«И МЫСЛИЮ ВЫСОКОЙ ОЖИВИЛ…» ПУШКИН И ЕРШОВ

Татьяна СОЛОДОВА

Татьяна Ильинична Солодова, писатель-крае­вед, автор 23 изданных книг, основатель серии «Жизнь замечательных людей Тобольска» (ЖЗЛТ). Неоднократный лауреат регионального конкурса «Книга года». Награждена медалью 2-й степени «За вклад в развитие генеалогии и прочих специальных исторических дисциплин» и медалью «Н. Рубцов» «за значительный вклад в развитие краеведения Сибири, за литературно-краеведческие труды, развивающие «в назидание потомству» глубокое чувство патриотизма».
Член-корреспондент Петровской академии наук и искусств (Московское отделение).


Пушкина называют солнцем нашей словесности. Его личность, ум и гений осветили всю русскую литературу, и этот свет вызвал к жизни новые блистательные идеи, темы, направления и таланты.
Среди этих талантов был и сибирский поэт П. П. Ершов.
Моцарт и… нет, не Сальери – Гайдн; Бетховен и Шуберт, совершенство гения и мастерство таланта – вот соотношение родных нам имён Пушкина и Ершова.
Они не были и не могли быть друзьями. В 1834 году, когда они познакомились, Александр Пушкин – знаменитый тридцатипятилетний поэт, Петруша Ершов – девятнадцатилетний студент Петербургского университета, приехавший из далёкой Сибири. Пылкий, быстрый холерик и неуклюжий, неторопливый флегматик. Любитель светских развлечений, балета, дружеских пирушек («Я любил и до сих пор люблю шум и толпу» – из письма Пушкина) и замкнутый, стеснительный провинциал…
«Они сошлись. Волна и камень, стихи и проза, лёд и пламень не столь различны меж собой» – это не только про Онегина и Ленского, это про Пушкина и Ершова. Но сошлись не как равные: Александр Сергеевич был кумиром для юного студента. Близость сказывалась не во внешнем, а во внутреннем – в жажде творчества, в пылкости и одухотворённости мыслей, в желании послужить родине – стихами ли, делами ли, – в высоких нравственных идеалах.
Разве мог когда-нибудь подумать гимназист Петя Ершов, с восхищением читая стихи Пушкина, что он не только увидит своего любимого поэта, но и неоднократно будет беседовать с ним?! Познакомил их университетский профессор Плетнёв, которому юный стихотворец робко показал заветную тетрадку со сказкой «Конёк-Горбунок». Плетнёв был несказанно потрясён этим шедевром, написанным внешне не примечательным студентом, молчаливо сидящим на его лекциях. Профессор принёс тетрадь своему близкому знакомому – Пушкину. Александр Сергеевич, как известно, пришёл в большой восторг: он, как истинный гений, был далёк от сальеризма, ценил таланты и искренне радовался, открывая новые. Вспомним, как высоко Пушкин оценил мемуары женщины-кавалериста Надежды Дуровой «Записки двенадцатого года». Именно он открыл ей дорогу в литературу.
Во время пребывания Ершова в Петербурге знаменитый поэт и студент-сибиряк неоднократно встречались. Об этом П. П. Ершов вспоминал в течение всей своей жизни.
Мы знаем, что талант Пушкина тоже проявился очень рано, ещё в лицейские годы. Батюшков, прочитав элегию «Редеет облаков летучая гряда», написанную семнадцатилетним поэтом, воскликнул: «Злодей! Как он начал писать!»
