литературно-художественный – хочется сопоставить эту историю с другой историей, историей вообще, историей глобальной.
Она, а вернее её описания, тоже очень гибки и могут подладиться под интересы любой публики: как непосредственно наблюдающей исторический цирк – а таких меньшинство, так и познающей его по афишам и средствам массовой информации – а это, конечно же, преобладающая часть. И не только подладиться: гуттаперчевая история способна достаточно долго удовлетворять эти интересы, вызывая виртуальный восторг, а далее вполне материальные поддерживающие действия.
И вдруг механизм даёт сбой. Приемлемая несколько мгновений назад история стремительно летит вниз, падает и разбивается, и вот она исчезает совсем, и сразу же требуется история новая, столь же гибкая и столь же подходящая настроениям жаждущих другой истории людей…
От Григоровича из золотого века русской литературы переместимся в современный народный фольклор, исполняемый как профессиональными артистами на сцене, так и самодеятельными бардами в электричках. «Историческая песня» повествует о правителях России, СССР, потом опять России в диапазоне от Николая Второго до Владимира Путина. У каждого куплета оптимистическое начало и пессимистичный конец. Ну примерно так:

Царь Николашка, самодержец всей Руси,
Хотя на морду он не очень был красив,
При нём водились караси,
При нём плодились пороси
И, в общем, было чем поддать и закусить.
Но в феврале его маненечко того,
И тут всю правду мы узнали про него:
Что он рабочих не любил,
Что он евреев изводил
И что не видел дальше носа своего…

Потом «Иосиф был народный наш отец», потом «Хрущёв Никита, хоть он ростом был с аршин, но дел великих он немало совершил» и так далее. В каждом случае наступало «маненечко того», после чего «всю правду узнавали про него». А что, не так, что ли? Так! Тот же символический смысл, что и в «Гуттаперчевом мальчике»: одна история была, да вся вышла, а теперь требуется другая. Одним словом, дурят нашего брата! Где же правда?

Стаканы и миллионы

Снова вернёмся в золотой литературный век, обратившись теперь к Александру Грибоедову и его столь же «золотому» «Горю от ума». В светском обществе обсуждают поведение вольнодумца Чацкого. Почему нормальный ранее человек, с вроде бы приличной историей («Татьяна Юрьевна рассказывала что-то, из Петербурга воротясь, с министрами про вашу связь»), сбивается с правильного пути?
В поисках ответа на занятный вопрос рождается объясняющая всё история:

Хлёстова
На свете дивные бывают приключенья! 
В его лета с ума спрыгнул! 
Чай, пил не по летам. 
Княгиня 
О! верно… 
Графиня внучка
Без сомненья. 
Хлёстова 
Шампанское стаканами тянул. 
Наталья Дмитриевна
Бутылками-с, и пребольшими.
Загорецкий (с жаром)
Нет-с, бочками сороковыми…

История про пьянство как причину вольнодумия почти сложилась, но не всем подошла. Её конструирование прерывает влиятельный Фамусов своей поистине исторической фразой:

Ну вот! Великая беда, что выпьет
лишнее мужчина! 
Ученье – вот чума, ученость –
вот причина,
Что нынче пуще, чем когда,
Безумных развелось людей, и дел,
и мнений… 
В итоге обществом принимается история не пьянства, а безумия.

Пора приступить к некоторым обобщениям. Где тут правда, а где ложь? А здесь нет ни правды, ни лжи! Мнение не может быть ни правдивым, ни ложным; оно лишь основывается на правдоподобных или лживых фактах. Но факты в данном случае никто из героев не приводит. Таким образом, возникает основанный на мнениях миф, который никто и не называет правдой или ложью. Сказка – она и есть сказка.
Но метод конструирования смыслов обнаруживается весьма интересный и сверхпопулярный. Опять переместимся на сто с лишним лет вперёд и вспомним нашего, так сказать, нобелевского лауреата, «открывшего глаза», резавшего «правду-матку» и проч. Я про Александра Солженицына. И сам буду, каюсь, для описания его истории резать свою «правду-матку», выдёргивая слова из текста. Это некорректно, да? А как корректно, цитировать весь текст «писателя-глыбы»? Но он уже процитирован в виде собрания сочинений, да не одного, а многих. Поэтому придётся волей-неволей выдёргивать.
Итак. Историю Александр Исаевич написал страшную. На чём основывался? На источниках! Каких? Личных: «один врач», «один офицер», «полуграмотный печник», «мужик с шестью детьми», «молодой узбек». А также безличных: «вот говорят», «есть молва», «если верить рассказам». О чём же? Да об этом об самом: «был глухой слух, что 150 человек сожгли», или «один сапожник рассказал, как 300 человек чекисты заморозили», или «один чувашонок болтал, что 900 человек расстреляли». Или как питерские чекисты имели обыкновение осуждённых не расстреливать, а живьём скармливать зверям в зоопарках.
Стоит ли разбираться в том, есть ли здесь правда? Зачем? Ведь с Грибоедовым разбираться не приходит в голову. Тем более что и сам нобелевский лауреат оговаривался (вновь «выдёргиваю из текста»): «Я не знаю, правда это или навет».

