ИСПЫТАНИЕ НА ПРОЧНОСТЬ

Юрий Меринов

Юрий Николаевич Меринов родился 1 января 1947 года в с. Тереховка Надеждинского района Приморского края. Окончив Дальневосточное высшее инженерное морское училище им. адм. Г. И. Невельского, начал трудовую деятельность механиком на судах Дальневосточного морского пароходства. По решению партийных органов был направлен на освобождённую комсомольскую работу, где прошёл путь от заведующего отделом комсомольских организаций Фрунзенского райкома ВЛКСМ до первого секретаря Владивостокского горкома комсомола. Трудился на освобождённой партийной работе в аппарате Приморского КК КПСС и первым секретарём Находкинского горкома партии. После 1991 года до ухода на пенсию работал в ряде коммерческих структур. Был делегатом XVIII съезда ВЛКСМ и XXVIII съезда КПСС. Награждён медалью «За трудовое отличие», Почётной грамотой Президиума Верховного Совета РСФСР, знаком «Почётный работник морского флота».
С 1997 года занимается активной писательской деятельностью. В 1998 году вышла отдельной книгой повесть «Навстречу мечте», получившая широкое общественное признание. Всего вышло на настоящий период 35 книг. Член Союза писателей России с 2005 года. Литературная деятельность автора отмечена двумя золотыми и тремя серебряными медалями выставок-ярмарок, региональных, республиканских и международных выставок, медалями М. Шолохова и В. Шукшина, различными наградами ведомственных организаций. Большое признание получила историческая книга «Земля Находкинская».

Рассказ

С тяжёлым сердцем уходил в рейс третий механик теплохода «Карагалес» Антон Соболев. Накануне в очередной раз крупно повздорил с женой. Полагал, что подобный разговор не предвещает ничего хорошего, но чтобы так закончилось, не могло присниться даже в самом кошмарном сне. По всему выходит, что жизненный корабль получил серьёзную пробоину ниже ватерлинии, вот-вот достигнет критической точки крена, и тогда неизбежен оверкиль, вернее развод. Давно бы решился, к чему мучить друг друга. Но стоило взглянуть в чистые, немного наивные и грустные глаза пятилетнего сынишки, как вся решимость мгновенно улетучивалась. Антон не в силах предать свою кровинушку. Однако и так дальше жить нельзя. Редкий приход в родной порт обходился без ссор. В последнее время «разговоры по душам» становятся всё ожесточённее, переходят в разряд ультиматумов.
В начале текущего года Алина серьёзно заболела, пошло обширное обострение по женской части, никак не могли сбить температуру, стало падать давление, оттого и пришлось согласиться на госпитализацию. Вынужден был взять отпуск за свой счёт. Благо судно находилось в отстое. Вагоны с лесом застряли где-то на Транссибирской магистрали, а на причалах не было судовой партии груза. А тут ещё садик закрыли на карантин. Ильюшку на время болезни супруги нередко забирала к себе соседка. Сама – жена моряка, всё понимает без лишних слов, свои детишки подрастают. Когда жену выписывали, медики порекомендовали через полгода по возможности побывать на одном из курортов Китая, где, по словам специалистов, возможно полностью избавиться от заболевания. Порешали на семейном совете, что станут планировать поездку на вторую половину сентября. Но непредвиденные обстоятельства постоянно вносили коррективы. Сначала в море прихватил радикулит второго механика, два рейса стоял его вахту. Взамен направили нового третьего, чтобы «натаскал». Неплохой парень, быстро вошёл в курс дела, но опыта пока маловато. Согласовал со старшим механиком свой отдых и с моря дал радиограмму на отпуск. А на берегу выяснилось, что у сменщика скоропостижно скончался где-то в Сибири отец, отпустили человека на похороны. Затянулась чёрная полоса, никак не заканчивается. А жена не желает войти в положение, вынь да положь обещанное. В этот приход вроде и день начался нормально. До обеда провозился с домашними делами, погулял с сынишкой, съездили в городской парк, покатались на гигантских качелях. Вернулись, вместе пообедали, и Алина ушла укладывать ребёнка спать. А через полчаса, словно накручивала себя за закрытой дверью, началось…
– Антон, объясни в конце концов, когда это закончится?
Решил спустить на тормозах, может, пронесёт:
– Ты о чём?
– Не прикидывайся, прекрасно знаешь. Мне снова идти в туристическое агентство и упрашивать, чтобы в очередной раз передвинули путёвки на более поздние сроки?
– Там тоже живые люди работают, должны войти в положение.
– Стоит мне появиться на пороге офиса, начинают смотреть как на дурочку.
– Ни к чему преувеличивать.
Не подумавши ляпнул, вот и понесло дражайшую половину.
– Давно догадывалась, что ты такого мнения обо мне. Зачем только с тобой связалась?
– Ты хорошо знала, за кого выходила замуж.
– Бросай своё море. Чего ты только в нём нашёл?
– Мы оба нашли друг друга. Мне порой кажется, что всё человечество вышло на сушу из морских пучин. Море, как и люди, может быть ласковым и злым, помочь в трудную минуту и жестоко мстить. Морская вода, как и человеческая кровь, с привкусом соли. Однажды породнившись с волной, человек не в состоянии её предать. Это выше его возможностей.
– Бред да и только. Несёшь несусветную чушь, словно пацан-недоумок, у которого несбыточной романтикой вся башка забита… Ты хоть обо мне разок подумал?
– Это главное в моей жизни: ты и сын. Вместе договаривались, что стану работать до тех пор, пока не накопим средств на нормальное жильё, обстановку, престижную машину, приоденемся, немножко отложим на чёрный день. Не прав или опять что-нибудь выдумал?
– Мне лечиться надо?
Голос уже с надрывом, лицо начинает заливать краска неудержимой злости.