Сибирь – вот что объединило Пушкина и Ершова. Да, Александр Сергеевич никогда не бывал за Уралом, не видел сибирский стольный град Тобольск с его белоснежным кремлём. Но он был связан с нашим краем очень крепкими нитями. В Тобольске жили ссыльные предки поэта и по отцовской, и по материнской линиям. По отцовской – Евстафий Иванович Пушкин и Никита Иванович Пушкин, которые служили тобольскими воеводами в самом начале XVII века. По материнской – известный чёрный прадед Александра Сергеевича А. П. Ганнибал, посланный в Тобольск майором гарнизона.
В лицее вместе с Сашей Пушкиным учился сын тобольского губернатора Александр Корнилов.
В губернском городе Сибири служил приятель поэта В. Д. Соломирский, они часто обменивались письмами. Писатель-сибиряк И. Т. Калашников, переехавший из Тобольска в Петербург ещё в 20-е годы XIX века, не только был знаком с Александром Сергеевичем, но и подарил ему свои произведения, действие в которых происходит в Сибири. Знал Пушкин и про тобольского историка П. А. Словцова.
Поэт часто беседовал с известным русским историком Д. Бантыш-Каменским, в 20-е годы XIX века исполняющим должность гражданского губернатора Тобольска, а позже проживающим в Москве. Бантыш-Каменский известен многими добрыми делами, улучшившими жизнь тоболяков. Он проявил большое участие к декабристам, в то время провозимым через Тобольск к месту каторги в Восточную Сибирь.
В последние годы жизни Александр Сергеевич очень интересовался Сибирью и особенно походом Ермака. Биографы отмечают, что он хотел написать историю этого края. К сожалению, смерть великого поэта не позволила осуществиться этому плану.
Юношеское благоговение перед гением Пушкина Ершов сохранил на всю жизнь.
Один из самых серьёзных исследователей жизни и творчества П. П. Ершова В. Г. Утков предполагает, что связи между двумя поэтами более глубинные: зная о намерении Ершова возвратиться в Сибирь, Пушкин хотел установить через него связи с декабристами, что официальным путём, почтой было сделать нельзя. Свидетельство того, что по отношению к Ершову Пушкин имел потаённые намерения, – его стремление не афишировать близкое знакомство с сибиряком или, по крайней мере, не упоминать о нём письменно. В бумагах Пушкина мы не найдём даже фамилии Ершова. Естественно представить и то, что Пушкин никогда бы не поручил такую миссию человеку, которого плохо знал или на которого нельзя было надеяться, – неединомышленнику. Следовательно, можно предположить, что поэты разговаривали не только о литературе, но и обсуждали общественные проблемы своего времени, находили общий язык, общие взгляды и интересы.
В 1836 году Ершов возвращается из Петербурга в Тобольск. В это время здесь уже два года проживал в ссылке поэт-декабрист Н. Чижов. Несколькими годами позже сюда же направляются его товарищи по восстанию. Колония декабристов в Тобольске являлась самой многочисленной. Как известно, Ершов был близок со многими опальными дворянами, которые поддерживали его духовно, верили в его талант. Некоторые свои произведения Пётр Павлович впервые читал на вечерах у одного из самых авторитетных тобольских декабристов – М. А. Фонвизина. Надо думать, разговор о Пушкине не раз возникал в декабристском кружке.
Вдова Кюхельбекера, перед смертью переведённого с семьёй в Тобольск, вспоминала, как часто приходил к её мужу, страдающему от чахотки, П. П. Ершов, и они долго беседовали, неоднократно вспоминая Пушкина.
Узнав о трагической смерти великого поэта, Ершов пишет стихотворение «Кто он?»:

