Геннадий Рязанцев-Седогин
Геннадий Рязанцев-Седогин
Член Союза писателей России, член ИСП, поэт, прозаик, литературный критик. Автор пятнадцати книг. Публиковался в литературных журналах: «Наш современник», «Родная Ладога», «Невский альманах», «Волга», «Север», «Поэзия. Двадцать первый век от Рождества Христова», «День и ночь», «Российский колокол», «Свет столицы», «Подъём», «Вертикаль. XXI век», «Философская школа» и других; в альманахах: Академии поэзии, «Наше бессмертие. Русские поэты о вере и Боге» и др.
Обладатель золотого диплома Международного славянского литературного форума «Золотой Витязь», лауреат литературного конкурса «Просвещение через книгу». Лауреат литературных премий: международной имени Михаила Пластова, всероссийской имени Святого благоверного князя Александра Невского, премий имени Ярослава Смелякова, Ивана Бунина, Алексея Липецкого, Евгения Замятина, премий журнала «Север», журнала «Петровский мост». Обладатель большой серебряной медали им. Николая Гумилёва.
Действительный член Академии российской словесности, действительный член Петровской академии наук и искусств.
Книги Геннадия Рязанцева-Седогина переведены на болгарский и немецкий языки.
Живёт и работает в Липецке.
Путём зерна
Пахали в ночь. Погожие деньки.
Успеть, успеть посеять в землю зёрна.
Седые небеса пространны, глубоки,
Земля вздохнувшая покорна.
Кормилица и ласковая мать,
Тебе не занимать терпения и воли,
Ты не устала со смиреньем принимать
Людей, не помня ни обид, ни боли.
Падёт зерно в твою святую плоть,
Его пробудит дождь, взлелеют ветры.
Путём зерна, считая километры,
Пойду и я, благослови, Господь.
Мечта
Я хотел бы жить с тобою
До конца под сельским небом,
С деревенской голытьбою,
С молоком и чёрным хлебом.
Чтобы ты была простушкой
В белом ситцевом платочке,
Чтобы на часах с кукушкой
Вместо чисел были точки.
Чтобы в летний день воскресный
Колокол звонил к обедне
И в церквушке нашей тесной
Ты стояла бы последней
В долгой складчатой юбчонке,
Тихо зажигая свечи
И рукою юной, тонкой
Осеняя лоб и плечи.
Любовь
Мы просто шли
Тропой тенистой сада.
Мы шли через века,
Несли свою любовь.
Любила стены ты
Старинного Царьграда,
А я на Рим
Заглядывался вновь.
Мы просто шли.
Мы век не выбирали.
Он оказался ростом
Невелик,
Ты телом шла вперёд,
Душою – по спирали,
Когда внезапно век возник.
Вдруг стало тесно,
Душно у перрона:
Ты сразу поняла,
Что он похож на Рим
Времён правления
Нерона
И страха, связанного с ним.
Ты поднялась,
Крестом сложила руки.
Подумал я:
«Так действует любовь,
Которая в пути
Не ведает разлуки
И, умирая,
Воскресает вновь».
Благоверный князь
Была здесь некогда излучина реки –
Остался склон с сожжённою травою,
Сюда коней гоняли мужики
Весенней целиною к водопою.
На самом дне, у склона, притаясь,
Пульсирует живой водой родник.
Над ним иконка – «Благоверный князь»,
Но время стёрло светоносный лик.
Среди густой травы ведёт тропа,
На камне жёлтом кружка и корец,
Но сохранила русская судьба
Над родником старинный голубец.
Сон
Отцу
Как счастлив я, когда приснится
Мне нежность строгого отца.
Июльский день. Овраг. Криница.
И гул пчелиный без конца.
Отец ко мне коня подводит,
И силою крылатых рук
Меня возносит, и поводья
Даёт. И мы идём на круг.
Так сладко пахнет свежим сеном!
И жарки конские бока.
Я чувствую своим коленом
Верблюжий волос армяка.
Отец потёртую уздечку
Сжимает в твёрдом кулаке.
Я сверху вижу нашу речку
И грозный кнут в его руке.
Как счастлив я, когда приснится
Мне нежность моего отца.
Тот жаркий день, наш круг, криницу
Я буду помнить до конца.
Сочельник
Ребёнку
Мы побредём с тобой, ребёнок,
В простор безбрежно-снеговой.
Твой голос так лучист и звонок,
Как этот неземной покой.
Зажгутся звёзды золотые,
Погаснет розовый закат.
Сейчас к тебе, моя Россия,
Прикован Бога нежный взгляд.
Нас ожидает нынче чудо,
Смотри, как светит на поля
Хвостатая звезда. Верблюды,
На них три статных короля.
Сосредоточенны их лица,
Одежды тканые, чалмы.
Они идут, чтоб поклониться
Младенцу Богу средь зимы.
