Владимир Скиф

Владимир Петрович Скиф родился в 1945 году на станции Куйтун Иркутской области. Жил на станции Харик и в посёлке Лермонтовском Куйтунского района в большой семье, где воспитывалось пять сестёр и трое братьев. Окончил семилетнюю школу и поступил в Тулунское педагогическое училище. В 18 лет уже работал учителем в родной школе посёлка Лермонтовский. Служил на Дальнем Востоке в морской авиации. В 1975 году окончил Иркутский государственный университет. Автор 29 книг, выпущенных в разное время в Иркутске, Москве, Санкт-Петербурге. Лауреат многих международных и всероссийских литературных премий. Лауреат Большой литературной премии России. Член Союза писателей России. Секретарь правления Союза писателей России. Живёт в Иркутске.

---

ЗОЛОТАЯ ПОРА ЛИСТОПАДА

Сердце чуду осеннему радо,
Высоте поднебесного дня.
Золотая пора листопада
Обняла, закружила меня.

Время год намотало на оси,
Русской тройкой умчало в зенит,
Из кошёвочки выпала осень,
Обагрила байкальский гранит.

Я лечу с журавлями по небу,
Белой чайкой скольжу между скал.
А листва золотистою нерпой
Окунается в ясный Байкал.

И звучит, как живая гитара,
И пьянит, как шальное вино,
Листопад – огневой до угара –
И травы золотое руно.

Я с любимою женщиной рядом!
Отражается, как в небесах,
Золотая пора листопада
В опрокинутых женских глазах.
И не слитки минувшего лета,
Не листва с её гиблой игрой,
Поцелуи срываются с веток
Золотою осенней порой.

Ты – моё наслажденье, услада,
Искупленье последних грехов –
Золотая пора листопада!
Золотое сеченье стихов!

 

ДУША

Сквозь печаль душа протаяла,
От беды убереглась,
Средоточье взяв за правило,
Ясной верою зажглась.

От безумства несусветного
Оклемалась, отошла.
До святилища заветного
Пепелищем добрела.

Не рассыпалась, не сгинула
Посреди большого зла.
Из себя всю силу вынула
И Отчизне отдала.

 

ВАЛЕНТИНУ РАСПУТИНУ,
великому русскому писателю

Продавит русская весна
Плотину замкнутого круга.
Россия будет спасена –
И в этом есть твоя заслуга.

Борьбы невиданной накал
Очистит Родину от смога.
Задышат Волга и Байкал –
И в этом есть твоя подмога.

Излечит русская душа
Народ от горечи и гнёта
Из православного ковша –
И в этом есть твоя забота.

Господь великий как-нибудь
Нас отведёт от замогилья.
Осветит солнце русский путь –
И в этом есть твои усилья.

 

МАТЕРИНСКОЕ СЕРДЦЕ

Край родимый опечаленный
Гуси-лебеди отринули,
Неоглядную сторонушку
Гуси-лебеди покинули.

Свищут пули смертоносные
Над ущельями заклятыми.
Плачет сердце материнское
По сыночку ненаглядному.

Плачет сердце материнское,
На четыре смотрит стороны:
За горою чёрной каменной
Над сыночком кружат вороны.

Ах вы, камни, камни мёртвые,
От солдатской крови влажные.
Сердце видит материнское:
У сыночка рана страшная.
Пролетите, гуси-лебеди,
Над его кровавой раною,
Опустите сердце матери
В грудь сыночка бездыханную.

Помоги ему, родимая
Пресвятая Богородица.
Пусть сыночек мой поднимется
И домой скорей воротится.

…Вот вернулся добрый молодец,
Ко сестре явился братушка
И спросил сестру любезную:
– Где моя родная матушка?

 

ЧАРА ЖИЗНИ
Е. М.

Как чару крепкого вина,
Я выпью эту жизнь до дна,
С её печалью и любовью.
Она мне Господом дана
И мне с надеждой вручена
Моими предками и кровью.

Ах, эта жизнь! Шальная жизнь!
Она – трагедия и шутка.
И я шепчу себе: «Держись!
На Божье слово положись.
Ведь ты, моя шальная жизнь,
В бездонном космосе – малютка!»

Моя земля, я – твой солдат.
Тебя, мой друг и мой собрат,
Я одарить хотел любовью.
Но я почти не виноват,
Что век двадцатый бил в набат
И умывался русской кровью.

Цвела весна в моей груди,
Гроза гремела впереди,
Моя земля меня качала.
Мне жизнь кричала: «Подожди!»
Но я летел через дожди
К её последнему причалу.

Пустая улица темна.
Не плачь, любимая, одна.
Не плачь, как будто бы на тризне.
Давай с тобой, давай до дна
Мы выпьем горького вина,
Как будто чару нашей жизни.

 

НА СВЯТОЙ ЗЕМЛЕ

Всё наяву или в бреду?
Земля сухая, воздух плотен.
Я по Святой земле иду,
Я созерцаю Гроб Господень.

Я вижу камни, вижу твердь.
Я поднимаюсь на Голгофу,
Где наш Спаситель принял смерть,
Предвидя мира катастрофу.