Он лёгок – как ветер пустынный,
Он тяжек – как меч славянина,
Он быстр – как налёт казака.
В нём гений полночной державы…
О, где вы, наперсники славы?
Гремите!.. Вам внемлют века!

Солнце Пушкина освещало собой не только личность Ершова, но и его творчество. Вслед за великим учителем он погружается в стихию устного народного творчества, в поэзию сказки и песенных мотивов.
Всем известна роль в жизни и творчестве Пушкина женщины из самых недр русского народа – няни Арины Родионовны. С раннего детства нашими близкими друзьями становятся Кот Учёный, Гвидон, «тридцать витязей прекрасных», белка, поющая песенки, Золотая Рыбка. Мы сочувствуем безропотному старому труженику – рыбаку – и возмущаемся жадностью его жены, коварству сватьи Бабы Бабарихи. Чудо сказок «О рыбаке и рыбке», «Золотой петушок», «О царе Салтане»… всегда с нами. М. Горький писал о Пушкине: «…он изумительно, с блестящим юмором изложил гибким, звонким стихом мудрые сказки русского народа…»
Девятилетним мальчиком привезли Петрушу Ершова в Тобольск, чтобы дать хорошее образование. Оставили его со старшим братом Николаем в доме родственников матери – купцов Пилёнковых. «Сам» Н. С. Пилёнков был человеком большого природного коммерческого дарования, торговал с севером и югом, любил привечать людей прохожих: ямщиков, бродяг, паломников, солдат, странников. Они и небылицы всякие порасскажут, и новостями поделятся: на большой дороге много чего услышать можно. А потом, глядишь, это и в купеческих делах пригодится.
Мальчики Ершовы, особенно Петя, пропадали по вечерам в людской. Здесь часто рассказывались волшебные истории, пелись песни: то протяжные, грустные, то залихватские, разудалые, а порой – вполголоса – от слушателя к слушателю перекатывался злой и меткий народный анекдот.
Вот отсюда, наверное, и начал свою победную скачку по всей России добрый и умный Конёк-Горбунок. Поднимаясь вверх над облаками, опускаясь вниз к полям и лесам, он незримой тенью проникал в дома богатых и бедных, жителей столиц и деревень, становясь всеобщим любимцем многих поколений людей. И до сих пор легко перелетает он границы и океаны, приземляется на страницы книг в Германии и Италии, Китае и Индии, добирается до далёких от России Аргентины и Бразилии. Ершов удивительно точно сумел воплотить в своей сказке народное начало. Сам он скромно замечал: «На „Коньке-Горбунке“ воочию сбывается русская пословица: не родись ни умён, ни пригож, а родись счастлив. Вся моя заслуга тут, что мне удалось попасть в народную жилку. Зазвенела родная – и русское сердце отозвалось».
Сказки Пушкина и Ершова – урок «добрым молодцам» и детского возраста, и взрослого. Ясный, простой, лёгкий и вместе с тем яркий художественный язык, стройность и чёткость композиции, волшебные образы, поэтические краски, динамика развития сюжета, логичность и последовательность изложения в сочетании с занимательностью – всё это и понятно, и увлекательно для детей. Вместе с тем – это произведения и для взрослых, раскрывающие глубины русского национального характера и психологии, поражающие органичностью слияния поэтики народного творчества с талантом и фантазией авторов, заставляющие задуматься над многими далеко не сказочными проблемами, имеющие символику, тяготеющую к современности, будь то XIX, XX или XXI век.
«Намёк» сказок предназначался не только «добрым молодцам», но и совсем не «добрым», и не «молодцам». И в сказках Пушкина, и в «Коньке-Горбунке» Ершова явно чувствуется сатирическая направленность. Не случайно «Конёк-Горбунок» только в четвёртом издании, в 1856 году, впервые вышел без цензурных точек. Известен и тот факт, что в 1853 году сказка Ершова была совсем запрещена к изданию.
Интерес к фольклору и у Пушкина, и у Ершова выходил за рамки сказки. Они оба высоко оценивали устное народное творчество как показатель таланта и одухотворённости народа не только в сказке, но и в песнях. Горький писал: «Пушкин был первым русским писателем, который обратил внимание на народное творчество и ввёл его в литературу, не искажая…». Пушкин первый сумел усвоить «дух русского народа», по выражению Н. Гоголя. Ещё на юге поэт начал собирать и записывать народные песни, например о Стеньке Разине. Современники вспоминали, как он, одетый в русское платье, в поддёвке и косоворотке, ходил по базарам, вмешивался в народную толпу, вслушивался в простонародную речь, присматривался к народным обычаям и обрядам. Сохранились записи народных песен, которые делал Александр Сергеевич: «Как за церковью, за немецкой», «В лесах дремучих», «Один-то был у отца, у матери единый сын».
Яркими образцами использования традиций народной песни у Пушкина являются стихи «Бесы», «Жених», «Русалка», «Гусар», «Утопленник».
Белинский писал: «Никто из русских поэтов не умел с таким непостижимым искусством спрыскивать живою водою своей творческой фантазии немножко дубоватые материалы народных наших песен… Пушкин умел извлечь из неё (народной поэзии. – Т. С.) дивную поэму, наполовину фантастическую, наполовину фактически-положительную и в обоих случаях удивительно верную поэтической действительности русской жизни».
Ершов удивительно точно и художественно достоверно вводил в своё творчество стихию народной песни. Это его произведения: «Молодой орёл», «Песня казака», «Русская песня», «Желание любви», «Кольцо с бирюзою». Но, пожалуй, самое яркое в этом отношении его стихотворение «Песня старика Луки», не случайно оно было положено на музыку известным композитором А. А. Алябьевым:

Вдоль по улице широкой
Молодой кузнец идёт;
Ох, идёт кузнец, идёт,
Песню с посвистом поёт.
Тук! Тук! Тук! С десяти рук
Приударим, братцы, вдруг.