– Протяну ещё немного, и не будет… второго ребёнка, врачи не разрешат рожать.
– Лина, успокойся, пожалуйста. Ведь объяснял вчера вечером: короткий рейс, двести миль до Японии, столько же обратно. Максимум трое суток на выгрузку. За неделю управимся. А путёвки, насколько помню, через десять дней. Успеем…
– Задрал ты меня своими цифрами. Мили у тебя какие-то квадратные. Вспомни, если память не отбило, прошлый раз…
– Форс-мажорные обстоятельства, главный двигатель застучал…
– Ещё раз добром прошу, бросай свою долбаную работу.
– И что прикажете делать?
– Я окончила педагогический институт, проработала только год в школе. Когда поняла, что там ловить нечего, ушла в рекламное агентство и нисколько не жалею.
– Министерство просвещения до сих пор в трансе.
Странный у них разговор, словно не слышат друг друга.
– Займись бизнесом. Из вашего выпуска единицы остались на флоте, остальные давно пристроились. Один ты… тюха.
– Статистика свидетельствует, что лишь одному из десяти суждено достигнуть высот на таком поприще, остальные элементарно не выживают. К тому же у нас отсутствует стартовый капитал. А пристраиваться помогать, кому делать нечего, не намерен, не для того учился пять лет.
– Хватит. У тебя на все случаи жизни готовы объяснения. Если бы хотел…
– Прекратим бесполезный разговор. В сотый раз повторяю: нельзя моряку уходить в рейс в дурном настроении. Море не терпит к себе подобного отношения.
– Только о себе и думаешь. Можешь идти… и не возвращаться. Живи со своим морем в обнимку. Перебьёмся и без тебя.
Продолжать дальше разговор бесполезно. Ему указали на дверь в собственной квартире. Доплавался… Зашёл в комнату, поцеловал спящего сынишку, оделся, взял спортивную сумку и осторожно прикрыл входную дверь. Такого ещё не бывало в их отношениях.
На судне полным ходом шла погрузка. Работали одновременно на два трюма. Если ничего не помешает, к обеду завтрашнего дня пошабашат, как и обещали. Экипаж весь в увольнении до утра. На борту лишь суточная вахта. Едва поднялся по трапу, как столкнулся со старшим механиком Василием Васильевичем, которого между собой знающие люди назвали не иначе как Вась-Вась.
– Третий, чего заявился?
– Отдыхать надоело
– Опять со своей пацапался?
– Совсем немножко.
– Оно и видно… Если никуда не намерен двигать, оставайся за старшего и отпусти четвёртого. К нему кто-то из родственников заявился.
– Договорились.
В ноль часов спустился в машинное отделение, проверил смену вахты. Поднялся в каюту и не раздеваясь прилёг на диван. Имеет право по уставу подремать одетым, не бодрствовать же всю ночь. Потребуется, так позвонят. Но сколько ни пытался заснуть, Морфей никак не желал принимать в свои объятия. Сказалось напряжение семейной перипетии, перенервничал.
…С Алиной познакомились после зимней сессии третьего курса. Все, кто сдал экзамены, разъехались по домам на каникулы. Остались лишь «хвостисты» да он, которому некуда податься. Всегда стеснялся рассказывать про семью. Даже если начинали расспрашивать, отделывался общими фразами… Отец с матерью работали вместе, на одном пассажирском судне: он – мотористом, она – в штате ресторана. Расписались, через год родился Антон, а Соболев-старший продолжал плавать. Когда удалось устроить ребёнка в садик, вышла на работу в ресторан и мать. Лет пять Антошке было, когда мамаша пристрастилась к спиртному. Подчас так набиралась, что забывала забирать ребёнка, и мальчонка оставался на ночь в круглосуточной группе. Знакомые не раз обращали внимание отца на неполадки на семейном фронте, но Павел лишь отмахивался. Когда папа находился на берегу, мама никогда не позволяла себе вольностей. Даже в компании выпьет рюмочку-другую и решительно переворачивает посудину кверху дном. Схватился батя, когда органы опеки стали готовить документы на лишение гражданки Соболевой родительских прав. Списался на берег, попытался было разрулить ситуацию, но женский алкоголизм практически неизлечим. Так и «сгорела» супруга от водки, когда Антон ещё учился в пятом классе, и всё воспитание мальчика легло на мужские плечи. После того как сын окончил школу и поступил в высшую мореходку, сошёлся родитель с какой-то женщиной, переехал к ней жить, а свою квартиру стал сдавать. Приходить в новую семью Антону не было никакого резона. Видимо, это понимал и отец, никогда не задавал лишних вопросов, удовлетворяясь редким общением по телефону. А чуть позже, продав жильё, вообще уехал с новой мадам в другой регион, откуда та была родом…
Однокурсники пригласили Антона однажды на вечеринку. В квартире было шумно, незнакомые девчонки хозяйничали на кухне, сервировали стол. Растянул налитую рюмку на три раза, когда убедился, что на него перестали обращать внимание, уселся в стороне в кресло и принялся листать какой-то толстый журнал. Девушка подошла, когда заиграла музыка.
– Молодой человек, может, пригласите даму на танец?
– Сомневаюсь, что смогу доставить вам удовольствие.
– Отчего такой пессимизм?
– Совершенно не умею танцевать и не пытался даже научиться.
– Первый раз встречаю подобное.
– Что поделаешь…
– Тогда у меня совершенно трезвое предложение – взять и смотаться.
– Вас не устраивает компания?
– Не люблю шумных застолий.
