Мария Знобищева. По праву родства

Мария Игоревна Знобищева

         Мария Игоревна Знобищева родилась в Тамбове в 1987 году. Окончила Институт филологии Тамбовского государственного университет имени Г. Р. Державина. Публиковалась в журналах «Наш современник», «Волга – ХХI век», «Вопросы литературы», «Крещатик», в «Литературной газете» и других изданиях.

         Участник и стипендиат Форума молодых писателей России в Липках и Звенигороде (2005, 2008, 2012 и 2015 гг.). Лауреат Всероссийской литературной премии имени М. Ю. Лермонтова, дипломант Международного Волошинского фестиваля. Кандидат филологических наук. Автор нескольких поэтических сборников, вышедших в Тамбове.

Рождественское

Звёзд сегодня не видно, и тихие ткутся стихи.
Оплывают, дымят и слезятся свечные огарки.
Но у добрых родителей так: даже детям плохим
В Рождество – так и быть – оставляют под ёлкой подарки.

Мы подавлены щедростью, мы забываем слова,
И цветёт заоконной метелью черёмуха-радость.
Но дающую руку порой нелегко целовать,
Мы привыкли скользить без руки, разбегаться и падать.

А подарок велик, и его ни за что не постичь.
Даже страшно развязывать алую ленточку в звёздах…
И поэтому вместо «пусти» я сказала «прости»,
Если только не поздно… Пожалуйста, если не поздно.

Разговор

Улыбнулась спокойно и просто,
Словно сердцу игрушку дала:
– Нам дорога одна – до погосту.
Нагостились. Такие дяла…

И по сизым сосновым вершинам
Древний ветер неслышно прошёл.
И, шумя, шелестели машины
Мимо этих заброшенных сёл.

– Ты сама-то, поди, из Тамбова?
Может, знаешь сынка моего?
Он таксист, а по имени Вова.
Ты, наверно, видала яво.

– Может быть…
– Энто младшенький, дочка.
– Молодой он у вас?
– Молодой.
Пятьдесят яму скоро годочков,
У висков ещё только седой.

И представить его мне нетрудно –
Словно сжатого в крепкий кулак,
А мальчишкой у той вон запруды,
С хохолком на затылке… – никак!

Но в глазах у Марии Андревны,
Ни печали, ни горечи нет:
Пруд, муравка, заря над деревней –
То, с чем дети родятся на свет.

…Что ей время? И что ей полвека?
Так же в ветре плывут ковыли,
Где с избытком дано человеку
И любви, и беды, и земли.

***

А небо – большое, как в детстве душа,
И можно смотреть в него нежно и долго.
И если луна – это ёлочный шар,
Какая, наверно, огромная ёлка…

Фонарики синие тихо горят,
Волшебные сны осыпаются с веток,
И звёзды на ней не развешены в ряд,
А будто разбросаны сеточкой светлой.

Но выше – над блеском, над плеском, над всем,
Чему уготован ценитель и зритель,
Звезда зажигается – только затем,
Чтоб кто-нибудь маленький крикнул: «Смотрите!»».

Её не увидишь ни над потолком,
Ни с райских высот, ни в космической дрожи, –
А только вот так: из-под ёлки, тайком,
Колючее кружево чувствуя кожей.

Птицы

У сердца много жизней. Помнишь, было
Оно пичужкою короткокрылой,
Стучало в окна – солнечно, спроста,
Садилось смело на руку любую,
И под стрехой пережидало бурю,
И думало, что это высота.

Потом апрельской ласточкой парило,
Не задевая крыльями перила,
В слепую высь взвивалось как стрела,
И под каким-то вертикальным креном
По небесам писало как по стенам
То, что и птица видеть не могла.

А после словно вдруг отяжелело
И жалостью звериной заболело,
Огромный мир рождая как яйцо.
И заворочалось на толстой ветке –
Не ласточка – несушка и наседка –
В неумолимом гомоне птенцов.