Интерес Пушкина и Ершова к народному творчеству не ограничивался русскими сказками и песнями: он был гораздо шире. У Пушкина – арабские мотивы: «Сказка о золотом петушке», «Подражания Корану», где каждый стих проникнут духом восточной поэзии:

Земля недвижна; неба своды,
Творец, поддержаны тобой,
Да не падут на сушь и воды
И не подавят нас с собой.

Зажёг ты солнце во вселенной,
Да светит небу и земле,
Как лён, елеем напоенный,
В лампадном светит хрустале.

Творцу молитесь; он могучий:
Он правит ветром; в знойный день
На небо насылает тучи;
Даёт земле древесну сень.

Он милосерд: он Магомету
Открыл сияющий Коран,
Да притечём и мы ко свету,
И да падёт с очей туман.

У Пушкина есть цикл стихотворений «Песни западных славян». Большинство этих стихов Пушкин заимствовал из сборника французского писателя Мериме, который, в свою очередь, переделывал сербские и далматские народные песни. Но Пушкин сумел уловить и точно передать национальную самобытность оригинала.
П. П. Ершов очень интересовался фольклором сибирских народов. Он пишет оперу-фарс «Якутские божки» (на основе якутской легенды). Она была поставлена на сцене самодеятельного гимназического театра в Тобольске.
Особенно яркой и талантливой является его поэма «Сузге», основанная на татарских преданиях. Сузге – вторая и любимая жена сибирского хана Кучума. Он построил для неё городок – Сузгун. Во время похода Ермака, когда казаки подошли к Сузгуну, молодая женщина убила себя, чтобы не достаться завоевателям. Эта поэма совершенно необычна для литературы того времени. Понимая и принимая историческую неизбежность завоевания Сибири, Ершов с большим уважением относится к национальным традициям, чуждому ему вероисповеданию, к исторической трагедии татарского народа. Ершова одинаково восхищают храбрость и стойкость обеих сторон. В его поэме татары и русские испытывают друг к другу искреннее уважение и хотят избежать лишних смертей и страданий. Ермак говорит своему атаману Грозе:

«Ты, Гроза, пойдёшь к Сузгуну
Со своею всей дружиной,
И уж волей иль неволей,
А возьми Махмет-Кула;
Только помни благость бога,
Не губи напрасно всех».

Во взгляде умирающей Сузге нет мести:

Это не был взор отмщенья,
Это был – последний взор.

Татарская фольклорная тематика отражается и в прозе Ершова – цикле рассказов «Осенние вечера». Заслуга тобольского писателя заключается в том, что он первый познакомил культурную читательскую публику с татарским устным народным творчеством.
Показателем истинной народности творчества поэта является то, что его стихи уходят в народ, перестают осмысляться как авторские; превращаются в песни, народные и композиторские. Это произошло со многими произведениями как Пушкина, так и Ершова. Десятки стихов Пушкина стали романсами, по мотивам его поэм созданы балеты и оперы. Музыку к ним писали многие известные русские композиторы: Чайковский, Мусоргский, Алябьев, Бородин… Давно уже как народные песни поются стихотворения Пушкина «Чёрная шаль», «Под вечер осенью ненастной», «Узник». Это общеизвестно.
Сведения о музыкальном оформлении произведений Ершова не так распространены. А между тем на слова его стихов писал музыку Алябьев, «Конёк-Горбунок» стал балетом ещё при жизни автора с помощью композитора Пуни, а в XX веке – Родиона Щедрина. Композитор-тоболяк И. И. Корнилов написал оперу ­«Сузге» – первую, написанную в Сибири ­сибиряком и на сибирский сюжет. Поэма «Сибирский казак» превратилась в народную песню.
В творческом наследии Ершова есть одно кажущееся загадочным стихотворение. Это «Зимний вечер» (1839):