На улице познакомились. Немного погуляли, сходили на последний сеанс в кино, проводил до дома, где новая знакомая остановилась у дальних родственников, договорились о новой встрече. Однако, когда пришёл следующим вечером, Алины не оказалось, уехала к себе в институт. Значит, не показался, раз не предупредила при расставании. Тем неожиданней оказалось полученное через неделю письмо. Извинилась: просто поменялись обстоятельства, вынуждена была непременно отбыть. Отправил ответ, ни на что не рассчитывая. В следующий раз увиделись поздней весной, да и то на несколько минут. Антон спешил на экзамен, досрочно сдавал сессию. Предстоял вылет на тренировочный сбор и участие в первенстве по тяжёлой атлетике среди морских учебных заведений. Тренер поставил задачу занять первое место и выполнить норматив мастера спорта. Вернулся с соревнований окрылённый. Недосягаемая до этого вершина покорилась. В роте лежало несколько писем от девушки. Не раздумывая поехал в лагерь отдыха, где его знакомая была вожатой. Только две ночи вместе, но, пожалуй, они и определили дальнейшую жизнь. С трудом выкраивали время, чтобы увидеться и побыть вместе. У курсанта Соболева полувоенная дисциплина в училище да соревнование за соревнованием, у Лины – учёба в другом городе и выступления для души – показ мод от модельного агентства.
На зимних каникулах Алина всё-таки затащила Соболева к себе домой, познакомила с родителями. Нормальные люди, встретили приветливо. Отец большую часть жизни рыбачил, простоял на капитанском мостике, пока не выдвинули в капитаны-наставники. Мать давно ушла из конструкторского бюро, занималась домашним хозяйством. Только сели пить чай, как взяла быка за рога:
– Антон, у вас с Алиночкой какие планы на дальнейшее?
Даже в мыслях не было, что можно прямо с места в карьер при первом знакомстве.
– Пока, собственно, никаких.
– Вот она, современная молодёжь, живут одним днём.
Ничего не понял, куда мамаша клонит.
– У Линочки через полгода выпуск, зашлют по распределению куда-нибудь подальше. Ты же уйдёшь в моря. И погаснет ваша любовь, как утренняя заря. Если есть чувства, всё серьёзно, так не тяните резину. Подавайте заявление, расписывайтесь и живите в любви и согласии. Разве я не права, отец?
Привела молодых в смущение, даже не нашёлся, что ответить. А в апреле сыграли свадьбу…
В 16:00 поступила команда провернуть главный двигатель, объявили двухчасовую готовность. На судне началась обычная перед отходом суета, хотя давно всё устоялось, каждый член экипажа знал свои обязанности без напоминаний. Вскоре буксиры оттащили лесовоз от причальной стенки, власти оформили отход, и в 19:30 снялись с якоря.
На рейд японского порта пришли в расчётное время. Но вот незадача: все причалы заняты, никак не могут войти в свой график, оттого и постоянные задержки. За ужином капитан сообщил, что с утра начнут выгружать на плашкоуты, всем быть готовыми. В Южно-Китайском море зародился очередной тайфун, движется с приличной скоростью в направлении Японии. Грузополучатель обеспокоен: непогода способна внести коррективы. Настаивает, чтобы поторап­ливались.
В этот раз третий механик Соболев не пошёл в увольнение. Особо ни в чём не нуждался, так к чему тратить валюту на ненужную мелочовку? Ещё два-три рейса, и будет достаточно средств на хорошую трёхкомнатную квартиру в престижном районе. У них уже есть варианты. Хотя… И этим планам навряд ли суждено сбыться. Когда же началось недопонимание, а затем и распри в семейных отношениях? Пожалуй, два года назад, когда тесть с тёщей надумали уезжать. Отца замучила ностальгия, потянуло в родные места, на Чёрное море, откуда сам родом и где до сих пор проживают многочисленные родственники. Звали с собой и молодых, но Антон категорически отказался. Обиделась супруга, целый месяц дулась. Старики, продав в квартиру, оставили маленькую толику денег для внука и вскоре укатили. А Антон с Алиной купили на первое время полуторку, до сих пор в ней живут. Тогда жена и расписала мужу отправные точки, что и к какому сроку необходимо сделать. Ни к единому возражению мужа не прислушалась. Приняла материны наставления, что жена – шея, значит, можно крутить головой, как заблагорассудится. Ну а первый штришок прорезался сразу после свадьбы.
– Всё, Антоша, отныне мы законные муж и жена. Но главной в семье остаюсь я.
– ???
– У тебя фамилия Соболев, моя девичья – Соболевская. Раз длиннее и больше букв, пальма первенства принадлежит мне.
Не придал никакого значения, посчитал за банальную шутку. Оказалось, зря. Командирские нотки со временем прорезались всё отчётливее. Уступать в большом и малом – так недолго и подкаблучником стать. Когда оба в семье претендуют на роль лидера, трудно жить в полной гармонии…
Выгрузку закончили даже быстрее, чем планировали. Оперативно зачистили трюмы, закрыли крышки люков, закрепили стрелы по-походному. Антон взял за правило перед спуском в машину выходить на палубу, мысленно пообщаться с морем, ведь не будет его видеть целых четыре часа. В закрытой волнорезом бухте пока только незначительно покачивало, а на внешнем рейде уже отчётливо были видны белые барашки. Получили штормовое предупреждение. Штурманы долго колдовали над картой, прежде чем окончательно определились. По-хорошему бы отстояться где-нибудь в укромном месте, переждать непогоду. Но чёртовы планы висят как дамоклов меч. Судовладельцем определено – тридцать рейсов в год. Они и так уже отстают на две ходки. А впереди зима, всякое может произойти. Не справятся с заданием – прощай обещанные премиальные, и на следующий год вполне могут оказаться на подхвате вместо твёрдого графика. Оттого и решили сниматься. По всем расчётам должны «убежать». Если и зацепит, то лишь первый фронт.
