Михаил ДАНЬШОВ

Малая родина

Я счастлив тем, что в этом мире есть
Мой уголок, где я хоть что-то значу.
Здесь родина моя. И только здесь
Поёт душа, ликует или плачет.

Едва ли в мире есть ещё места,
Где сердце так же трепетно забьётся.
Здесь с материнским молоком впитал
Любовь к земле, что родиной зовётся.

От куполов церковных и икон
Теплом струится благодать над полем.
Мой милый край, под колокольный звон
К тебе спешу по вешнему раздолью.

И, нашей встречи радость не тая,
Под перелив шального жаворонка
Мне тянет руки родина моя
Голубоглазой озорной девчонкой.

Звенит весна среди родимых мест.
Отсюда путь мой был когда-то начат.
Здесь родина моя, и только здесь
Поёт душа, ликует или плачет.

Звонят моей Руси колокола…

Взмывая, словно птицы с колокольни,
В распахнутые настежь небеса,
Плывут над всею Русью белоствольной
Колоколов церковных голоса.

Они зарёй стекают с небосвода
На лес, на поле, на речной причал
И вместе с солнцем над землёй восходят,
Играя в первых утренних лучах.

Они, как маяки, заблудшим душам
К спасению указывают путь,
Ведут сквозь бури к долгожданной суше,
В пучине зла не дав нам утонуть.

В них Божьей Матери открытые объятья,
В них мудрый глас Небесного Отца.
И музыке вселенской Благодати
Молитвой откликаются сердца.

Чтоб нас и к храму, и к родному дому
Тернистая дорога привела,
Пусть неустанно благодатным звоном
Звонят моей Руси колокола.

Открою дверь родительского дома…

Открою дверь родительского дома.
Здесь время замерло. Лишь кованый засов
Пугливо взвизгнет. Средь вещей знакомых
Других я не услышу голосов.

Сниму пальто, раздвину занавески
И окунусь в далёкие года,
Где дни светлее солнечного блеска,
Где детство заблудилось навсегда.

И никуда от этого не деться,
Не затеряться в отблесках густых,
И у печи холодной не согреться,
И боль не спрятать в комнатах пустых.

Кричу надрывно, но никто не слышит.
И звуки, замерзая на лету,
Стучат по сердцу и, скользя по крыше,
Бесследно пропадают в пустоту.

Смахну слезу и выйду торопливо,
Перекрестившись в сторону икон.
И долго вслед парнишка молчаливый
Смотреть мне будет из пустых окон.

Русь

Мне эту боль в душе не загасить,
От этой правды никуда не деться:
Россия есть, но нет Святой Руси,
А без Руси Россия как без сердца.

С икон взирает скорбный лик Христа
На Русь, распятую в расхристанной России.
Доколь, скажите, мы, замкнув уста,
Ждать будем нового пришествия Мессии?

Всё те же, кто Спасителя распял,
Святую Русь за горсть златых предали.
Но к окровавленным её стопам
Стекается народ многострадальный.

И люди не простят иудам жертвы.
Они к распятию с хоругвями идут.
А Русь Великая восстанет вновь из мертвых
И призовёт предателей на суд…
Не летают ангелы над городом

В тёмном небе, молниями вспоротом,
Круг за кругом делая устало,
Белый ангел мечется над городом,
Городом, где святости не стало.

Не найти её теперь крылатому
Там, где совесть вытравлена златом,
Где латают, как асфальт, заплатами
Дыры в душах долларом измятым.

Где метро, в кольцо сомкнувшись хордами,
Словно монстр в бетонном крепком панцире,
Слизывает нас, бездушных, ордами
И отрыгивает на безликих станциях.

Там давно молчит небесный колокол
Или льёт нам в уши пасторали.
Видно, и его сманили золотом
Те, кто нашу родину украли.

Те, кто день и ночь из телебашни
Ложь и страх нам впрыскивают в вены,
Чтобы мы забыли день вчерашний
И Союз, вовек благословенный,

Где был славен труд серпа и молота
И наш герб с венком из спелых злаков,
Что на сердце у меня наколоты
Самым дорогим на свете знаком.

Красные нити

На судьбу не ропщу понапрасну я.
Здесь родиться мне счастье дано.
Мне с рожденья село моё Красное
Красной нитью в судьбу вплетено.

Здесь рассветы мои, словно яблоки,
Вызревали в тенистых садах.
Здесь я жизнь постигал не по азбуке,
А в нелёгких крестьянских трудах.

Если вдруг оступался, то, падая,
Я цеплялся за красную нить.
И тянулась травиночка каждая,
Чтоб меня от беды охранить.
И, уставший, путями избитыми
Отовсюду к нему я спешил,
Чтобы здесь, под родными ракитами,
Вновь расправились крылья души.

Вновь за окнами осень
Романс

Вновь за окнами осень сыплет листьями
с клёна
На уставшие плечи опустевших полей,
И возносит над пашней хриплый крик
к небосклону
Покидающих гнёзда седых журавлей.