Воет ветер, плачут ели,
Вьются зимние метели;
Бесконечной пеленой
Виснет хмара над страной.
Ни ответа, ни привета –
Лишь порою глыба света
Дивной радуги игрой
Вспыхнет тихо за горой;
Лишь порою, дея чары,
Глянет месяц из-за хмары,
Словно в повязи венца
Лик холодный мертвеца.
Скучно! Грустно! Что же, други,
Соберёмся на досуге
Укоротить под рассказ
Зимней скуки долгий час!
Пусть в пылу бессильной злобы
Вьюга вьёт, метёт сугробы,
Пусть могильный часовой
Ворон плачет над трубой.
Что нам нужды? Мы содвинем
Круг весёлый пред камином
И пред радостным огнём
Песнь залётную споём.
Сок янтарный полной чаши
Оживит напевы наши,
И под холодом зимы
Юг роскошный вспомним мы.

В нём настолько прозрачны и очевидны пушкинские мотивы, что кажется, это не случайно. Во-первых, само название «Зимний вечер» вызывает в памяти известнейшее одноимённое стихотворение А. С. Пушкина. Во-вторых, сравним начало обоих стихов. У Пушкина:

Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя,
То по кровле обветшалой
Вдруг соломой зашуршит,
То, как путник запоздалый,
К нам в окошко застучит.

Образ зимней бури, непогоды создаётся и в том, и в другом произведении как символ смятенности, душевной дисгармонии, хаоса. В-третьих, вторая часть стихотворения Ершова ассоциируется с «Вакхической песней» Пушкина:

Полнее стакан наливайте!
На звонкое дно
В густое вино
Заветные кольца бросайте!
Подымем стаканы, содвинем их разом!

Возникает вопрос: зачем, с какой целью задумана Ершовым эта прямая перекличка с Пушкиным? Очевидно, для того, чтобы подчерк­нуть духовную близость с великим поэтом, его творчеством, живую память о нём, наследование его традиций. И таким образом, это стихо­творение условно можно назвать «пушкинским».
В поэтическом наследии Ершова мы, пожалуй, не найдём политически тенденциозных стихов. Однако есть некоторые строки в его произведениях, дающие определённое направление мыслям: они могут восприниматься как отклик на какие-то общественные явления.
В стихотворении «Зимний вечер» привлекают внимание первые строки. Почему возник образ «хмары над страной»? Слово «страна» здесь как будто чужеродное. Ведь ветер и зимняя метель, «хмара» не могут быть одновременно над всей страной. Да и дальнейшие строки тоже можно понять в иносказательном смысле, особенно образ «могильного часового» – «ворона». Зная год написания этого стихотворения – 1839, – можно предположить, что это свое­образный отклик Ершова из далёкой Сибири на политическую реакцию 30-х годов. Обращение к друзьям в этом стихотворении вызывает в памяти не только Пушкина, но и друзей Пушкина и Ершова. А кто они? Декабристы.
Дружба с декабристами (у Пушкина – до восстания, у Ершова – после восстания в Сибири) связывает этих двух поэтов. Образы декабристов – друзей Ершова – возникают в сознании читателя естественно, если вспомнить, что в это время поэт в Тобольске был близок со многими ссыльными революционерами.
Интересен и образ «песни залётной». Слово «залётный» многозначно: залётный – прилетевший свободно, залётный – вольный, а всё вольное запрещено. Значит, «залётная песня» – о воле, о запрещённом. Таким образом, в этом стихотворении можно усмотреть тему политическую, тему декабристскую.
Итак, стихотворение «Зимний вечер» средствами поэзии утверждает связь и преемственность декабристов, Пушкина, Ершова. Это, если так можно выразиться, декабристско-пушкинское стихотворение Ершова.
Такая перекличка с пушкинской поэзией у Ершова не единична. И это убеждает нас в том, что Пётр Павлович сознательно хотел вызвать в памяти читателей (слушателей) своих стихов образ Пушкина, вспомнить о его духовном наследии.
Вскоре после «Зимнего вечера» Ершов создаёт цикл стихотворений «Моя поездка». Первое из них, «Выезд», он начинает словами: «Город бедный! Город скушный!» «Моя поездка» была прочитана автором на литературном вечере у М. А. Фонвизина. Один из слушателей заметил, что первая строка заимствована из стихотворения Пушкина «Город пышный, город бедный» (1829). Однако близки не только эти строки, а весь строй ритмико-интонационных и лексико-синтаксических средств выражения. Для доказательства приведём всё небольшое стихотворение Пушкина:

Город пышный, город бедный,
Дух неволи, стройный вид.
Свод небес зелёно-бледный,
Скука, холод и гранит –
Всё же жаль мне вас немножко;
Потому, что здесь порой
Ходит маленькая ножка,
Вьётся локон золотой.