Теплоход «Карагалес», постоянно зарываясь носом в высокие волны, натужно, словно старик, скрипя шпангоутами, спешил оторваться от преследующего шторма. Даже в машинном отделении чувствовалось, как час от часа крепчает ветер, и когда судно разворачивало, от глухих ударов в борт становилось немного не по себе. Соболев только успел принять после вахты душ, как срочно попросили спуститься в машину. Появились первые признаки течи в дейдвудном подшипнике. Скинули обороты, но тут же последовал звонок с мостика – держать скорость. Ничего не поделаешь, придётся устранять неполадки на полном ходу. Часа три провозились, пока не вздохнули с облегчением: вроде держит. Но беда, как нередко бывает, не приходит одна. Вскоре начали греться два цилиндра главного двигателя. Заглушить бы, но обстоятельства не позволяют. Вынуждены были снизить скорость на пять узлов. До ближайшей бухты, где можно укрыться от непогоды, не менее тридцати миль. Часа три хода, если всё будет нормально. Сделать что-либо самостоятельно в условиях шторма невозможно.
Отужинав, Антон Соболев не стал задерживаться в кают-компании. Что-то вымотался за последние сутки, так и хочется принять горизонтальное положение. Но заснуть, когда судно так сильно штивает, редко удаётся. Вроде расклинишься, упёршись ногами в переборку, прикроешь глаза, как тут же теряешь контроль над собой. Очередной удар волны того и гляди выбросит из кровати. Ещё не хватало получить травму во время сна. Незаметно мысли вернулись к началу трудовой деятельности.
После окончания училища молодой специалист Антон Павлович Соболев пришёл по распределению в пароходство и через десять дней получил первое в жизни направление на должность четвёртого механика. Сходил один рейс в Арктику по северному завозу, как вернулся штатный четвёртый. В следующий рейс ушёл на лесовозе «Карагалес» на Японию, как раз в канун Нового года. Отработав положенное, пошёл в отпуск. Сдал во время отдыха аттестацию на третьего механика и вновь ушёл в рейс на своём судне, к которому успел привыкнуть и даже полюбить. А через некоторое время теплоход передали в аренду частной компании. Намеревался списаться, не хотелось уходить из пароходства, но Вась-Вась уговорил: стабильная работа, короткие рейсы, большей частью в Страну восходящего солнца, реже – на Китай, да и платить обещают по-божески. Так и остался работать, от добра добра не ищут. Весной сдал аттестацию на второй разряд, принёс документы в механико-судовую службу, попросил направление согласно рабочему диплому, но там лишь посочувствовали. За последнее время в пароходстве флот значительно сократился. Отслужившие нормативный срок суда начали списывать с баланса на металлолом, а те, из которых можно было хоть что-то выжать, передают в аренду расплодившимся частным судоходным компаниям. Из новостроя ничего не предвидится, нет у государства средств на обновление флота. Тогда и решил посоветоваться со старшим механиком. Василий Васильевич выслушал, не перебивая, и предложил… пока ходить третьим. Второй механик к концу года выйдет на пенсию, здоровье не позволяет дальше плавать. Врачи и так неохотно дают добро, чтобы позволить человеку получить полноценный пенсион. Другого выхода просто нет. Поработает немного на «Карагалесе», а там время покажет. Правда, мороки на родном теплоходе – выше крыши. Главная машина полностью на совести второго механика, с него и спрос за все неполадки. Давно нужен «сердцу корабля» капитальный ремонт, хотя бы добротная профилактика в заводских условиях. Но судовладелец постоянно откладывает ремонт, как-то удаётся убалтывать регистр, а арендатору всё до фени. Старший механик сбился со счёта числу докладных в технические службы. Может, после этого случая наконец-то одумаются, иначе можно потерять не только судно, груз, но и людей.
От внезапного резкого удара Соболев больно стукнулся головой о переборку, аж искры брызнули из глаз. Опять вахтенный штурман про­шлёпал, подставился под волну… Но почему не слышно привычного стука главного двигателя, неужели окончательно сдох? Пока приходил в себя, прозвучал сигнал судовой тревоги. Что-то серьёзное, иначе бы не поднимали экипаж в тёмное время суток. Быстро оделся – и в машинное отделение. Работал лишь дизель-генератор. Все механики в сборе.
– По предварительным данным, судно село на камни, получило пробоину в районе второго трюма. Кто виноват, почему так получилось, разберутся потом. Видимо, из-за потери скорости теплоход плохо слушался руля, судно постоянно ветром сносило с курса ближе к берегу, вот и напоролись. В настоящее время аварийная бригада обследует повреждение. Работают оба балластных насоса, откатывают воду из танков правого борта, чтобы уменьшить крен. На период аварийной ситуации в машинном отделении на вахте будут находиться два человека командного состава: до ноля часов – старший и четвёртый механики, сменяют – второй и третий. Прошу, товарищи-командиры, быть в любой момент готовыми к самым непредвиденным обстоятельствам… схожу на мостик, узнаю последние новости, тогда и примем окончательное решение. А пока свободным от вахты можно подняться наверх. Находиться по своим каютам.
Антон, едва открыв иллюминатор, услышал завывание беснующегося ветра, бросившего в лицо обжигающие брызги морской воды. Опять не сдержал слово, теплоход не придёт в порт в обозначенное время. Что такое «не везёт» и как с ним бороться? Сколько же миль до берега?
К утру стало окончательно ясно, что самостоятельно судно сняться с камней не в состоянии. Нет никакой возможности завести аварийный пластырь на пробоину. Крен на правый борт достиг десяти градусов, экипаж передвигается, держась за поручни, а то и просто за переборки. А штормовой ветер и не думает утихать. В 08:20 было принято решение подать сигнал SOS, членам экипажа быть готовыми покинуть борт судна. В каюте Василия Васильевича собрались все механики.