Хотя с «бочками сороковыми» в «Горе от ума» при желании можно было бы и ­разобраться, поскольку многовато будет для одного человека. Но Александр Сергеевич со своими бочками и пребольшими стаканами на историческую правду не претендовал. Иное у Александра Исаевича: претензии налицо! Но цифры, как известно, вещь коварная. И Солженицын попадает в их ловушку, когда в художественно-историческом исследовании «Архипелаг ГУЛАГ» приводит число жертв большевистского режима с 1917 по 1959 год: 66,7 миллиона человек. И это «без военных потерь, только от террористического уничтожения, подавлений, голода, повышенной смертности в лагерях и включая дефицит от пониженной рождаемости» (без учёта «дефицита» – 55 миллионов).
Откуда сия цифра? Как и прежде, «ребята сказывали», а в данном случае «сказатель» был всего один – учёный-эмигрант Иван Курганов (первоначально Кошкин) со своей статьёй 1964 года в журнале «Новое русское слово», издающемся за рубежом. И надо же – Солженицын опять делает оговорку: «Мы, конечно, не ручаемся за цифры профессора Курганова, но не имеем официальных».
А каково число жертв режима с военными потерями во Второй мировой войне? По Курганову-Кошкину, это ещё 44 миллиона… Всего 110 миллионов, то есть больше половины населения СССР по состоянию на 1959 год. Про эти запредельно огромные миллионы «народ не знал». Но Александр Исаевич «открыл правду» и описал её в своём «Архипелаге».
Хочу ли я здесь разоблачить уважаемого многими писателя? Нет, не хочу. Моя цель заключается в том, чтобы показать, как в принципе пишется история. А пишется она всегда субъективно, в интересах некоторых влиятельных групп. В чьих интересах писал историю нашей страны Солженицын, читатель, я думаю, разберётся самостоятельно.

Ваня, Саша и Буби

Вернёмся к коварным цифрам. В ряде случаев (не как в варианте с Солженицыным) они носят почти безусловный характер. И при этом очень невыгодный для одной из заинтересованных сторон. В преддверии наступающего 75-летия Победы проиллюстрируем данную проблему на примере оценки событий той войны.
Жили-были… хочется сказать «три друга», но не получается: советские асы и трижды Герои Советского Союза Иван Кожедуб и Александр Покрышкин были врагами немецкого коллеги по воздушным боям Эриха Хартмана по кличке Буби, любимчика Гитлера.
Но вот ведь незадача: бравые Ваня и Саша сбили, по официально зафиксированным данным, соответственно 59 и 62 самолёта противника, а Буби… 352. Какую ж историю написать – чтобы в нашу пользу? Проблема есть, и серьёзная. За её решение берётся тогдашний (в момент написания книги «Война. Мифы СССР. 1939–1945») депутат Государственной Думы России, а ныне министр культуры страны Владимир Мединский.
Сначала автор проходит, что называется, по поверхности: у нас так считали, а у них эдак; тут недоучли, а там приплюсовали и т. д. Но всё равно результаты не сходятся, тем более что хартманов-то в непривлекательной для нас истории значилось изрядно. Тогда Мединский начинает копать глубже, по стратегическим направлениям. И появляются выводы:
«…Для немцев главным была расчистка неба перед бомбардировщиками и свободная одиночная охота. Оба направления в тактике люфтваффе делали из лётчиков настоящих хищников: нападать на слабых, отставших, раненых  – и, по возможности, уклоняться от сильного соперника. Создавались элитные подразделения, лётчиков для которых подбирали по всей Германии. Они специально готовились к свободной воздушной охоте. Немецкие асы сами решали, стоит ли им нападать – или противник слишком силён. Решив, заходили со стороны солнца, совершали стремительную атаку и скрывались, не ввязываясь в бой.
В этом не было трусости. Просто таковы были правила…»
А какие правила войны в воздухе существовали у нас?
«…Советские истребители были привязаны к наземным объектам или воздушным соединениям, которые они охраняли… Перед нашими истребителями командование всегда ставило две главные задачи – прикрытие войск на земле и ударных авиагрупп в небе…»
Таким образом, вопрос о том, чьё боевое мастерство «круче» – Ивана Кожедуба, Александра Покрышкина или Эриха Хартмана, – получал не математическую, а скорее гуманитарную оценку: наши как минимум не слабее.
Владимир Мединский реализовал масштабный проект в виде серии книг под общим заголовком «Мифы о России» («Война» – одна из них), где устоявшиеся исторические штампы о нашей стране подвергались сомнениям, а затем внятно опровергались. Что это за мифы? Ну, они обозначаются прямо в названиях книг: «О русском пьянстве, лени, дорогах и дураках», «О русском рабстве, грязи и “тюрьме народов“» и других.
В очередной раз зададим сакральный вопрос: откуда «дровишки» (информация) у доктора исторических наук Мединского? Как всегда – из достоверных источников. По возможности доступа к ним Александр Исаевич «отдыхает» по сравнению с Владимиром Ростиславовичем. Ещё бы: наступило время Интернета, открылось вообще всё и в невиданных никогда доселе масштабах. Необходимость прямого обмана отпала полностью, поскольку под любой тезис сегодня легко подбирается подходящее информационное обоснование.
Объективен ли министр культуры? Конечно, нет. В чьих интересах он пишет? В интересах нашей страны.