Темно в России. Звёзды ярки,
Волхвы несут в своих руках
Неслыханные здесь подарки
В тяжёлых, крепких сундуках.
Пойдём с тобой верблюжьим следом.
Ты видишь: на краю села,
Укрытый снегом, словно пледом,
Вертеп и у ворот осла.
Нас встретит нежно Матерь Божья,
С высокой грустию чела,
Она сюда по бездорожью
Вчера с Иосифом пришла.
Внутри уж надышали жарко,
Стоят, склонившись, короли,
Младенец спит, и три подарка
Тревожат сон Его, смотри…
Призраки прошлого
В этой деревне над чёрною пашнею
(Думать об этом невмочь)
Ночью глухою, беззвёздною, страшною
Ходит боярская дочь.
С думой о батюшке, с думой о Родине.
Ходит и бродит века.
По берегам, где земля плодороднее,
Да и река глубока.
Дивная странница, душам приказчица,
Думы мои сбереги.
Жизнь моя катится, под гору катится,
Страшно, не видно ни зги.
Хватит, довольно земле припорошенной
Песни печальные петь.
Белое платье украсят горошины,
Будет приятно смотреть.
Воспоминание
Отцу
Пройдёт зима, снега растают в поле,
И обнажится чёрная земля.
Я с грустию помыслю поневоле:
Вот минул год, к земле стал ближе я.
Я вышел из натопленной светлицы,
Где пахло кашей, печью и овсом.
Как далеки и как туманны лица
Любимой бабушки и матери с отцом.
В года далёкие… проснёшься поздно:
В избе светло, струится солнца свет,
Дрожит водица на окне морозном,
С портрета взгляд отца поры военных лет;
Так тихо, лишь трещат поленья…
Вдруг сердце мысль шальная поразит…
И нет следа от радости и лени,
И плачешь так беспомощно, навзрыд.
Святому Духу
Ты утешаешь нас в часы молитвы,
Ты утешаешь нас в чужом краю,
Ты воина хранишь во время битвы,
У страшной бездны на краю.
Ты – Царь Небес, властитель истин вечных,
Тебе принадлежат тепло и свет,
Ты почиваешь в недрах бесконечных
Отца веков, галактик и планет.
Приходишь Ты дыханьем чутким ветра,
Прохладой новой утренней зари,
И нет нежнее и прекрасней света,
Он согревает души изнутри.
Приходишь Ты в явленьях страшной бури
И в грозных всполохах небес,
Когда нет в небе ни клочка лазури
И, замерев, стоит притихший лес.
Образ
Вся наша жизнь поэзии полна!
Её волшебным ароматом сердце дышит,
Горячий воздух ветерок колышет…
Но как она невыразима и темна.
Мертвы на полках пыльных словари,
Слова твердим и повторяем снова.
Они для нас поэзии основа,
Но в них невыразимое внутри.
Так в духе сочетаний слов иных,
В повторах и провалах непонятных
Язык безумца росчерком невнятным
Находит красоту явлений неземных.
Но лишь тогда ты благостен, поэт,
Когда ты чуешь, что за тёмной гранью
Незрим бессмертный образ мирозданья,
Что нет страданья в нём и времени в нём нет.
* * *
Зимой сидели в доме старом
В кругу оставшейся родни.
Вдруг в дверь мороз ворвался с паром,
И вспомнились былые дни.
И вспомнился в далёком детстве
Избы натопленной уют,
Животные в родном соседстве –
Гербарий собранный жуют.
Вставал над дверью иней белый –
То мой отец студил избу…
Входила поступью несмелой,
Показывая худобу,
Кобыла наша,
Пригибаясь.
Светились тёмные глаза,
На морде струйкою, качаясь,
Текла согретая слеза.
Зима стояла у порога,
А лошадь фыркала в избе.
Впервые я увидел Бога
В той лошадиной худобе.
Тепло
Как будто не было снегов.
Смотри, уж роща зеленеет.
Ещё от влажных берегов
Туман едва заметный веет.
Палящим солнцем облита,
Земля летит теплу навстречу,
Живит и душу человечью,
И плоть травинки и листа.
Стою во мгле ночного сада
И слышу в сумраке немом:
Земля питает родником
Лозы бессмертной винограда.
Рождество
Вмёрзли сосны в снега.
Колкий ветер с позёмкой,
И ребристою кромкой
По утрам берега.
Одинокая степь,
Перелески пустые
Да столбы верстовые,
Впору песню запеть
Про покинутый край
Сиротливого детства.
Только небо в наследство
Да обещанный рай.
Закат в мае
Закат окрасил облака,
Туман повис над луговиной.
Ни звуков птиц, ни ветерка,
Река в отсвете рыжей глины.
Пронзительна степная тишь.
Но ночью запоют цикады.
И этот высохший камыш
Озябнет от ночной прохлады.