И начало стихотворения Ершова:
Город бедный! Город скушный!
Проза жизни и души!
Как томительно, как душно
В этой мертвенной глуши!
Тщетно разум бедный ищет
Вдохновительных идей;
Тщетно сердце просит пищи
У безжалостных людей.
Изживая без сознанья
Век свой в узах суеты,
Не поймут они мечтанья,
Не оценят красоты.

У Пушкина – «дух неволи», у Ершова – «проза жизни и души», у Пушкина – «скука», «холод», у Ершова – «томительно» и «душно», «мертвенная глушь». И у обоих поэтов главное – мотив несвободы, духовной тюрьмы. Оба стихотворения построены на контрасте. В пушкинском контрастен сам Петербург: «пышный» и «бедный», «дух неволи» и «стройный вид», «скука», «холод», но и радость, ведь там «ходит маленькая ножка, вьётся локон золотой». В стихотворении Ершова провинциальный город с его духотой, томительной глушью, «безжалостными людьми», которые не понимают искусства, не ценят прекрасное, противопоставлен вольности природы, где распрямляется душа поэта и из его груди рвутся громкие песни. Город и поэт чужды друг другу. Природа и поэт – едины. Финал стихотворения Пушкина несколько сводит на нет серьёзность начала, чего не наблюдается у Ершова. У него – прорыв из «убийственных цепей» на волю, которая ассоциируется с природой: «широким полем» и «цветными лучами». Хотя прорыв этот пока не осуществился, он в ближайшем будущем:

Прочь убийственные цепи!
Я свободен быть хочу…
Тропу, тропку мне – и в степи
Я стрелою полечу!

Я паду на грудь природы,
Слёз струями оболью,
И священный день свободы
От души благословлю!

Надо отметить, что стихотворение Пушкина «Город бедный!» в свою очередь является во многом нарочитой перекличкой с патриотическим стихотворением Ф. Н. Глинки «Москва». Если у Пушкина эмоциональное восприятие Петербурга сочетает в себе тоску и лёгкую иронию, то Глинка серьёзен в своём воспевании величия, красоты и силы Москвы как столицы российской империи. Это действительно «матушка Москва»:

Город чудный, город древний,
Ты вместил в свои концы
И посады, и деревни,
И палаты, и дворцы!..

Исполинскою рукою
Ты, как хартия, развит,
И над малою рекою
Стал велик и знаменит!..

Процветай же славой вечной,
Город храмов и палат!
Град срединный,
Град сердечный,
Коренной России град.

Судьбы и Пушкина, и Ершова – каждая по-своему – трагичны. Ершов пережил много смертей: ранняя утрата родителей и старшего брата, двух жён и нескольких детей. Пушкин нелепо погиб в неполных тридцать восемь лет, а ведь он был в самом расцвете своего таланта. В. Ф. Одоевский писал: «Солнце нашей поэзии закатилось! Пушкин скончался во цвете лет, в середине своего великого поприща!» В жизни Пушкина встречалось много драматических моментов. Не всегда его понимали близкие, объективно оценивала критика. Нападали на него и минуты уныния. Но лишь минуты. Пушкину были присущи гармоничность внутреннего и внешнего, мудрость понимания жизни  – отличительные черты гения:

Но не хочу, о други, умирать;
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать,
И ведаю, мне будут наслажденья
Меж горестей, забот и треволненья…
Вспомним «маленькую ножку» и «локон золотой» из стихотворения «Город пышный, город бедный…». Возникшие в сознании поэта как предчувствие радости жизни, они ослабляют тягостное ощущение «духа неволи» и «тоски».
А Блок называл Пушкина «сыном гармонии». Он писал: «Пушкин так легко и весело умел нести своё творческое бремя, несмотря на то, что роль поэта – не лёгкая и не весёлая; она трагическая; Пушкин вёл свою роль широким, уверенным и вольным движением, как большой мастер».
Мировосприятие Ершова было иным: более противоречивым. То в его душу вселялся оптимизм, и тогда Пётр Павлович верил в себя настолько, что мог иронизировать над собой. 24 января 1862 года он написал под своим портретом, созданным тобольским художником М. С. Знаменским:

Не дивитеся, друзья,
Что так толст и весел я:
Это – плод моей борьбы
С лапой давящей судьбы;
На гнетущий жизни крест
Это – честный мой протест.