Укротитель «тигров»

К предстоящему юбилею Победы будут подняты новые, неизвестные или недоступные ранее документы. Обнаружатся новые герои, всплывут дополнительные факты. Вместе с ними придут уточнения. Опровержения. И даже разоблачения. Кто кого будет опровергать и разоблачать? «Они» станут принижать «нас». А «мы» будем опускать «их». И не исключено, что ситуация окажется сложнее тех, что указаны выше.
Обратимся к одной широко известной истории. Во время июльской 1943 года гигантской танковой битвы на Курской дуге отличился старший сержант Михаил Борисов. Кстати, за то, что писал стихи, в школе ему придумали прозвище Пушкин – привет журналу «Александръ». Во фронтовой и центральной печати появились многочисленные публикации о подвиге сержанта. Например, журнал «Огонёк» опубликовал шарж с заголовком «Комсорг батареи Михаил Борисов сжёг 7 “тигров”» и стихотворным текстом:

Любуйтесь! Радуйтесь! Дивитесь!
Картинка сделана с натуры!
Пред вами комсомольский витязь
В семи тигровых шкурах.

Шикарная журналистская зацепка: где тигры, там кто? Правильно! Там укротители и, если вспомнить поэму Шота Руставели, даже витязи. Креативные заголовки газетных и журнальных материалов так и посыпались: «Укротитель “тигров”» и «Витязь в “тигровой” шкуре».
Я не буду анализировать эти не слишком отличающиеся друг от друга сюжеты. Но приведу выписку из документа – представления Борисова к званию Героя Советского Союза, которое и было присвоено:
«11 июля 1943-го года в момент боя за совхоз “Октябрьский” Прохоровского района Курской области старший сержант артиллерийского дивизиона 58-й мотострелковой бригады Михаил Борисов находился на огневой позиции ­76-мм пушек, где он ранее был наводчиком орудия.
Противник предпринял атаку позиции батареи 19-ю танками и вывел из строя расчёт орудия. Борисов сам лично встал к орудию и, подпустив танки противника на близкое расстояние до 200 метров, прямой наводкой подбил 7 танков противника типа “Тигр”, тем самым сорвал атаку танков. Только после тяжёлого ранения и выхода пушки из строя гвардии старший сержант Борисов был вынужден прекратить неравный бой…»
А в 2019 году некий немецкий историк привёл сведения о том, что на Курской дуге наши бойцы всего уничтожили… пять немецких танков. Правда, он говорил лишь об одном из трёх крупных воинских соединений вермахта, участвовавших в сражении. Всё равно не бьётся! И мы, конечно, эту недостоверность ­категорически опровергаем. Но как быть с семью «тиграми» на одного сержанта?
Михаил Борисов прожил долгую и активную жизнь. Вспоминая события июля 1943-го, он в интервью «Литературной газете» в 2007 году говорил о том, что «по описанию это были “тигры”». В вышедшем чуть позже телефильме из сериала «Моя война» Борисов вообще не произносил слова «тигры», а рассказывал о «танках». Примерно в то же время Министерство обороны России опубликовало материалы, где признало: да, иногда мы принимали за «тигры» танки иных марок.
Автор настоящей статьи пять лет назад спросил у квалифицированного экскурсовода на Прохоровском поле: случай, когда один солдат за короткий бой подбил семь «тигров», – это правда? Экскурсовод ответил твёрдое «нет» и причину такого суждения подробно расшифровал.
Если вдумчивый читатель и сам покопается в обилии сведений о танках Второй мировой, то без особого труда придёт к выводу: не мог солдат за семнадцать минут из 76-мм орудия подбить семь «тигров». А семь танков мог? Мог. И подбил. И заслуженно получил Героя.
И что? А то, что так и надо объяснить: нынешней информацией о «тиграх» – их технических характеристиках и внешнем виде – тогда не всякие генералы обладали, а уж солдаты тем более. Ошибся солдат, а вслед за ним и журналисты перепутали модель танка. Бывает! Наша конструкция подвига от такого признания не пошатнётся. Потому что своевременное признание ошибок не развенчивает авторитет источника, а укрепляет доверие к нему.

