Из цикла «Silentium»

В память о стихотворении «Silentium», написанном великими русскими поэтами

Татьяна Новикова

1

Петрополь. Петербург. Судьба – пора.
Ещё бессонница и чернозём горючий.
Silentium… и Мандельштам, и Тютчев.
Пусть не прогонят ночью со двора.

А всё по кругу, по небу лететь,
Где злые звёзды плавятся в алмазы.
Жизнь переполнена угарным газом,
В молчании – не сметь и не иметь.

Дай продышаться, дай не умереть,
Дай наготе красноречивость жеста,
Молчание – отсутствие ареста,
В котором прячет своё жало смерть.

А бедная природа? Филиппок!
Читатель окон лающих вокзалов…
Стигийское болото не молчало.
Но Данте пламенеющий умолк.

Ах, Мандельштам! Ах, Тютчев! Всё игра!
Ты сам – любовь, да выстоять едва ли…
В России ослепительные дали,
Когда прогонят ночью со двора.

2

Silentium… И Мандельштам, и Тютчев.
И здесь и там – вяжи да развяжи,
У Петербурга острые ножи,
Бессонница и звездопад колючий.

Где слово позабыли, что хотели
Для непостижных тягот бытия,
Душа разорвалась, завет храня,
Молчание. По всей земле метели.

Цезура – бог. И Мандельштам, и Тютчев.
Что ж, налетит, чего не миновать,
Всё чувствовать, навеки замолчать,
Потом лететь. С Буонаротти лучше.

Зерно ответно и умрёт едва ли
На золотистых приисках добра,
Молчание… не бойся топора,
А речь бессмертна, ей же всё отдали.

Silentium, где Тютчев с Мандельштамом,
Уже на дровнях обновляют путь,
Небесные поля – России грудь,
Немотствуют за бело-синим храмом.

 

3. Гоголь. Башмачкин

Башмачкин, бедный мой писатель.
Шинель без пятен.
Чужие жалобы как искры,
Шей буквы быстро,
Чернила в кровь, а там что будет,
Вся жизнь в остуде.
Святой Акакий в изголовье,
Служить до крови.
Башмачкин, верный переписчик,
Коробка спичек.
Блаженный маленький строитель,
А не гонитель.
Его мученье – зимний полог,
Декабрь так долог.
Шинель небесная, что риза,
И голубь сизый.
И не откликнется потеря,
Молчит и верит,
Косноязычный сын пророчит:
«Прости нас, Отче».

 

4. О. Павел Флоренский

Silentium и Сергиев Посад.
И Маковец, и Радонеж молчанья.
И ты – поток, и Павел твоё званье,
В твоей любви жив негасимый сад.

Всё – таинства, пространства, крестный ход,
А в электричке есть лесное эхо.
Судьба – страда, страдание, помеха…
Для нищих духом – праздничный уход.

Точнее, понимание миров,
И одного, что прячется сердечно,
Но ты – поток и мыслишь быстротечно,
А мир тебя помыслить не готов.

Твоих энциклопедий города,
Где под асфальтом плачется травинка,
И вечной мерзлоты пустая льдинка
Тобой пронзится, но не навсегда.

И ты прочитан, и твоя тетрадь
Как пятый элемент для Леонардо,
В ней злые Соловки на звёздной карте
И йодистая моря благодать.

Ты под сосной, и там иконостас,
И формулы, и числа, и движенья,
И созерцанье как средоточенье,
Но пепел прав. И выстоит алмаз.

Ты тот, кто посетил сей мир как рок
И не дождался отклика счастливо,
Пусть на пиру, где всеблагие живы,
Ты вечно жив, как пушкинский Пророк.

5. Заболоцкий

Заболоцкий, Заболоцкий.
Можжевельниковый куст,
Словно молниевый хруст,
Как всечувствующий лоцман.
Архитектор тех ночей,
Что везли тебя в неволю,
Где лизал сосульку боли,
Где не спал и был ничей.
Где лицо коня уныло,
Плачет птица воробей,
Где молчание. Убей
Всё, что было, всё, что мило.
То вселенское окно
Единения природы,
Человеческие всходы
Ждут любимое кино.
Но печали не до сна,
Как за облаком сороке,
И любовные мороки
От темна и дотемна.
От небес и до небес
Сердце рвётся, поезд мчится.
Спит животное и птица,
Дремлет слово, дремлет лес.
(Гроб хрустальный многоточий
Всё качает нежный груз.)
Можжевельниковый куст…
Ненаглядной жизни почерк.