– Отцы-командиры, наше положение крайне сложное, почти катастрофическое. Если в ближайшие сутки ветер не утихомирится, теплоход вполне может получить новые пробоины, и тогда неминуема гибель судна. По согласованию с руководством компании принято решение снять команду, мы не имеем морального права рисковать жизнями членов экипажа. Спасатели подойдут часа через полтора-два. С японской стороной установлена надёжная связь. Покидать машинное отделение всем нельзя, кто-то должен остаться. Ваши предложения? В такой ситуации отдавать команды неправильно… всякое может произойти.
Повисла тишина, отчего так отчётливо слышалось зловещее завывание ветра и глухие удары волн о борт. Антон поднялся.
– Василий Васильевич, тут дело ясное. Вы отвечаете за всю машинную команду… У второго механика обострение радикулита, четвёртый – всего второй рейс в данной должности. Так что доверьте мне.
– Спасибо, сынок. Кого из мотористов оставишь в помощь?
– Не стоит, справлюсь. Одна динамка в работе и два насоса, вполне по силам… Да и ненадолго всё это.
– Договорились… Антону Павловичу остаться, остальным готовить людей к эвакуации. ­Команда может последовать в любой момент. С собой взять документы и самое необходимое, ничего лишнего, и теплее одеться.
Подошедшим спасателям только к 14:00 удалось снять всех членов экипажа с борта теплохода «Карагалес». Они остались втроём: старший помощник капитана Леонид Валерьевич Леонидов, третий механик Антон Павлович Соболев и старый трудяга-лесовоз, временно вышедший из строя. И сразу же наступила пугающая непредсказуемая тишина, или Антону так кажется после стольких часов огромного внутреннего напряжения.
В это утро Алина Соболева встала раньше обычного. На работе – мероприятие, у шефа – юбилей, все приглашены в ресторан. С вечера приготовила свой лучший наряд. Сейчас вымоет голову, высушит волосы феном, заскочит к соседке договориться, чтобы вечером забрала сынишку, отведёт Илью в садик, по пути на работу заскочит в парикмахерскую сделать укладку. По привычке включила радио послушать, что творится в мире да прогноз погоды на сегодняшний день, вдруг да зонтик пригодится. Вчера передавали о надвигающемся тайфуне, который захватит большую часть дальневосточного побережья. Может, отвернёт в сторону, уйдёт в открытый океан, а синоптики перестраховываются на всякий случай? И вдруг сообщение диктора: «23 октября, в 22:15 по местному времени, у берегов Японии в условиях жесточайшего шторма потерпел крушение теплоход “Карагалес” компании “ПримЭко”. После получения сигнала бедствия подошедшие японские спасатели сняли членов экипажа с терпящего бедствие судна. Пострадавших нет. На борту остались старший помощник капитана Леонидов и третий механик Соболев для обеспечения жизнедеятельности лесовоза. Наши корреспонденты держат постоянную связь с созданным в компании штабом по чрезвычайной ситуации…»
От неожиданного услышанного по радиоприёмнику сообщения Алина не сразу сообразила, что же произошло на самом деле. Ощутила в ногах внезапную слабость и, если бы не рядом стоящий стул, вполне могла бы оказаться на полу. Лишь по истечении нескольких минут удалось взять себя в руки. Это невероятно… Как же так? Отчего случилось? Почему она до сих пор сидит и ничего не предпринимает? А если за это время, пока шла информация, готовился эфир, «Карагалес» ушёл на дно?.. От собственной догадки захолонуло сердце. Нет, что-то следует делать. Но что?.. Превозмогая слабость, подошла к телефону, начала накручивать диск, пытаясь соединиться с диспетчером компании. Да что они там, повесились на трубке, постоянно занято! Звонят родственники или знакомые членов экипажа… Им-то что надо? Русским языком передали: все в безопасности, живы и здоровы. А возможно… уже произошло самое трагичное и в «ПримЭко» сняли телефонную трубку, чтобы звонившие не доставали, советуются, какую информацию давать в эфир. Пора действовать, нечего сидеть сложа руки. Быстро умылась, забыв обо всём остальном, растолкала спящего сынишку, сунула в руки яблоко и принялась торопливо одевать хныкающего ребёнка. В детском садике, видимо, пока не знали о происходящем с теплоходом или не придавали значения, мало ли их терпит бедствие в последнее время. Даже воспитательница Ильи, с которой Соболева нередко болтала по душам, лишь удивлённо вскинула брови, взглянув на встревоженную мать мальчика. Возможно, у человека возникли какие-то проблемы личного плана, так к чему лезть в душу? При случае сама поделится, коли посчитает нужным…
Выйдя на улицу, Алина поймала частника, попросила побыстрей довезти до судоходной компании, назвала адрес. В офисе на её обращение ничего не могли добавить больше сказанного по радио. Попытались успокоить, взяли номер рабочего телефона, пообещали немедленно поставить в известность, как только прояснится ситуация. На работе в отделе девчонки подходили, выражали сочувствие, типа «держись, всё будет хорошо». Мужчины во время последних известий выходили во двор, включали приёмники своих автомобилей. Никаких новых сообщений. Для неё остановилось время, жить надеждой и ждать, надеяться, что не произойдёт самое непоправимое.
Пошли вторые сутки, как Антон Соболев остался один в машинном отделении. Как же вести себя в подобной ситуации? Пока всё в пределах допустимого, но порой от сильного удара волны или шального порыва ветра начинало так скрежетать, словно какая-то неведомая сила пытается во что бы то ни стало разорвать на куски обшивку судна. Непроизвольно холодок страха пробегал меж лопаток. Не было намёков на панику, хорошо помнил, что такое чувство ведомо каждому побывавшему в экстремальной ситуации. Врут те, кто бравирует бесстрашием, они и погибают зачастую первыми. Сходить проверить, как работают балластные насосы. Вроде один начал греться, или… Выйдет из строя – совсем станет худо. В тоннеле гребного вала в пайолах появилась вода, снова подтекает дейдвудная втулка. Наверняка винт бьётся о камни, оттого и не держит набивка… На всякий случай задраить клинкетную дверь. Прорвёт – ничего не успеет сделать. Вспомнил, как на лекциях в училище преподаватели рассказывали о действиях механика, оставшегося в машинном отделении перевернувшегося ББС «Билибино». Тот благодаря воздушной подушке до последнего вёл записи в вахтенном журнале. У самого положение намного лучше. Станет записывать происходящие изменения, может, и пригодятся кому-нибудь на будущее. Нанёс отметку на переборке по уровню воды в трюме, зафиксировал наклон судна по кренометру. И так каждые четыре часа. Где-то около ноля позвонил старпом.