Вот, помню, в 1812-м…

Ошибки в процессе конструирования исторического контекста нас подстерегают и в юбилейной перспективе освещения событий Великой Отечественной. Чтобы их по возможности избежать, следует не забывать вот о чём. Самый молодой участник сражений – тот, который родился в 1927 году и был призван в армию в самом конце войны, в 1945-м. Сколько ему лет сегодня? Во-о-от!
Далее. Кто такой участник той войны? Я встречал целый ряд молодых журналистов, которые с энтузиазмом писали: «У сидевшего передо мной ветерана вся грудь в орденах и медалях». Уважаемые писатели и читатели! Вы сперва найдите у собеседника одну медаль, а именно – «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–45 гг.» Если её нет, то все остальные знаки – либо бутафория, либо человек в войне не участвовал.
Ладно, настоящую медаль нашли, и ордена тоже. Начинаются рассказы. «Мало осталось ветеранов, кто может поведать о тех днях», – пишет иной журналист. Да что вы?! Вспомним-ка очередной исторический эпизод.
Российская империя отмечала 100-летие Отечественной войны 1812 года. Накануне царь дал губернаторам команду искать по всей стране свидетелей войны, чтобы пригласить их потом на юбилейные торжества. И они, естественно, – приказ-то отдан – нашлись! К августу 1912 года было выявлено 25 очевидцев нашествия Наполеона, в том числе 14 участников боевых действий. Пятерых долгожителей ко дню торжеств доставили на Бородинское поле, запечатлели на фотографиях и даже киноплёнке.
Московский губернатор Владимир Джунковский вспоминал об одном из ветеранов (ему приписывалось, по разным источникам, то ли 122, то ли 133 года. – Авт.): «Аким Бентенюк… был самым разговорчивым, он рассказывал про своё участие в бою, как он был ранен, и даже указывал на кустик, за которым его “шарахнуло”. Когда он это рассказывал Государю, тот не мог сдержать улыбки».
Царь и вправду умилился и позже записал в дневник: «Подумай только, говорить с человеком, который всё помнит и рассказывает великие подробности боя!»
Откликом на эти события стал фельетон Александра Куприна «Тень Наполеона» с «замечательным стариком» и его рассказом о встрече с французским императором: «Какой он был… Наполеон-тот? А вот какой он был: ростом вот с эту березу… а бородища – по самые колени и страх какая густая, а в руках у него был топор огромнейший… Одно слово – ампиратырь!»
А вдруг ветераны кампании 1812 года на торжествах к её столетию настоящие? Всё может быть, да вот незадача: число лет, прожитых любым из них, превосходило возраст документально известных к тому времени мужчин-долгожителей.

***

Так что ждём в скором будущем новых исторических подробностей, а настоящее повествование будем завершать. Вы ещё не забыли песенку про «маненечко того»? У её куплетов есть припев:

А мы всё движемся и движемся вперёд,
Но если кто-нибудь когда-нибудь помрёт,
О нём расскажет нам история,
История, которая
Ни слова, ни полслова не соврёт…

Как относиться к новым историям? Нормально. Думать. Проверять. Соотносить с другими правдивыми историями. И выводить собственные резюме. Потому что тезис «в газете написали (по телевизору показали) – значит, правда» – чужой, лукавый и как раз неправдивый.
А какая история нужна? Пора произнести магическое слово: требуется актуальная история. Несущая пользу нашей стране, нашему дому, нашим людям. История, которую можно начать и подытожить словами, произнесёнными когда-то генералом Дмитрием Карбышевым: «Совестью и Родиной не торгую».