Багровый облачный навес,
Тяжёлый, с отблесками злата,
Как будто падает с небес
Одеждой Понтия Пилата.

Я слышу звон ночных цикад.
Вон голубь – Дух Святой – летает.
И Гефсиманский чудный сад
В лучах Господних расцветает.

Я по Святой земле иду,
Переживаю потрясенье
И стражду Господа. Я жду
Его земного Воскресенья!

 

ПОЦЕЛУЙ ИУДЫ

Иуда бежал от чужого порога,
Как дьявол, скользил от куста до куста.
Хрипела тропа, шелестела дорога:
«Он предал Учителя. Предал Христа!»

Шумела, звенела вода Иордана:
«Как жаль – Иоанна Крестителя нет.
Иуда вернулся из вражьего стана,
Иуда продался за тридцать монет».
Он стражников вёл. Он привёл фарисеев,
Собой оскверняя святые места.
Предательство чёрное в мире посеяв,
Он шёл лобызаться в объятья Христа.

Качалась земля от подземного гуда,
И плакало море десятками струй.
Как только к Христу прикоснулся Иуда,
Зловонною серой запах поцелуй.

«Он предал, он предал Господнего сына,
Предательством сжёг своё сердце дотла», –
В лесу у дороги шептала осина,
Которая к ночи Иуду ждала.

 

ГОРНАЯ ЧУЯ
Виктору Грозину

– Горная Чуя! – с гор закричу я, –
Горная Чуя – чистый поток,
К морю бежишь ты, волю почуя,
Чуя, водицы дай мне глоток!

В дебрях кочуя, Горная Чуя,
Словно чалдонка, дразнит меня.
Горная Чуя, сердце врачуя,
На перекатах плещет, звеня.

Горная Чуя – чудо Природы!
В светлом порыве Север зачат.
Чайки речные чиркают воду,
«Чудная Чуя!» – чайки кричат.

– Горная Чуя, – тихо шепчу я, –
Горная Чуя, вечно свети.
Чёрную силу чувствует Чуя,
Чёрную силу, Чуя, смети!

От вымиранья – чур тебя, Чуя!
– Чур тебя, Чуя! – шепчем слова.
Горная Чуя! Гордая Чуя!
Чуя святая! Чуя – жива!

 

ТАТЬЯНЕ СУРОВЦЕВОЙ,
автору книги «Крыло судьбы»

Мы – птицы, мы – зяблики, мы – свиристели.
Мы пели, мы снились, наверное, Богу.
Мы в жизненной повести нашей летели,
Как мысль от пролога летит к эпилогу.

Мы – космос, мы облако видеть хотели.
От скал отрывались, где яшма и сланцы.
Куда мы спешили, куда мы летели
На призрачном нашем «Летучем голландце»?

Да нет же! И вправду канаты гудели,
На палубе брызги взлетали до солнца,
И мы по Байкалу с тобою летели,
Объятые светом до самого донца.

Куда мы летели? Мы счастья хотели!
За счастье цеплялись. Не надо цепляться.
Мы с палубы звонкой, как с жизни, слетели
Туда, где уставшие души пылятся.

Среди мировой поднебесной крутели
Вздымалось холодное мёртвое солнце.
И крыльев не стало. Мы в бездну летели
На голое дно. Где ни сна, ни оконца.

Мы – птицы, мы – зяблики, мы – свиристели.
Неужто мы прокляты или убиты?
Давай оживём и по первой метели
Давай долетим до ближайшей ракиты.

* * *
Е. М.

Начало июля. Серебряный дождь.
Звенит по асфальту стаккато капели,
И ты в серебре, в золочёной купели
Со мною в обнимку по лету идёшь.

А юность стрижом или пулей сквозит,
Кричит нам вослед и крылом задевает.
Судьба нас в игольное ушко вдевает,
И прошлое ниткой за нами скользит.

…Свирепые зимы встречаем вдвоём
И снова идём через пропасть в обнимку,
Проходим сквозь взрывы, как будто
сквозь дымку,
И помним себя под июльским дождём.

 

ОДА БАЙКАЛУ

Живое зеркало Байкала
В оправе скал.
Скала к скале.
Здесь совершенство отыскало
Себя в байкальском хрустале.

Здесь небо в море уместилось,
Рисунок гор – неотразим!
В распадках ветры угнездились:
Култук, сарма и баргузин.

Здесь быть и жить необходимо –
У этих вод, у этих скал.
От зла да будет оградимо
Твоё вместилище, Байкал!
Порою ты клокочешь гневно,
То пустишь рябь, то гонишь вал…
И мне охота каждодневно
Читать, как Библию, Байкал.

Оно почти невыразимо,
То чувство древнее во мне,
Когда на крыльях баргузина
Душа несётся по волне.
Но, чу! Глухая ночь упала…
Деревья спят, и люди спят.
Лишь где-то рядом запоздало
Во тьме уключины скрипят.

Я, ощутив Байкала трепет,
В нем звёздную увидел взвесь.
Скажите, звёзды, а на небе
Подобное Байкалу есть?
Он вечный!
Вещий!
Драгоценный!
Он место в космосе искал…
И если есть душа Вселенной,
То это всё-таки Байкал!