– Палыч, ты как там?
– Пока нормально.
– Поднимайся, погрызём чего-нибудь. Всё веселее вдвоём.
– Спасибо, что-то не хочется.
– Ну смотри.
– Как там погода?
– Без изменений к лучшему.
– Японцы все ушли?
– Один спасатель дрейфует в полумиле. Периодически выходит на связь.
– Лады. Скучно станет – звони.
– Непременно.
Человек – такое существо, ко всему быстро привыкает.
Алина была на грани нервного срыва. Хотелось упасть, дать волю слезам, может, хоть немного полегчает. Но следует держать себя в руках. Боже мой, что происходит, подчас воображение рисовало такие мрачные картины, что замирало сердце. Даже представить не в состоянии, насколько тяжело Антону. Ведь это она… она во всём виновата, указав мужу на дверь. Оттого добровольно и остался на судне, что его на берегу не ждут. Сколько раз супруг повторял главную заповедь: «уходить в море следует с лёгким сердцем и хорошим настроением, тогда и возвращение окажется быстрым и радостным». Пропускала мимо ушей, не брала на ум, считая сказанное банальной блажью. Словно специально, перед каждым отходом устраивала никому не нужные разборки. Отчего-то зациклилась на мелочах, совершенно забывая о главном смысле жизни. Что же толкало на столь решительный шаг? Пожалуй, знакомство с одним капитаном. В День работников морского и речного флота судоходная компания сняла два домика на базе отдыха для своих работников, пригласили жён моряков, чьи мужья находились в рейсе. Вечером, пока мужчины разжигали мангал и нанизывали мясо на шампуры, решила со знакомой прогуляться по территории. При возвращении назад их окликнул мужской голос. Мужчина, лет под сорок, чем-то даже смахивает на зарубежного актёра кино. Пошёл обычный трёп. Как потом новый знакомый оказался в их компании, представления не имела. Травил без умолку вполне приличные анекдоты, произносил великолепные тосты, не скупился на комплименты, бросая недвусмысленные взгляды в её сторону. Не то что Соболев, ласкового слова лишний раз не услышишь. Перед сном немного прогулялись по берегу. Знала, что нравится мужчинам. Среднего роста, стройная, женственные формы, симпатичная в меру. Не один мужик положил глаз. Хоть сейчас можно выходить на подиум. Даже рождение ребёнка ничуть не изменило общей привлекательности. И мало кто подумает, что четвёртый десяток не за горами. Тогда и обменялись номерами телефонов. Несколько раз звонил по вечерам. Уговорил поужинать в ресторане. Сидели в отдельной кабинке, был галантен, ни одного вольного движения. Разрешила проводить до подъезда. Увернулась, когда попытался обнять… Пошла на размолвку, чтобы супруг начал ревновать, ведь не толстокожий же.
…Боже мой, да что же такое происходит? Антон там, может, уже и судно пошло ко дну, отчаянно борется за жизнь, а у неё одно на уме… ведь сама постоянно толкала мужа в рейсы. Всё распланировала на несколько лет вперёд. Мамины наставления настолько въелись в сознание, что уверовала: должно быть только так и никак не по-другому. Но мама большую часть жизни уже прожила, а ты? Где твоя голова? Обыкновенные бабские капризы с притязанием на многое. Замужняя женщина с куриными мозгами. Если, не приведи Господи, произойдёт самое страшное и останется одна, Илья будет расти без отца. Станет взрослее, что можно будет ему объяснить? Ровным счётом – ни-че-го. Он и сейчас многое понимает. Вернётся из садика, покушает, достанет фотографию Антона из альбома и может часами смотреть. И всё, что было за семь лет совместной жизни, перечёркнуто одним махом. Дура набитая. Невыносимо тяжко. На работе отпустили без лишних слов. Какой из неё работник, всё плывёт перед глазами, как в тумане. Но и дома оставаться одной невыносимо. Попробовала появиться в отделе, но там люди заняты делами, не до неё. Ждать, что каждую минуту станут высказывать сочувствие, утешать, так от такого ещё горше. А ночи превратились в сплошной кошмар. Теперь до самого возвращения Соболева будет просить Всевышнего, чтобы помог мужу вернуться живым. Ведь она его любит, любит, любит…
Пошла двадцатая вахта. Крен на правый борт достиг 16 градусов. Накануне остановил котёл, какой смысл гонять? Сколько же топлива осталось в танке? Попробовать прикинуть. По его расчётам, не больше чем на сутки. В машинном отделении всё прохладнее. В токарке нашлась фуфайка, всё меньше будет стынуть. От выпитого за эти дни кофе во рту сплошная горечь, словно воспалилась печень. Сейчас бы борща горячего со сметаной да кусок прожаренной свинины. От сухарей ломит скулы, кровоточат дёсны. Кто надумал делать неприкосновенный запас таким чёрствым, самого бы посадить на подобный рацион на несколько суток. Обнаружил в конторке оставленную кем-то неполную пачку сигарет. Закурил, но больше двух затяжек не выдержал. Какая гадость. Для чего люди себя травят, какое испытывают удовольствие? Как хочется спать. От напряжения слезятся глаза. Взгляд постоянно упирается в чёрточки на переборке. От отпотевания риски размываются или ему начинает мерещиться? Интересно, а на какое давление рассчитывали проектировщики переборку, какой уровень воды она в состоянии выдержать? Никогда не встречал подобной информации. А ведь должны испытывать на прочность. На третьем курсе, когда проходили теорию устройства судна, считал, что эта наука механику ни к чему. Пусть судоводители зубрят, а ему и трояка хватит. Вот бы где могли пригодиться знания, сейчас бы не ломал голову. Вернётся – непременно попытается выяснить. А если не суждено… К чёрту дурные мысли, надо отвлечься на что-то другое.