 

6. Сергий Радонежский

Сердцевина, сердцевина
У моей большой страны.
Все мы севера сыны,
Зимних песен дух целинный.

Ангел русский, Свете тихий,
Очарованный медведь,
Дай безмолвию лететь,
Отведи войну и лихо.

Поделись приютом – хлебом,
Утешением… – болит.
В тишине твоих молитв
И работа тоже треба.

Ангел русский, молчаливый,
Кто помолится за ны…
Для заоблачной страны
Даст терпение и силу?

Чтобы солнцем отозваться,
В тайне сердца – ум горит,
Чтобы «Бог тебя хранит»,
Чтобы – сёстры, чтобы – братцы.
Образ Троицы, как птица –
Светоносный серафим,
Дым Отечества – не дым –
Отчий дом, родные лица.

У служения – дорога
За водой до родника,
Огородина крепка
И над нею Неба много.

 

7. Андрей Рублёв

У них закат и срок: Винсент ван Гог,
У нас восток – Покров. Андрей Рублёв.
У них на небе глаз: спираль из астр.
У нас иконостас. Чернец и мраз.
У них подсолнух – рок. И виноград.
У нас молитвы сок. И Страшный сад.
У них цветы полей. Пыльца жужжит.
У нас не охай – пей. Будь Вечный жид.
А скомороший грех так любит смех.
И полюби-ка всех, да не сумех.
Той багряницы сласть и азурит,
И белой глины власть, и дух летит,
И мир под колесом, пробел, движки,
Вмещает ремесло и корешки.
И покаянья ниц, а Светом зри,
Иисусовой весной «воскрес» ори.
Проваливаясь в стон, сбылось – не «бых» –
И васильковый сон, и ангел тих.

 

8. Пришвин

«Я сел у реки и вошёл в тишину».
И был окольцован туманной волной,
Лишь глаз ястребиный за мышью одной
Прицелом оптическим правил струну.

И зорко, и медленно пятилась тень,
Молился восток на мираж-календарь,
Горючая белка, как будто Агарь,
Скрывала в гнезде свой ореховый день.

Шёл птичий урок под восторженный свист:
Качали касатки небесный пустырь,
И яблочный август – Фавор – поводырь –
Сиял, словно в схиму ушедший артист.
И там, в глубине, жил послушник любви,
Не ведая, где же его монастырь,
И трогал Природы лесную Псалтырь
Молчаньем весны, что пылает в крови.

 

9. Чехов. Ялта

У зимней Ялты море сквозняков.
И кипарис, и розы, и рассада
Для будущих гостей земного сада
И для театра тлеющих веков.

И соблазняется в огне без снов
Температуры липкая армада,
И за горой туманного распада
Испарина неношеных обнов.

Кого же слушать? Брызгами до дыр.
О, никому не дать договориться.
Зачем не спит подстреленная птица,
И материнский старенький Псалтырь?

Кого же слушать мне? Бессонный хор.
О чём «помилуй» просит на обедне.
Тот первый вдох и выдох предпоследний.
Итак, комедия. В Москву. В костёр.

Успех, провал, шампанское, цветы.
Сестра письмо писала Левитану.
И Мамин-Сибиряк немного пьяный,
Розарий новые прислал кусты.

А дом бросай в пожар и так играй.
И всё по кромке, от тоски сгорая.
О, как все говорливы и стенают,
Зачем, зачем придумался ваш край.

Вишнёвый сад не молвит, не шумит.
И степь молчит, как вещая страница.
Куда летит подстреленная птица?
Туда, где море никогда не спит.

 

10. Врубель

Дай, Врубель, в горстку воробья,
Чтоб в церкви роспись не калечить,
Твои эскизы как предтечи,
И в них пророки ждут жнивья.

Дай демону свободы риск,
Когда повержен он и в боли,
Чертополох его юдоли,
Гордыни блеск – мышиный писк.

Дай от страды чуть-чуть вздохнуть,
Дай лик прозрачного ребёнка,
Там обитают жаворонки,
Но колыбели пуст тот путь.

Дай розу, спящую в стекле,
Дай сто сиреневых заплаток,
Свирелью Пана капай в лапы,
А образ Волховы во мгле.

Молчи, крыло, ты – власть пути
И красота царевны Лебедь,
Дай, воробей, судьбы отведать,
Не дай же Бог с ума сойти.

