Анатолий Лебедев
Анатолий Лебедев
Родился 2 февраля 1951 года в городе Ржеве Тверской области.
Стихи пишет с детства. В 1962 году, в возрасте одиннадцати лет, получил золотую медаль из рук Юрия Гагарина как победитель конкурса чтецов на II Всесоюзном слёте пионеров в «Артеке».
В первые годы учёбы в УрГУ Анатолий Лебедев посещал поэтические и журналистские кружки, печатался в газетах.
К стихам вернулся спустя почти сорок лет. Печатался в ряде литературных альманахов, выпустил восемь поэтических сборников. Стихи в его исполнении можно услышать на творческих вечерах поэта в Екатеринбурге, Санкт-Петербурге, Москве, Праге, Пафосе… Академик Российской академии им. Державина, член художественного совета программы «Вечерние стихи» первого созыва. Финалист литературных премий «Поэт года» и «Наследие» (2011–2017 годы). В 2017 году стал лауреатом литературной премии «Русь моя» имени Сергея Есенина.
Анатолий Лебедев ведёт большую общественную работу. Возглавляя Свердловское региональное отделение Российского союза писателей, оказывает помощь начинающим поэтам и писателям, помогает в публикации их произведений. Издал сборники стихов и прозы «Двадцать поэтов» и «Уральский край». Награждён общественным орденом святого князя Александра Невского, медалями «За трудовую доблесть», Сергея Есенина, высшей наградой РМСП «Звезда Пушкина».
Во Ржеве и Торжке
Во Ржеве и Торжке, где протекают крыши
И стенам не сдержать напор эпохи злой,
Воспоминаний дом промок, и уголь вышел,
И печи холодны забвения золой.
Я дважды не войду в одну и ту же реку,
Омоют долгий век и Волга, и Тверца:
Крестильное тепло, туман ночного млека,
Они купали мать и помнили отца.
Куда всё унесло? Мне говорили – в море.
А дым из наших труб на небо улетел.
Разрушены дома, и нас разрушат вскоре.
Но память и душа превыше бренных тел.
Капризная судьба по свету помотала,
Я плакал и любил от дома вдалеке.
Но родина моя не кончилась вокзалом.
Не зарастёт родник во Ржеве и Торжке.
Зимний Санкт-Петербург
Зима замыкает замки
Мостов над замёрзшей рекою.
Дрожит полынья под рукою
Метели, сужая зрачки.
Зеркальную Мойку протри.
Дом мёрзнет в сырой штукатурке,
Но, словно в картофельной шкурке,
Тепло сохраняет внутри.
Там люстры во льду хрусталя,
Лепнина в огне позолоты.
Там музыка хочет кого-то
Любить в глубине февраля.
Сиятельный Санкт-Петербург
Вдоль Мойки выходит к Дворцовой,
Где цокает счастье подковой,
Столетий доносится звук.
Над площадью ангел скворцом
Летит, осеняя в полёте.
И греется кот на капоте
Машины за Зимним дворцом.
Питерский туман
Туман на берегах Невы,
Он – утешение и благо.
Льют слёзы ветреной весны
По чёрным липам чистой влагой.
Сквозь дымку золото блестит
Особенным, осенним светом –
Исаакий потушил гранит,
Парит над парком неодетым,
Где скачет всадник молодой
К Неве узреть большую воду,
Он долго замерзал зимой
И нынче рвётся на свободу –
Туда, где крепость, сев на мель,
Взрывает в полдень дымный порох,
Где плачет над рекой апрель
И каждой жизни слышит шорох.
Понедельник. Закрыт Эрмитаж…
Понедельник. Закрыт Эрмитаж.
Рыжий мальчик гуляет без шапки.
Засыпаются снегом лошадки,
Пётр Первый и первый этаж.
Утро – сумрачный северный сплин.
Мокрый снег на Большую Морскую.
Над «Асторией» купол ликует
Золотой в окружении льдин.
Невский дух первобытных болот
Затуманил высокие шпили.
Под ногами сугробы поплыли,
И скользит под водой гололёд.
Петропавловка, тучи проткни.
Спят под шубами синие реки.
Но на Мойке февраль не навеки,
Под мостами живут полыньи…
Московский вокзал в Питере
Верчу из буден самокрутки.
Вокзальный воздух, догорай.
И питерские проститутки
На час мне обещают рай.
Бомжи снимают купол яркий
У привокзальных новых урн,
Отбросов мятые подарки –
Спасение душевных струн.
По хоботам обмякших членов,
По водосточным трубам дня
Светлеет небо постепенно
До сигаретного огня.
Холодный город горд и вечен.
Весна на Невском сквозняком.
И каждый навсегда просвечен
Казанской Матери зрачком.
«Московский дворик»
Василия Дмитриевича Поленова
«Московский дворик» нравится невольно
Тропинками, травой и детворой,
Лошадкой и усадьбой родовой,
Колодцем и верёвкой бельевой
И тем, что за сараем – колокольня.
Молитвы небу, лопухов жульё.
Гордится храм своими куполами.