На память пришёл разговор с Алиной, когда ещё не были женаты. Как-то пригласил девушку на соревнования. Занял первое место в своей весовой категории с новым рекордом зоны Дальнего Востока, который держался до этого целых десять лет. После соревнований она призналась:
– Ты поразил меня. В обычной жизни казался увальнем, каким-то меланхоликом. А вышел на помост и мгновенно преобразился. Стал по-хорошему злым, доказывая, что человек сильнее бездушного металла.
– Тебе просто показалось.
– Не спорь. Со стороны виднее. Ты ещё не знаешь сам себя.
– Возможно… но штанга – живое существо, её необходимо понимать, чувствовать. Когда осознаёшь, настроишься, тогда и появляется собственное превосходство.
А норматив мастера спорта международного класса он так и не выполнил. Теперь уже никогда не достигнет такого рубежа, потому что море и большой спорт в реальности несовместимы.
Первый поцелуй, первое признание в любви. Как это было давно… и словно вчера. В том, что происходит в семье, виноват во многом сам. Отчего постоянно задирает супругу? Им не хватает житейской мудрости. Надо уметь уступать друг другу даже в малом, чтобы сохранить главное и пронести его через всю жизнь. Как там у поэта: «Если есть обиды, значит, есть любовь». Подрастает Илья, их надежда и опора. Ради этого стоит жить. Пока не оставят силы, станет бороться, чтобы выкарабкаться из непростой ситуации. А что там наверху? Позвонил на мостик.
– Чиф, что обещает небесная канцелярия на ближайшие сутки?
– Без изменений. Эпицентр тайфуна завис над Японскими островами. Пока не потеряет силу, будет поддавать по-прежнему.
– Ты – поближе, свяжись, скажи, мол, пора заканчивать, совесть надо иметь.
– Раз шутишь, значит, не так уж погано. Держись.
– А куда я денусь?
Ещё шесть вахт позади. Ночью, где-то часа в три, пришлось перейти на аварийный дизель-генератор. Динамка зачихала, видимо, заканчивается топливо. От всё увеличивающегося крена масло начало подкапывать из картера. Запросто можно запороть движок. По машинному отделению приходится передвигаться с трудом, только постоянно держась за что-нибудь штатное. Перестанут работать балластные насосы – тогда совсем кранты… Вода в трюме поднимается выше и выше. Всё море не перекачаешь, мартышкин труд. Сколько ещё времени выдержит усталый металл? Совсем холодно. Руки зябнут даже в карманах телогрейки. Шастать туда-сюда, отогревать окоченевшие конечности о работающий механизм не резон, надо экономить силы, их не так много осталось. Страх за собственную жизнь куда-то улетучился. Он добровольно остался и обязан до последнего бороться за своё судно. Ведь на него надеются. А если прорвёт и хлынет вода, наверняка не успеет выбраться. Лучше находиться поближе к трапу, тогда и шансов побольше. Вахтенный журнал надёжно заткнут за ремень, не должен пропасть… Как хочется спать. В глаза хоть спички вставляй. Терпи, Антон, ты же спортсмен. Обязан выдержать, ведь на берегу тебя ждут любимые. Им труднее, потому что ничего не известно… Никогда не предполагал, что можно отключаться на некоторое время с открытыми глазами. Где-то звонит телефон. Кому мог понадобиться? С трудом сообразил: только с мостика. Снял трубку.
– Антон Павлович, что так долго не отвечаешь?
– Далековато был… пока добрался.
– Как самочувствие?
– По-японски – херовато, по-русски – терпимо, господин капитан.
– Заговариваешься, это Леонидов.
– Сейчас – ты временно мастер, отдаю себе отчёт.
– А я уже подумал…
– Не дождёшься.
