Валентина КОРОСТЕЛЁВА

До свиданья, отец…

…Долго ехала, Бога молила,
Ветер смахивал слёзы с лица…
Замираю над братской могилой –
Там, где светится имя отца.

Не излечишь душевную рану
И не свяжешь вовеки концы…
Рядом с болью своей – ветераны…
Как мы вам благодарны, отцы!

В эти майские дни вы в почёте,
Отступили тяжёлые сны…
Что-то будет, когда вы уйдёте,
С обжигающей правдой войны?..

Эти битвы уходят в преданье,
Как землянка и чёрствый ломоть.
До свиданья, отец, до свиданья…
Да хранит твою душу Господь!

 

Сухари

…Забираясь с сестрёнкой на стулья,
Открывая скрипучий буфет,
Брали мы сухари из кастрюли,
Будто это пригоршни конфет,

И с водой, довольнёшеньки, ели,
А потом – спать до скорой зари,
Но и в снах так же сладко хрустели
Сухари, сухари, сухари…

 

Пляши, вдова!

…Одёрнув юбку узкую,
Анфиса в круг вошла
И не спеша под музыку
Плечами повела…

Вдруг топнула, нарядная,
По-русски, от души!
И кто-то крикнул, радуясь:
– Пляши, вдова, пляши!..
Ах, как она отчаянно
Пошла кружить-дробить!
Как будто всё печальное
В паркет хотела вбить –

И горе незабытое,
И слёзы, что в тиши…
Нет милого – убитого.
Пляши, вдова, пляши!

За слово, что не скажется,
За свет земной души,
За всех, кому не пляшется,
Пляши, вдова, пляши!

 

Вот и время жалеть матерей…

Вот и время жалеть матерей
И прощать им капризы, как детям,
И прощаться потом у дверей,
И в тревоге не спать до рассвета.

А они, живы нашим теплом,
А уж коли точнее – любовью,
Возвращаются в старенький дом,
Где тускнеют полы и обои,

И, согревшись с дороги чайком,
Золотым, обжигающим губы,
Снова письма разложат рядком –
Те, что помнят военную вьюгу…

Солдат

Было, помню, утро раннее
Устоявшейся весной,
Как вернулся он, израненный,
Искалеченный войной,

Где в бою не дрогнул, выстоял,
Славу добрую снискал.
Он в сенях курил неистово –
К новой жизни привыкал.

Как назло, лишь беды грезятся –
Ну куда теперь без ног?
Никого к себе с полмесяца
Подпустить солдат не мог,

Даже друга, друга Якова
(Вместе вышло воевать),
И жена тихонько плакала,
И вздыхала тяжко мать.

Но однажды… слышат жители –
У рассохшихся ворот,
Запинаясь, нерешительно,
С хрипотцой гармонь поёт.

И чем больше было алости
В нарождавшейся заре,
Тем всё больше было радости
В разгоравшейся игре.

А гармонь, сияя планками,
Непростой вела рассказ,
И хотя порою плакала,
Но уже в последний раз!

 

Вечер двадцать первого июня…

Просвистел комар над ухом пулей,
Будто эхо гроз – через года…
Вечер двадцать первого июня.
Может быть, такой же был тогда.

Свет играет листьями берёзы,
Дремлет изумрудная трава,
И закат вдали – молочно-розов,
И бедны привычные слова…

Тишина, и только птичьи трели
Сыплются с деревьев, как роса.
И блистает небо, как в апреле,
И живуча вера в чудеса.

И душа без музыки запела,
Благодать не ведала преград…
…Как же сердце выстоять сумело,
Брошенное вдруг из рая в ад?!

Эхо той войны

Снегопад лохматой лапой
Прошуршал, весной гоним…
Я во сне кричала: «Папа!..»
И бежала я за ним.

Как нарочно, всё преграды,
Нету силы даже звать.
Мне ему так много надо
Наконец-то рассказать!

Я бегу, а он не ближе,
Вот такая вот беда.
Я боюсь, что не увижу
Папу больше никогда!

…День прошёл, весной объятый,
Сочинил свою строку,
Но во сне опять за папой
Я бегу, бегу, бегу…

 

Гармонь в Берлине

…Тесно в купе, и метёт за окошком, –
Но повествует перо,
Как заливалась родная гармошка
В центре Берлина, в метро.

Эти и те проходили неспешно
И не жалели монет…
Замер поодаль с кривою усмешкой
Бритоголовый скинхед…

Вздрогнул солдат, и седой головою
К верной гармони приник,
И поманил, и повёл за собою,
В самую душу проник…

Пела гармонь, пробирая до дрожи,
Искрился воздуха шёлк…
И не случайно от песни хорошей
Было душе хорошо!

…Мается зимняя ночь за окошком,
Но не скудеет добро,
Если поёт, заливаясь, гармошка
В центре Берлина, в метро!
Рай

…И снова травы поднимались,
И вновь доверчиво цвели,
Как будто до поры дремали,
А не войну перенесли,

Как будто вовсе не был выжжен,
Опустошён огромный край, –
Так занимались вольно, пышно,
Что люди думали: «Вот – рай…»

 

Горькое

Как хорошо одеты дети!
Нас так никто не одевал.
Война ещё гремела где-то,
И город на ноги вставал,

И вся страна была в заботах.
У мамы – горести свои…
Бог с ними, платьями.
Да что там,
Досталось мало и любви.

 

Мать

Мать солдатская – горечь утраты,
Ведь известно доподлинно ей,
Каково провожать безвозвратно.
Вслед за мужем своих сыновей!

Каково и зимою, и летом
Сохнуть сердцем без мужниных ласк
И встречать золотые рассветы
С непросохшей слезою у глаз.

Не сдаваться – ни времени бегу,
Ни грозе, что встаёт на пути,
Каково боли целого века
Обожжённой душою нести!