И лето, лето уплывает с нами –
Ромашкой, перспективой, облаками –
В московское привольное жильё.
Московский дворик… Купола присели.
Несоразмерно-каменный Арбат
Забыл сарай (высотке МИДа брат),
Ромашки, лопухи, простых ребят,
Колодец, лето, лошадь… В самом деле,
Зачем о прошлом горевать, ребята?
Мы сами станем прошлыми когда-то.
Воспоминания о Праге
Закат окрасил высоту,
Нарисовал на красном шпили.
Мы с Вами здесь когда-то жили,
Вон там – у башни на мосту.
Чернел над нами потолок
Из деревянных перекрытий.
Мы были бедными. Событий
Предугадать никто не мог.
Жгла революция мосты
В России красного террора.
Как страшно, гибельно и скоро
Здесь оказались я и ты.
Кров, кроны бедным землякам
Вначале Чехия давала.
Дней было много. Денег мало.
И неспособность к языкам.
Кто знал? Кто догадаться мог,
Что эти нищенские годы
Оденет строками свободы
В тебе неугасимый Бог?
Из родников текла река
По перекатам русской речи,
Звучали радостные встречи
И оставались на века.
Под Прагой флейту находил
Любви мерцающий фонарик.
И Брунсвик не курил чинарик,
А как свидетель проходил.
Пусть меч его горит, звеня,
Недалеко от башни нашей.
Вы были молоды. Я старше.
Зеленоглазая моя…
Венеция
Венеция – девицы, пацаны
Царапают приезжего улыбкой
На фоне облупившейся стены
И тени на воде изящно-зыбкой.
Здесь хорошо. Не надо объяснять,
Откуда эта тяга всё увидеть,
Потрогать, раствориться и обнять,
И унести в себе, и не обидеть.
Апофеоз: на площади закат
Позолотил стекло, причёски, крылья
У ангелов и направляет взгляд
К Спасителю, и Бог летит над пылью.
Уставшие сидим и пьём вино,
В каналах лакируют взгляд гондолы,
И звук оркестра, речи, все равно,
Нас поднимает и кружит над полом.
Венецию поцеловал творец.
Здесь каждый раз я надеваю маску
С улыбкою… Стеклянный леденец
Дрожит в руке и освещает сказку.
Венеция зимой
Венеция – невеста нецелована.
Над зимней занавеской чистых вод
Она плывёт, как облако над оловом,
Туманя разноцветный разворот.
Венеция заснеженной Италии.
Холодный дым целуется с водой.
Под мостиками узенькие талии
Каналов, отливающих слюдой.
Венеция не знойная распутница,
А скромница, чья кружевная шаль
Кружит и растворяется над супницей,
Где в изморози варится январь.
В тихом Бадене
Сквозь стекло, через капли дождя –
Сажа серого зимнего утра.
В парке мокрые птицы галдят.
Дома пыль, как холодная пудра.
Положите тетрадку на стол.
Ноты в ней соберутся, как мыши,
Если гений к столу подошёл,
Даже если он ноты не слышит.
Будет музыка в сердце звучать.
А потом, заполняя страницу,
Бесконечной печали печать
Сквозь мелодию станет струиться,
Где деревья в зелёных чулках
Сбросят ноты прозрачные с веток.
Крылья фраз позабудут про страх
И вспорхнут из коричневых клеток.
Нотный стан не застонет от нот,
А подставит пять линий под лапки.
Разлинованный лист оживёт
И впитает созвучий охапки.
Солнце снег золотых облаков
Гладит сверху довольной улыбкой.
А над домом февральский покров
Сеет дождь неуютный и зыбкий.
Свет и тьма тишину разорвут
Сильным звуком, то нежным, то рваным.
И усталые струны поймут,
Что оркестром звучит фортепьяно.
Вдохновенный, взлохмаченный бог
Вызывающе мудр и греховен…
В тихом Бадене, мрачен и строг,
Сочиняет великий Бетховен.
Россия
Россия – лиственная сила
Раздольных рек и родников.
Не покорялась, не просила
Ни у друзей, ни у волков.
В державе дерзкой, беспредельной
Была невестой и вдовой.
Своим – улыбка колыбельной,
И меч – над вражьей головой.
И как бы враг ни ухмылялся,
Россию никому не взять.
Мир соблазнялся и кривлялся.
Но ты, моя родная мать,
Источник жизни поколений,
Не поддавайся силе зла.
Среди столетий и селений
Тебе надежды и дела.
Соловки
С отливом целует волна
Лобастых камней поплавки.
Зачем посылает страна
Служивых людей в Соловки?
За верой в святой монастырь?
Заблудших монахов карать?
В далёкий, холодный пустырь
За новую власть умирать?
Здесь красного лагеря мрак
У древних икон на челе,
Пульсирует ночью маяк
На смертной, Секирной горе…
Спаслась островная земля,
Где святость и муки сплелись,
И белые башни Кремля
Крестами царапают высь.
Пусть чаек небесную боль
Не тронет чекистов кирза.
Пускай соловецкая соль,
Очистив, не выест глаза.