Пятый час ночи. Только что закончил очередную запись в журнале. С трудом выводит каракули, шариковая ручка не слушается озябших рук. Состояние словно в невесомости. Приходится постоянно себя щипать, чтобы не заснуть. Начинают стыть ноги, совсем плохо. Где-то слышится треск разрывающегося металла… или ему начинает мерещиться. Зияющая дыра на переборке продолжает увеличиваться на глазах. Мощным потоком хлынула вода. Пора уносить ноги, но в этот момент силы окончательно оставляют человека. Сконцентрироваться, чтобы принять удар водной стихии и не быть погребённым под её первым валом. Но что это? В том месте, где только что был водный поток, показалась неведомая земля, становится всё больше и больше. Прямо через дыру в переборке пробирается Алина с сынишкой. Яркие лучи солнца светят прямо в глаза, приходится щуриться, чтобы лучше рассмотреть своих родных, по которым безмерно соскучился. Супруга в просторном летнем сарафане. Илья в майке, шортиках и панамке. Когда только успели так сильно загореть? Вокруг полно цветов, весело щебечут птицы. Идут по тропинке, по обеим сторонам которой высится зелёная трава. Не доходя метров пять, останавливаются под сенью высокого раскидистого дерева и вопросительно смотрят в сторону мужа и отца. Антон делает шаг навстречу, но Лина решительно выставляет руку вперёд, давая понять, чтобы не смел приближаться. Почему? Жена верна своему слову и не желает больше иметь с ним ничего общего. Для чего же тогда пришли? Она склоняется над сыном и что-то тихо говорит. Лёгкое дуновение ветерка доносит обрывки фраз: «…Твой папа опять не сдержал данное слово… Он любит лишь своё море, и мы ему совершенно безразличны… таким людям совершенно нет веры, они постоянно находят причины… мы уходим… Ты вырастешь честным, порядочным человеком, настоящим мужчиной…» Соболеву хочется громко крикнуть, что сказанное – неправда, но слова застревают в горле. Срывается, чтобы остановить удаляющиеся фигуры милых сердцу людей. Один шаг, второй… Внезапно земля расступается, и он, не удержавшись, летит в бездну. Неужели конец? Даже не смог попрощаться. Но вместо каменистого днища оказывается в трюме теплохода «Карагалес». Вода поднимается всё выше и выше, намокшая одежда тянет вниз. Остаётся сантиметров двадцать свободного пространства до крышек трюма. Ещё немного, и совершенно нечем станет дышать. Соберись, Антон, ищи выход наперекор стихии. Набирает побольше воздуха в лёгкие и ныряет вниз в надежде выбраться через пробоину в борту. Темнеет в глазах, давит на уши, от холодной судороги сводит руки и ноги. Но где же спасительный выход? Неужели проиграл на этот раз? Сознание окончательно покидает третьего механика. А где-то вдалеке приглушённо звучат слова однажды услышанной бардовской песни:

У Геркулесовых столбов бежит моя дорога,
У Геркулесовых столбов, где плавал Одиссей.
Меня оплакать не спеши, ты подожди немного,
И чёрных платьев не носи, и горьких слёз не лей.

Лишь на шестые сутки, в середине ночи, начал стихать ветер, и к утру волнение моря не превышало пяти баллов. К терпящему бедствие лесовозу подошли два японских спасателя. На борт поднялись люди. Завели концы, и с третьей попытки удалось снять судно с камней. На пробоину завели пластырь, откачали воду из трюмов, началась буксировка.
Всего этого не мог видеть третий механик Соболев. Когда спасатели спустились в машинное отделение, то увидели исхудавшего, заросшего щетиной, с воспалённым лицом человека, крепко вцепившегося в металлические поручни трапа. С большим трудом удалось расцепить окоченевшие пальцы, и через некоторое время вертолётом двух моряков лесовоза доставили в ближайший госпиталь.
Вчера в последних известиях телевидение сообщило, что операция по снятию с камней теплохода «Карагалес» завершилась успешно. Судно находится в порту в ожидании представителей судоходной компании «ПримЭко», которые и должны определить дальнейшую судьбу лесовоза. Оба моряка живы и находятся под наблюдением японских медиков, их жизнь вне опасности.
Силы окончательно оставили Алину Соболеву, и она прямо за кухонным столом разрыдалась, склонившись на руки. Лишь часа через два удалось немного успокоиться. Слава Богу, что всё закончилось. А дальше? Вернётся Антон, какими глазами станет она смотреть на мужа? Он гордый и вряд ли простит жене последнюю выходку. Человеку выпали такие испытания, что ни в одном кино не увидишь. Возвращаться в родной порт к разбитому корыту, когда некуда прийти, не к кому склонить голову, услышать доброе, ласковое слово, всегда нелегко. Даже не станет слушать её объяснения. Горько усмехнётся, как только он умеет, и молча, не удосужив словом, уйдёт с гордо поднятой головой. Что ж, она заслужила подобное отношение, как бы больно ни было осознавать. Обязательно встретит по приходе, а там будь что будет.
На причале в этот час собралось достаточно много встречающих. Два дня назад диспетчер компании сообщил по телефону, что Антон Павлович Соболев отказался от госпитализации и, несмотря на протесты врачей, настоятельно попросился с первым отходящим судном отправить домой. Старший помощник Леонидов пока остаётся в Японии: требуют юридического оформления некоторые формальности. А вчера вечером подтвердили, что теплоход, на котором приходит Соболев, должен стать на рейде часам к восьми утра. В половине девятого за ней заедет микроавтобус. До полуночи готовилась, что-то протирала, переставляла, пылесосила…
Ведомое двумя буксирами судно пришвартовалось к причалу, завели концы, начали опускать трап. Учащённо забилось сердце. Засуетились корреспонденты, ближе подошли работники судоходной компании. Вслед за властями показался Антон, спускается осторожно, словно не уверен, что под ногами вот-вот окажется твёрдая земля. Застрекотали телевизионные камеры, защёлкали затворы фотоаппаратов. Алина окончательно растерялась, ноги никак не желали подчиняться доводам разума. Стояла одна, чуть в стороне, по щекам непроизвольно стекали слёзы, в руках нервно вздрагивали цветы. И тут Антон увидел жену.
– Извините, господа, я ещё недостаточно хорошо себя чувствую… завтра, часов в 14:00, в офисе компании готов ответить на любые ваши вопросы.
Подошёл к жене.
– Я опять опоздал… так получилось.
Протянула цветы.
– Антон, здравствуй, с возвращением!
– Спасибо.
– Антоша, прости меня, если сможешь, за всё, что было.
– Не стоит вспоминать. Давай забудем раз и навсегда и никогда не станем больше ворошить прошлое.
– Отныне у нас всё будет по-другому.
– Не сомневаюсь… Главное, мы оба поняли, что не всегда бываем правы.
– Ты меня простил?
– Пошли домой, я очень по вам соскучился.
– Там, за проходной, ждёт машина, выделили…
– Попробуем пешком. По пути заберём Илью.
– Но ведь тебе нездоровится, тяжело.
– Ерунда. Когда тебя ждут, появляются дополнительные силы, открывается второе дыхание.
Обнял жену и крепко поцеловал в губы. Они оба выдержали испытание на прочность.