К 150-летию В. Я. Брюсова

1

Математически выверенный, необычайно разнообразный: словно (в том числе) задавшийся целью переписать всю мировую поэзию по-русски, тотально эрудированный Брюсов вдруг вспыхивает таким простым и задушевным стихотворением:

В нашем доме мыши поселились,
И живут, и живут!
К нам привыкли, ходят, расхрабрились,
Видны там и тут.

То клубком катаются пред нами,
То сидят, глядят;
Возятся безжалостно ночами,
По углам пищат.

Таким естественным, нежным, что и умствования все вроде пустая трата времени.
Тем не менее именно на умствованиях и зиждется брюсовский свод: разнообразный, протянутый в бесконечность и стремящийся охватить как можно больше тем жизни, её ракурсов, разного, всякого…
…Улица-буря, современные звоны и зовы, омнибусы и автомобили, и вдруг – видение, страшно рассекающее реальность: всадники; вдруг – усиленное современностью ощущение краха, провала:

Улица была – как буря. Толпы проходили,
Словно их преследовал неотвратимый Рок.
Мчались омнибусы, кебы и автомобили,
Был неисчерпаем яростный людской поток.
Вывески, вертясь, сверкали переменным оком
С неба, с страшной высоты тридцатых
этажей;
В гордый гимн сливались с рокотом колёс
и скоком
Выкрики газетчиков и щёлканье бичей.
Лили свет безжалостный прикованные луны,
Луны, сотворённые владыками естеств.
В этом свете, в этом гуле – души были юны,
Души опьяневших, пьяных городом существ.

Это – панорама, именно располагающая к появлению всадников; всякое начало века непривычно для тех, кто формировался в предыдущем; двадцатый век в этом плане был усерднее других.
И каменщик строит тюрьму, и вопрошающий его будет задавлен ответом.
Но – мир слишком щедр к тому, кто готов его слушать: он раскроется бесконечной историей, где Клеопатра будет говорить о своей трагедии, а средневековая Германия растворится строем готических буквиц-бюргеров; где Армения подарит таинственный розовый туф своих созвучий, а часовщик заведёт часы по рисунку вечности…
Научная поэзия была логична для Брюсова – многознатца, мечтавшего о соединении разных видов интеллектуальной деятельности…
Свод математически рассчитанных стихов велик – и сегодня можно открыть в его недрах драгоценные камни поэтической метафизики.

2

Шум и гул времени – и математический расчёт строк: точных, как биссектриса или вектор (эрудиция Брюсова поражала своей глобальностью)…
Брюсов – один из немногих, кто входил с поэтическим факелом в мир науки, живописуя таинственные недра микромира – или миров:

Быть может, эти электроны –
Миры, где пять материков,
Искусства, знанья, войны, троны
И память сорока веков!
Ещё, быть может, каждый атом –
Вселенная, где сто планет;
Там всё, что здесь, в объёме сжатом,
Но также то, чего здесь нет.

Его стихи горели жёсткой ювелирной огранкой: сонет прекрасно подходил ему, как сгусток формы.
Он был символистом, но никаких зыбей и расплывчатостей его поэзия не подразумевала; всё строилось жёстко и чётко: на факте жизни и – её фактуре.
И сияние шло от поэтического сада, разбитого им; идёт и ныне.

3

История была логична для него, как погружение в бездну, горящую многими огнями.
Проза Брюсова разворачивала культурологические знамёна, но так, что иероглифы знаков, пылающие на них, представляли былое настоящим.
Пламенел «Огненный ангел», прекрасно вдохновивший Прокофьева.
Была особая музыкальность в прозаических периодах Брюсова: и величие гудящего стволовым лесом органа легко пересекалось с медовыми звуковыми разводами виолончели.
Малая проза Брюсова перекликалась с разнообразием его поэзии: зажигались стилизации под старинные хроники, психологический этюд давал возможности реалистического письма, а фантастика наслаивалась на тщательно, до деталей выписанный быт.
…Он исследовал Пушкина как поэт, представая при этом прозаиком и учёным.
Он владел разными техниками письма, но что бы ни создавал, произведения всегда были стянуты золотыми метафизическими нитями индивидуальности.
«Алтарь победы» живописует жизнь Рима IV века н. э. так, что создаётся иллюзия читательского присутствия в оном…
И наиболее загадочным остаётся алхимическое построение «Огненного ангела», мерцая и завораживая и ныне.

Александр БАЛТИН

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.