И если есть надежда возвратиться,
То вряд ли человеком, зверем, птицей –
Косым лучом сквозь листья и слова.
Лучом, растущим вопреки законам,
От скорченных корней – к шумящим кронам –
Где, расступаясь, свищет синева…

Наши дети

Наши дети боятся явиться на свет –
Свет, которого мало, которого нет.
Очарованным бабочкам негде кружить,
И приходится их уговаривать жить…

Из-под ста одеял, из-под ста облаков
Выходить, чтобы слушать вечерних сверчков,
Разговаривать с ветром и майским жуком
И по ласковым травам бежать босиком…

Этим душам с рождения тысячи лет.
Им не надо на свет – они видели Свет,
Улыбаются грустно, не могут забыть,
И приходится их уговаривать быть…

***

Мне было всегда любопытно,
Что происходит с бабочками,
Которые прежде реяли
Над теми, кого мы любили,
Над нами, которых любили?..

И было одно подозрение:
Они превращаются в гусениц –
В махровых китайских халатах
И накрахмаленных фартуках, –
Ранимо скрывают пригашенный,
Но всё ещё нежный свет.
И тратят его очень бережно,
Как воду в захваченном городе,
И сами гаснут от голода –
За тех, кого рядом нет.

И было ещё подозрение:
Они остаются в коллекции
Ценителя редкостных древностей,
Пришпиленные булавками,
Распластанные – гляди!
Порой он берёт одну из них
Холёными длинными пальцами,
Рассматривает и прикладывает
К давно остывшей груди.

И даже однажды подумалось:
Они осыпаются листьями –
Со свистом бросаются под ноги
Тем, кто любовью влеком.
И с лёгким хрустом ли, вздохом ли
Цветной пыльцой рассыпаются
Под звонким и в жизнь вонзающимся
Стремительным каблучком.

…Прошу вас всех, кто любил меня,
Забудьте меня – чтобы помнить меня,
Как я, забывая на э т у жизнь,
Запомнила вас на т у.
Мне сердца не жалко, но бабочки…
Мне света не жалко, но бабочкам…
Слепым и рассеянным бабочкам –
Оставьте их слепоту.

Всегда

Не бойся, не бойся, не бойся, не бойся, не бой…
А что же тогда? Неотступная страшная сеча.
Зачем этим стаям их гулкий весенний разбой,
Полёт вразнобой и пронзительный крик человечий?

Зачем эта нежность? Зачем этот воздух кудряв?
Зачем так тепло у лучистого тела берёзы?
Зачем просыпаются в люльках лепечущих трав
Пролески и бабочки, и голубые стрекозы?

Зачем во всё небо закатный румянец стыда?
Не знавшее грязи, чего оно может стыдиться?
Какую дремучую тайну скрывает вода,
Дающая жизнь даже слизням, червям и мокрицам?

Зачем улыбаются дети не мимо тебя,
А в самое сердце, в сплетение радуг и молний,
Туда, где крылатый архангел порхает трубя
И блещут, и плещутся синие древние волны?

И дом на песке, и пленительный терем из льда
Растают, рассыплются, мороком времени маясь…
Я только хотела сказать, что ты будешь всегда.
Ты будешь всегда – помнишь, помнишь, душа? понимаешь?..

После бала

Если спросят меня, веселилась ли я на балу,
Я скажу, что встречала гостей, приглашала к столу,
В опустевшей торжественной зале в четыре утра
Собирала забытые ленты, цветы, веера.

Если спросят, а много ли слышала я новостей,
Я скажу что была гувернанткой, учила детей,
Что мы пели, играли, дерзили, смирялись – росли,
И что каждое сердце – хрустальная новость земли.

Если спросят, чего попрошу, затворяя окно,
Я отвечу, что прежние просьбы забыла давно,
Что из дома чужого даров не берут, уходя,
И что жаль только детского смеха, стихов и дождя.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.