 

11. Пушкин

Молчание. Ужо! Сомненье – Бог.
Народ безмолвствует, ремарка для поклона.
Над колокольней пьяная ворона,
И Петербург от сырости продрог.

Весна. Ты болен. Праздные долги
Всё цокают и пахнут лошадями,
В окно цари свинцовыми дождями,
У Бенкендорфа злые сапоги.

Движение, иди в себя, вонзись,
Превозмоги Бориса с Дон Жуаном,
И напиши пять строчек «Из Корана»,
С Ефремом Сириным в Великий пост молись.

И ощущенье праздничных затей,
Что не сыгрались даже вполовину,
Влюбись бессмертно в нянюшку Арину
И соблазняйся призраком идей.

Пора, пора. На свете счастью срок,
И короток, и вянет, да неймётся,
И твой арап прекрасен, словно солнце,
И в солнечной короне дремлет Бог.

 

12. Блок

Блок – перекрёсток и фонарь.
Молчанье – Русь, снега невинны.
Душа мытарствует и ныне,
Ночной дозор идёт в алтарь.

Переведи, переведи
Сквозь Шахматово холод унций,
Разбойный голод революций,
Но не убий, не укради.

Кармен не просит ничего,
А только льёт потоки меццо,
Туман гнилой на Пряжке сердца,
Грех не в вине, а кто кого.

А Блок в себе, как бы на дне,
Но дай же, Господи, отведать

Тот плотский вкус живой победы,
Что скифа гонит на коне.

Жена ли Русь? Нерукотвор-
Но Куликово мчится поле
Навстречу каждой новой боли,
И вечно длится страшный спор.

Что женственный шальной театр,
Что профиль Дантовый на фреске,
Переживи свой опыт дерзкий,
Сын Александра – Александр.

Твой в белом венчике Христос,
Он не оглянется ни разу,
Но оживит прощенья фразу
Для Незнакомки чёрных гроз.

 

13. Бунин

Октябрь – Покров. Снега идут в народ.
И до апреля надобно добраться,
Семь месяцев голимого богатства,
Которое упрятано под лёд.
Жизнь как трава, закованная сном,
И берега бескрылого немотства,
Но след под снегом – памятка для лоций,
Где путь молчания твой ненаглядный дом.
Вся суть травы: корзинки да мечи,
Да зонтики упрямой свежей сныти,
И там крапива краденых открытий
И для замочков вещие ключи.
…
Идёт в народ цветущий белый сад,
То пароход и именинник Бунин,
И севера бессонных полнолуний,
В них яблони летят, как снегопад.
Там Суходол, Воронеж и Орёл,
Москва зимой, и в чистый понедельник
Пошёл Иван Великий, как подельник,
Как Белой армии священный долг.
Как мир без швов, как небо без границ,
Так слова воскрешающая птица –
Весь белый свет и снег! И помолиться,
А жить на берегах весенних Ницц.

 

14. Мандельштам

Силенциум. Свердловская тюрьма.
Напротив стадионная утроба.
И кладбища смирительная роба,
В которой крестным ходом шла зима.
Молчать. Возврата нет. Путь на восток.
«Намордники» на окнах – образ ада.
И хлеб пустой, и воздуха блокада,
И сердце как оторванный листок.
Силенциум. Молчи и не греши.
Беда – не Лета, боли средостенье,
Российское колючее моленье:
За что, за что нас одолели вши?
Потеря времени: у времени в плену.
Молчание чумой легло по краю.
Неопалимая любовь не умирает,
А жаждет воскресенья на кону –
На той меже, где жив ещё щегол,
И, где Щелкунчик мир разоблачает,
У Исаакия бог маятник качает,
И в телефон звонится балабол.
А Мандельштам… Силенциум… В пути
С той стороны заснеженного диска
Молчаньем режет на пределе риска,
Как ласточка четыре дня летит.

 

15. Тютчев

Силенциум. В который раз влюблён.
Я встретил Вас. Страничные истомы –
Для языков свободные паромы
И дипломатий петербургский звон.
Таи свой страх. О, как мы любим, как
Убийственно. А по-другому – мучим.
Природы перевод – острящий Тютчев
На волоске неумолимых трат.
Таи свой дар, как юг, как Ниццы рай,
Как образы свобод иноязычных,
Пересекая Невский в снах столичных,
Во льдах терпи, долготерпенья край.
Душа – канатоходец, помолчи,
Умом твои балансы не осилить.
А всё ведёт кремнистый путь Россию
По звёздной памяти, рыдающей в ночи.