То Ершов впадал в уныние, считал себя бездарным, а жизнь неудавшейся. Тогда всё казалось ему мрачным, безысходным, бездуховным и бездушным:

Я всё бы отдал – жизнь и славу,
Лишь бы из чаши бытия
Вкусить блаженство и отраву
В струях волшебного питья.
Но годы идут без возврата,
Напрасно сердце я зову;
И может быть, до дней заката
Я жизнь бесстрастно отживу.

Пушкин гениально проявил себя в разных видах и жанрах литературы: в прозе, поэзии, драматургии; в сатире, лирике и хронике. Ершов пробовал себя реализовать в широком диапазоне словесного творчества. Успехи его были гораздо более скромными: он не являлся реформатором.
Имя Пушкина уже в двадцатые годы XIX века гремело по всей стране. Белинский пишет: произведения Пушкина «читались всею грамотною Россиею; они ходили в тетрадках, переписывались девушками, охотницами до стишков, учениками на школьных скамейках, украдкою от учителя, сидельцами за прилавками магазинов и лавок. И это делалось не только в столицах, но даже и в уездных захолустьях».
Чернышевский: «Он был первым поэтом, который стал в глазах русской публики на то высокое место, какое должен занимать в своей стране великий писатель».
Ершова знали только как автора «Конька-Горбунка» и то не все. Простой читатель сказки мало обращал внимания на имя, указанное на обложке книги. Конёк-Горбунок ускакал от своего автора в народ и стал восприниматься им как «своё» произведение. С одной стороны, это было показателем высокого уровня произведения и его большой популярности, а с другой – порождало у автора чувство горечи. Что касается других произведений Ершова: стихов, песен, сатиры, прозы, драмы – они остались незамеченными или не оценёнными по достоинству. Отодвинутый условиями периферийного бытия из центров развития современной ему литературы, на фоне таких гигантов пера, как Лермонтов, Гоголь и Тютчев, писатель-сибиряк оставался почти не замеченным читателями и критиками. Например, очерк о его жизни и творчестве не включался ни в гимназический курс словесности до революции, ни в школьный или вузовский учебник по литературе в советский период.
Однако время всё поставит на свои места. Ершов внёс значимый вклад в развитие русской литературы. Он поддержал и продолжил высокие нравственно-эстетические критерии «основы всех основ» нашей литературы – гения Александра Сергеевича Пушкина.
В стихотворении «Вопрос» (1837) П. П. Ершов называл поэтом того,
…кто светлыми мечтами
Волшебный мир в душе своей явил,
Согрел его и чувством, и страстями
И мыслию высокой оживил…

Поэтическое дарование Ершова нельзя сравнивать с гением Пушкина, но оба они «оживляли» мир и искренними чувствами, и благородными мыслями.

Татьяна Солодова


ИСПОЛЬЗУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. Саводник В. Очерки по истории русской литературы XIX века, часть первая, изд. 3-е. – М., 1907.
2. История русской литературы XIX века (1-я половина) / под ред. проф. С. М. Петрова. – М.: Просвещение, 1973.
3. Ревякин А. И. История русской литературы XIX века (1-я половина), изд. 2-е. – М.: Просвещение, 1981.
4. Белинский В. Г. Статьи о Пушкине. – М.: Художественная литература, 1974.
5. Симонов Г. И. П. П. Ершов в музыке и пении. – Тобольск: изд. ОИК при музее Тобольского Севера, 1922.
6. ПлатоноваИ. Ф. Уважение к минувшему, изд. 3-е. – Тобольск, 2006.
7. Ершов П. П. Стихотворения. – М.: Советская Россия, 1989.
8. Пушкин А. С. Собр. соч. в 10 томах. – Т. X. – М.: Правда, 1981.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.