И летят эти звуки, словно стрелы стальные,
Раня души людские всё больней и больней.
Ведь под крик журавлей провожает Россия
На священную битву своих сыновей.

Вновь за окнами осень, господа офицеры.
Вновь багровые зори над страною встают,
Чтоб, кто в сердце сберёг честь, отвагу и веру,
Поднимал батальоны за Россию свою.

Час настал, господа, не нарушив присяги,
В это время шальное за народ постоять.
Кружит ветер листву, словно алые стяги.
И с надеждой на вас смотрит Родина-мать.

Снова выбор за вами, господа офицеры.
Снова крик журавлиный не даёт вам уснуть.
А судьба неизбежно вас подводит к барьеру,
Чтобы в прорезь прицела в души к вам
заглянуть.

Вновь за окнами ветер листья жёлтые гонит
По изогнутым спинам бесконечных дорог,
Будто кто-то срывает золотые погоны
И швыряет их в лица тем, кто честь не сберёг.

Материнское сердце

С той поры, когда жизни моей колесо
По дорогам судьбы покатилось,
Материнское сердце с моим в унисон
В беспокойной груди рядом билось.
Был извилист мой путь, а подъёмы круты.
И случалось, что падал я с криком.
Но над пропастью мне наводило мосты
Сердце матери с ангельским ликом.

Отводило от бездны в далёком краю.
И, присев в трудный час к изголовью,
Без иголки латало мне душу мою,
Согревая своею любовью.

И сияло оно с каждым днём всё сильней
В зыбких отблесках сладкого детства,
Ярче всех на земле путеводных огней
Материнское чуткое сердце.

А когда, как лампада, угасло оно,
Всё вокруг стало серым и сирым:
Полумрак на душе, полумрак за окном,
Будто солнце погасло над миром.

Боль

Храм старинный в чистом поле,
А вокруг тоска и голь.
Как в пристанище Юдоли,
Здесь живёт земная боль.

Не телесная – другая.
Боль покинутых жилищ.
Боль, что душу выжигает
Видом серых пепелищ.

Боль, что сердце жмёт и колет
И кричит, кричит: «Доколь
Будет здесь по чьей-то воле
Всё помножено на ноль?»

Боль кричит лугам, и рекам,
И берёзке у межи:
«Что же стало с человеком?
Если сможешь, расскажи».
Ей листва, с ветвей слетая,
Отзывается в тиши:
«Видно, в людях не хватает
Человеческой души.

Нет в них зова предков боле.
Знать, навеки он затих.
Слышишь? Храм в безлюдном поле
Тихо молится о них».

Догорает заря

Догорает заря и над полем пшеницы
Осыпается в каплях росы золотой.
В дальний лес на ночлег день уставший ложится,
До утра окунувшись в сумрак ночи густой.

Льёт мерцающий свет сито звёздного неба.
С головой обнажённой я у поля стою.
Как причастье, вдыхаю запах спелого хлеба.
До чего ж хорошо в милом с детства краю!

Я теперь не хочу с этим полем прощаться.
Разведу костерок на обрыве крутом.
Посижу у огня, разомлевший от счастья.
А дела и заботы – это всё на потом.

И огонь, разыгравшись, жадно хворост глотая,
В полумрак зычно щёлкая, словно хлыстом,
Дней ушедших клубок предо мной размотает…
Жаль, нельзя затеряться в сладком времени
том.

Меркнет пламя костра, только мне всё
не спится.
Чтобы дольше хранить этой ночи тепло,
Я дыханием грею в ладонях синицу,
И напрасно журавль манит в небо крылом.

Молилась женщина…

Молилась женщина, воздев к иконам руки.
С дрожащих уст едва срывался глас:
«Господь, скажи, за что нам эти муки?
Иль Ты, Отец, совсем забыл о нас?

Ведь Ты же видишь, брат идёт на брата,
Но Ты не кажешь своего лица.
Уподобляясь Понтию Пилату,
Ты руки умываешь без конца.

Я ж пред тобою вся как на ладони.
Без добрых дел я не жила и дня,
А по ночам молилась у иконы,
Чтоб Ты хоть чуточку, но возлюбил меня.

Но Ты в ответ, наверное, в награду –
И в мире не одна такая я –
Забрал моё единственное чадо.
В чём виноваты наши сыновья?..»

Её молитва прерывалась стоном,
Когда ей виделось сквозь сумерки лампад,
Как будто сын с намоленной иконы
С неё не сводит любящий свой взгляд.

И словно он оттуда, издалече,
Где расцветают райские сады,
Пришёл к ней и, обняв её за плечи,
Уснул, как в детстве, на её груди.

Она ж, нарушить тишину не смея,
Рукой прикрыла бледные уста,
Прижав ладонью к сердцу и лелея
Нательный крест с распятием Христа.